Безумие стали

Трувер наконец-то подстроил лютню, резким перебором привлек к себе внимание – умолкли даже захмелевшие стражи – и нежно тронул пальцами струны, рождая мелодию. Звуки баллады поплыли по притихшему трактиру. Голос у певца оказался приятным, Ульрих перестал жевать и прислушался. В задымленном светильниками воздухе соткались образы призрачного защитника предназначения, обвинителя неравной любви и мудрого проповедника, радеющего за покорность судьбе. Кларисса нетерпеливо дернула рукой – ближний к двери кирасир распахнул створку полностью. В комнату хлынули слова последнего куплета:

Мгновение тишины – и зал взорвался приветственными криками. Трактирщик поднес труверу кружку с холодным элем. Ульриху баллада понравилась, в прежних постоялых дворах тоже обретались бродячие певцы, но пели они не в пример хуже. Чем ближе к столице, тем больше талантов, подумал Уль и наполнил кубок, чтобы запить жирное мясо. Леди-мать прикрыла глаза и молча предавалась впечатлениям от услышанного. В зале тем временем шел спор о следующей песне – стражники требовали «Короля Кира», а фермеры хотели «Озорную русалку». После спора сошлись на «Весельчаке Робине». Трувер промочил горло и подчинился мнению большинства.

К Западным воротам карета подъехала точно к открытию. Здесь уже толпились люди, стояли подводы, следующие на рынок. Стражники проверяли телеги, ворошили товар, а кого и пропускали сразу, пряча в потной пятерне серебряную монетку. Кирасиры прошли через скопище торговцев, как клин конницы сквозь нерадивую пехоту. Купцы ругались, но, завидев герб Тронвольдов, послушно освобождали проход, подводы жались к стенам домов.

В преддверии столицы леди Кларисса похорошела – глаза засверкали, щеки покрыл румянец. В нетерпении она то и дело выглядывала в окно, подгоняя возницу. Возбуждение матери передалось и Ульриху, он высунулся в другое окошко. Мимо проплывали каменные особняки, юноша разглядывал прохожих и махал военным. Их было на удивление много: куда-то спешили гонцы с донесениями, промаршировали две роты в начищенных панцирях, вдалеке слышались звуки рожков. Карета выбралась на улицу Ювелиров, проехала по Эшафотной площади, впереди показался королевский дворец. Леди Кларисса решила сразу ехать к сестре, а кирасиры поскакали в особняк Тронвольдов.

Первое, что бросалось в глаза – стоящая во дворе огромная глыба мрамора. С одной стороны её подпирала крепостная стена, с другой опоясывали леса. Ровный некогда камень понемногу превращался в огромную статую. Искусный мастер с похвальной точностью вырезал доспехи, длинный меч, держащие его согнутые в локтях руки, похожие на колонны ноги в пластинчатых сапогах. Оставалось изобразить лицо, но тут вдохновение, видимо, покинуло скульптора – поднятое забрало шлема открывало плоский овал мрамора, лишь слегка тронутый резцом. Высоко, на уровне груди безликого воина, человек в холщовой куртке и выцветших бриджах что-то измерял деревянным ярдом. Чуть поодаль стояли, вцепившись в перила, слуги, из сумок выглядывали рукояти молотков и плющеные концы зубил.

Карета миновала ворота и остановилась у парадного входа. Приветствуя знатных гостей, со стен дворца зазвучали трубы. Рассветное солнце играло на витражах окон, крыши многочисленных башенок венчали позолоченные шпили и флюгера, широкие балюстрады по традиции украшали флаги с коронованным вепрем и полотнища с гербами эрлов. Ажурные решетки закрывали балконы, на открытых переходах виднелись вооруженные алебардами часовые в красно-белых панцирях. Как знал Ульрих, торжественный караул носит скорее декоративный характер, настоящие воины одеваются не так броско. Широкие ступени поднимались к массивным дверям с причудливой резьбой, вдоль бортиков стояли гвардейцы, они же охраняли основание статуи. Ульрих задрал голову. Он знал, чего ждать, но всё равно с трудом узнал в испачканном белой пылью мужчине главу государства. Скульптор оторвался от своего занятия и посмотрел во двор, близоруко щуря глаза.

– Ага, Кларисса! И мой любимый племянник! – воскликнул король.

– Ваше величество! – присела в реверансе леди-мать, Ульрих поспешил склонить голову.

– Проходите в Парадный зал! Моя дражайшая супруга уже там, я сейчас спущусь.

Лакеи в длиннополых ливреях открывали перед ними двери. Леди Кларисса быстро шла вперед, подобрав юбку, а Ульрих успевал подмечать изменения в драпировках и гобеленах со времени последнего приезда. В прошлом году его не взяли во дворец из-за разболевшейся спины, он посещал Таггард две зимы назад, когда победителем королевского турнира стал сэр Ларкин. Великолепный капитан гвардии поверг всех соперников в трех основных схватках и не получил ни одного серьезного ранения – Ульрих завидовал графу и одновременно злился, что ему никогда не стать таким сильным и ловким. Впрочем, Змей ведь не участвовал в состязаниях лучников, уж тут бы я потягался с ним на равных, решил молодой виконт. Черные мысли отступили, даже нога стала ныть меньше. Стуча тростью по затейливой мозаике на полу, Ульрих догнал мать.

– Ваше величество! – произнесла леди, миновав последнюю дверь.

– Ох, Кларисса! Ты ли это? – воскликнула королева Фрига, поднимаясь с кушетки, где сидела в окружении фрейлин.

– Я, дорогая сестрица. Наконец-то мы здесь, я так соскучилась по тебе!

Женщины обнялись. Фрига была старше сестры на пять лет, но разница в глаза не бросалась – королева умело ухаживала за собой, тем более, Ульрих слышал, что ей помогают сохранять молодость зелья стига, живущего во дворце. Тетка заметила его и всплеснула руками.

– Крошка Уль! Как же ты вытянулся! Скоро меня догонишь.

– Здравствуйте, ваше величество. Вы изволите преувеличивать, мне до вас далеко.

– Дети сейчас растут и взрослеют так быстро, – произнесла леди Кларисса и вздохнула. – Уль перед отъездом убил дикаря, хорошо, что не произошло наоборот.

– Даже так? – вопросила королева. – Ты обязательно расскажешь мне, как это произошло, но сперва вам надо умыться с дороги и переодеться.

После ванны Ульрих почувствовал себя посвежевшим. Гридо повыгонял из комнаты набежавших служанок и самолично одел господина в чистое белье. Спина не беспокоила, нога сгибалась и разгибалась, жизнь подмигивала виконту солнечным лучиком из окна.