Допрос с пристрастием

— Где ты видела, Галя, чтобы начальники сами зонты носили? Мне до машины три шага…

Но и три шага могут оказаться непреодолимым расстоянием.

Во дворе элитного трехэтажного дома из радостного желтого кирпича было пустынно: холодный колючий дождь разогнал гуляющих с колясками молодых мам и дышащих воздухом старушек. «Соната» ждала на дороге, за клумбой, водитель сидел за рулем, не сводя взгляда с запертого на кодовый замок подъезда.

Ответив на приветствие консьержки, Степан Васильевич вышел из подъезда. В своем городе он был полновластным хозяином. Это чувствовалось по походке, облику, суровому начальственному взору, выискивавшему всевозможные нарушения и неправильности. На этот раз мусорные баки стояли так, как положено, к тому же были заново покрашены, неправильным, конечно, был неуместный осенний дождик, но он не проходил по ведомству городской мэрии. А вот какой-то парень в мятых затертых джинсах и несвежей куртке, возящийся у мусорных баков, быт явной неправильностью, и Коломиец уже хотел властно его окрикнуть, но тот сам быстро пошел навстречу. И это тоже было неправильно: в Придонске все знали мэра в лицо и боялись его крутого нрава, поэтому бомжи и всякие сомнительные элементы старались не попадаться Степану Васильевичу на глаза. Да они обычно и вообще не заходили в его двор! А этот идет, как будто именно мэр ему и нужен… И что у него за пакет в руке? Точнее, рука в привязанном к ней пакете… Странно. Очень странно!

Коломийцу внезапно стало страшно и захотелось нырнуть обратно в подъезд, отгородившись от подозрительного незнакомца стальной дверью, но он устыдился этого порыва.

— Вы что здесь делаете, молодой человек? — сурово спросил властный грузный мужчина, делая первый шаг к своей машине.

— Вас жду, Степан Васильевич, — буднично ответил тот. Этот ответ должен был успокоить мэра: бывало, в самых неожиданных местах ему пытались всучить всевозможные ходатайства и петиции… Но не успокоил: человек с рукой в пакете не был похож на просителя с очередной жалобой. Скорей на…

Коломиец нахмурил брови. Парень поднял руку, раздался тихий хлопок, сильный удар в грудь развернул Коломийца и отбросил на газон. Парень наклонился. Раздался второй хлопок. Водитель застыл в своей «Сонате», как будто превратился в камень. Хотя оружия он так и не видел, но понял, что происходит нечто ужасное, во что невозможно поверить.

Парень внимательно посмотрел в сторону машины, поднял руку с пакетом. Лицо у него было невыразительным, а оттого еще более страшным. Водитель нырнул под «торпеду». Еще одного хлопка он не услышал, зато услышал, как звякнули стекла, и постарался забиться глубже под сиденье, чтобы его вообще не было видно… Парень, отвязывая пакет, скрылся за углом. Там его ждал старенький мопед, который, как ни странно, завелся с первого раза. Парень оседлал его и неторопливо уехал.

Во дворе по-прежнему лил дождь. В окнах за занавесками мелькали чьи-то силуэты. Стекла в «Сонате» запотели, «дворники» исправно сгоняли воду. Тело мэра Придонска в неестественной позе лежало на газоне, и одежда насквозь промокла. Но ему уже было все равно.

Катя уснула как всегда тихо и незаметно. А Лис поворочался, поворочался — и встал. Привычный к хроническому недосыпу и постоянным стрессам организм раньше двух ночи отключаться не желал. Лунные лучи освещали детский профиль Ребенка. Пухлые губы едва заметно улыбались. Небось заново переживает радость от сегодняшних покупок. Ведь она живет в совершенно ином мире, где «двойка» — повод для расстройства, а новое платье — праздник. Про расчлененные трупы, жестокие убийства и кровавые банды она ничего не знает. Лис провел ладонью по душистым шелковистым волосам, почти не касаясь, словно хотел уловить биотоки, проникнуть в ее мысли, увидеть ее сны… Но это не может сделать даже такой изощренный опер, как он. Стараясь не шуметь, он вышел из комнаты.

На вешалке, в специальном прозрачном чехле, красовалось платье ценой в три месячные зарплаты подполковника милиции. Прямо под ним, без коробки стояли диковинные туфли — с молнией на заднике и на высоченной «шпильке». Еще две зарплаты. Ребенок прекрасно знала, где продаются такие вещи, и явно понимала в них толк. Лис почему-то вспомнил Натаху которая радовалась просто новым сапогам к зиме. Но это было давно, в другое время…

Лис прошел в гостиную, подошел к широченному четырехстворчатому окну, оперся на подоконник. Несмотря на полночь, Магистральный проспект был полон машинами, но двухкамерный стеклопакет гасил уличные шумы. В Покровском сквере отблескивал золотом купол недавно построенного храма. За ним возвышались темные громады недостроенных двадцатиэтажных высоток, в которых квадратный метр стоил пять тысяч евро за стройвариант — голые бетонные стены и пыльный бетонный пол. Отделка с мебелью — еще столько же. Неужели заокеанские миллионеры, мистеры Твистеры, переедут сюда жить? Нет, обычные скромные тиходонцы. Хер его знает, где они взяли такие бабки! Уж не заработали точно. И налоги с них не заплатили — сто пудов. Раньше таких называли крупными экономическими преступниками, хищниками. Но теперь с них никто не спрашивает. Закона такого нет, говорят… Поэтому они уважаемые люди, которые ни от кого не скрываются, а наоборот — бравируют своим богатством…

Да, многое изменилось в городе и во всей стране. Вся жизнь изменилась. И преступная тоже. В отличие от «белых воротничков», для ночных волков законы по-прежнему имеются: для разбойников, грабителей, насильников и прочей нечисти. Вот сейчас выходят из кинотеатра веселые довольные люди, будут продолжать вечер — кто пойдет кофе выпить, кто коктейлями побалуется, кто на ужин… А уже рыщет по ночному Тиходонску симпатичный мужчина лет тридцати пяти, ищет в злачных местах девушку для знакомства — дело обычное, наверняка найдет… Только потом скоропалительной подруге придется ой как плохо… Два мотоциклиста поджидают водителей дорогих машин возле ресторанов Левобережья… Пока отбирали только деньги, часы и ценности, но войдут во вкус — начнут забирать машины, бить, калечить… Ну и «таксист», возможно, выйдет на охоту со своей удавочкой…

Лис вздохнул. Смотреть в окно расхотелось. Он прошел на кухню, вскипятил чайник, но пить не стал. Открыт холодильник, потрогал рукой бутылку «Тиходонской особой» — холодная… Если одну рюмку для хорошего сна, то ничего страшного. Только одной рюмкой, как всегда, не обошлось…

Похороны Степана Васильевича Коломийца прошли торжественно, но нервозно. На улицах было много милиции, кладбище тщательно прочесал и оцепил прибывший из Тиходонска ОМОН. Полированный гроб тонул в море цветов. От венков на могиле было тесно. Провожали мэра в последний путь сотни полторы разнокалиберных придонских руководителей, родственники, товарищи и друзья. Ярко светило солнце. Прибывший из области вице-губернатор произнес прочувствованную речь, из которой следовало, что погибший был кристально честным человеком, прекрасным руководителем, несгибаемым борцом за процветание Придонска и счастье его жителей. Причину и обстоятельства «трагической гибели» мэра Пастряков обошел молчанием, хотя в конце туманно сказал, что виновные получат по заслугам, при этом почему-то огляделся по сторонам.

По правую руку от вице-губернатора стоял Николай Николаевич Спиридонов, он же вел траурную церемонию и вторым произнес прощальную речь. Опытные номенклатурщики тут же сделали далеко идущие выводы. И не ошиблись: только приехав, Пастряков отозвал заместителя мэра в сторону и объявил:

— В общем так, есть мнение тебя поставить. Потом поговорим подробно. Давай, руководи, исполняй обязанности.

Николай Николаевич испытывал двойственные чувства. С одной стороны, сбылась его давняя и затаенная мечта, а с другой — уж очень трагические обстоятельства этому способствовали. Ладно бы Коломийца отправили на пенсию, или он покинул бренную землю естественным путем. А так… Хотя никто ничего официально не сообщает, но каждому ясно — Степана Васильевича убили за отказ продать порт. И история эта не закончена! Недаром не приехал губернатор, недаром Пастряков распорядился принять невиданные меры безопасности, недаром он так напряжен и излучает волны страха… Да и голоса прибывших с ним чиновников заметно подрагивают, и уж конечно не от жалости к убитому мэру… Все боятся! А чего, спрашивается, им бояться? Это мэру Придонска надо бояться, это у него расстрельная должность!