Страница 28 из 41
—Да заткнись ты!
Крыс опасливо полез под стол, подальше от гнева любимой хозяйки, а телефон зазвонил еще истеричнее. Он явно жаждал внимания.
Подушка звуки гасила слабо, и Тамара в который раз пожалела, что не сунула телефон Сазонову. Лешка давно предлагал умерить звук. А она вредничала. Мол, в своем доме командуй. А ей и так сойдет.
Да кто же там такой настырный, а?!
Тамара тяжело вздохнула и водрузила на голову вторую подушку. Настырных в ее окружении долго искать не приходилось. Да любой!
Лельку взять или Лешку. Оба только о себе и думают. Если что нужно, мертвого поднимут, а Тамара пока еще дышит. Не их стараниями!
Или Машку вспомнить. Правда, они с Машкой практически не общаются, это Лелькина подруга, недавняя, кстати. Или она что путает?
Тамара высунула нос из-под подушки: может, в самом деле Машка? Мало ли чем кончилась вчера ее разборка с Ванькой, мужем единственным?
Тамара озабоченно запыхтела: рыжий-то он рыжий, но не дурак, иначе бы денежки в таком количестве не заколачивал. Машка говорила как-то — у Епифанцева вполне легальный бизнес. Автомастерская, что ли. Разбившиеся иномарки реанимирует.
Кстати, если Ванька не кретин, должен наконец понять — Машка не из гулящих. Легкомысленна до предела, это так, но нормальная чистая девчонка. И забавная.
Тамара негодующе отбросила подушки: впрочем, от мужиков дождешься объективности, как же. Лешку Сазонова вспомнишь — хоть сразу петлю намыливай. Все проще, чем искать справедливость.
В Лешке?! И лупа не поможет.
Тамара угадала, звонила Маша. Она еле-еле слышала ее голос сквозь шум воды. К тому же рядом еще и музыку включили.
Тамара бросилась с трубкой к постели, устроилась поудобнее и сказала:
—Говори громче, ничего не слышно.
—Не могу, Ванька под дверью околачивается.
—Под дверью? А… ты где?
—Ванну принимаю. Воду почти на полную мощность открыла и магнитола, слышишь, орет?
—Трудно не слышать.
—Это чтоб поговорить спокойно.
—Хорошенькое спокойствие!
—Сама виновата.
—Я?!
—Ну да. Заморочила Ваньке голову, он теперь от меня ни на шаг не отходит.
—Почему?
Машка хихикнула:
— Наверное, боится — повешусь. Или утоплюсь. Кстати, как это он меня в ванную пустил и дверь дал закрыть? Точно под дверью дежурит, таракан рыжий! Подслушивает.
Тамара закашляла. Машка разудало крикнула:
—И черт с ним! Кроме «бу-бу-бу» ничего не разберет.
Она уменьшила напор воды и сладко пропела:
—Вань, ты здесь?
Тамара услышала невнятный голос Епифанцева. Машка громогласно пояснила любимому мужу:
—Вань, я с подружкой болтаю, ты ее видел. Томкой звать. Мышь мышью, вечно в джинсах да свитере лазит, но ведь переживает после вчерашнего, жалко, неплохая девка….
Тамара потрясенно открыла рот. Ванька что-то забубнил. Маша хохотнула и зычно распорядилась:
—Кофейку поставь, лады? Минут через пятнадцать выйду, позавтракаем.
Напор воды снова увеличился, Маша весело поинтересовалась:
—Что ты там Ваньке вчера наболтала?
Тамара икнула, у нее не было слов. Бессовестная Машка опять обозвала ее мышью! Да еще при своем рыжем пузатом Ваньке.
Нет, понятно, она, Тамара, далеко не красавица. Косметику к тому же не любит, да и джинсы ей удобнее любой новомодной тряпки, но ведь не мышь серая, а? Лелька уверяет: она — миленькая. Лешка вообще в глаза врет — мол, лучше никого в белом свете нет, а Машка…
Сама она мышь. Крыска белая!
Тамара ловила ртом воздух, но Машу ее негодующее сопение ничуть не смутило. Она заставила Киркорова петь еще громче и возбужденно зашипела в трубку:
—Я вчера от страха чуть коньки не отбросила! Ванька пер в спальню так, что я уже с ролью этой… как ее? М-м-м… Дез-демонна. Ну так вот, примирилась. Думаю — пусть душит, Отелло занюханный.
Маша нервно хихикнула.
—Представляешь, лежу смирненько-смирненько, глазки в потолок таращу, окрашиваю мысленно Ваньку в черные тона, ну, раз Отелло — негр, чем я хуже этой… ну, ты поняла, имя у нее самое дурацкое, кто только придумал…
—Шекспир,— почему-то шепотом подсказала Тамара.
—А мне по фигу! Не перебивай,—рассердилась Епифанцева.
Тамара старательно закивала, будто Машка могла ее видеть.
—Короче, лежу я лежу, и тут — бац! Пол трясется, мое сердце тут же в пятках, это Ванька у кровати на колени бухнулся. Меня к себе подгреб, слезами поливает, тормошит, ахинею какую-то несет, а я все, как ты велела, делаю. Едва дышу, в потолок уставилась, ничего не вижу, не слышу, помираю – и все тут. Ванька меня обцеловывает, кого-то в землю зарыть обещается, стерву какую-то, чую — не меня, что прямо-таки удивительно. Ребра трещат, у Ваньки руки железные, но я держусь, прикинь? Помираю категорически! Ваньку в упор не замечаю, бледность интересную напускаю, картина маслом, жаль, ты не видела!
Маша мечтательно вздохнула. Тамара с любопытством спросила:
—А дальше что?
—Дальше неинтересно,— фыркнула Маша.—Дальше пошла проза жизни, то бишь — ночь любви. Рыжий старался, как никогда, у меня до сих пор мышцы ноют, трактор, не мужик. В доме наверняка ночью стены дрожали, Ванька изо всех сил доказывал — его оклеветали. Я у него — единственная, дошло, нет?
—Я это сразу поняла,— осторожно заметила Тамара.
—Когда?
—Ну, когда глаза его увидела. Там, в подъезде. Когда врала, что ты жить не хочешь.
Маша молчала. По-прежнему шумела вода. Филиппа Киркорова сменила какая-то молодежная группа, Тамара не помнила ее названия. Крыс положил голову на постель и таращился на хозяйку, будто что понимал из ее монолога.
Наконец Машка хрипло поинтересовалась:
—А какими были его глаза?
—Встревоженными. По-настоящему.
—Да-а?
—Клянусь.
Тут Маша почему-то отключилась, и Тамара пожалела, что так и не обозвала ее белой крыской.
***
Сон пропал, как и не было. Настроение стало отличным: все-таки она вчера почти спасла Машке жизнь. И любовь. Потому что эта взбалмошная дурочка по-своему любит Ваньку. Хоть и не отдает себе в этом отчета.
Да и Ванька не так плох. Нет, урод редкостный, понятно, и ног из-под брюха не разглядеть, на диету давно пора, но… ничего. Машку обожает, слепой бы заметил. Жаль, грубоват.
Впрочем, ей-то что? Колоритная парочка, такую еще поискать. Одна на весь Череповец. Больше город не выдержал бы, лежал бы в развалинах.
Где только Лелька с Машкой познакомились? В народе болтают — рыбак рыбака видит издалека, вот жизнь Лельку с Машкой и столкнула.
Тамара гуляла с Крысом, оттягивая возвращение домой. Бультерьер что-то чувствовал, смотрел насупленно. Тамара изо всех сил подлизывалась. Даже пообещала непременно угостить его вечером косточкой, вот как только со свидания вернется, так сразу же.
Крыс к ее словам о свидании отнесся в высшей степени недоверчиво. Даже выть пытался, что Тамара пресекла в зародыше: и без того не по себе.
Время летело, через час нужно выходить к автобусу – или лучше поймать машину? — а дурацкие сомнения переполняли Тамару, гони их не гони. Мало она вчера вечером себя изводила, перед сном?
Тамара прекрасно понимала: все равно помчится в Городище. Иначе потом никогда себе не простит. Будет мучаться — что же ее там ждало?
Оставалась еще проблема, из старых. И почти привычная. Тамаре нечего было надеть. Ну, не считая любимых джинсов и свитера.
Правда, можно сгонять в магазин — Лешкины деньги она еще не все растранжирила,— но что покупать? Деловой костюм? Строгое платье? Что-то из вечернего, парадного? Подобие Машкиного «ансамбля»?
Тамара не представляла!
Тем более, она же не знает, кто именно вызвал ее в Городище. Нет, само собой, она стопроцентно уверена — это Марат Баймуратов. Но ему-то к чему брать в голову, что она на первое же приглашение птицей летит? Пусть считает — Тамара представления не имеет, кто ее пригласил.
Тогда… тогда зачем пришла? Ах да, Лешка! Отличная причина. Она явилась в Городище из-за таинственной фразы — «узнать ВСЕ». Поплачется о павших на Лешкину бедную голову несчастьях, скажет — старый друг, даже — старинный, так лучше. Не могла же она не использовать шанс помочь ему?