Уважаемый господин дурак

— Значит, бродяга. Давно у него живете?

Гастон ответил, что провел в доме сэнсэя только одну ночь. Он взывал к богу, чтобы старик как можно скорее вернулся, но из-под моста, куда он ушел, не было слышно никаких шагов. Слух резал только грохот очередного поезда, проходящего по мосту.

— Значит, вы познакомились с сэнсэем только прошлой ночью? — На лице человека в трепещущем свете свечи появилась слабая улыбка: — Помогите мне, иностранец-сан. — Когда Гастон ничего не ответил, он продолжал: — Мне нужна ваша помощь. У меня случился прокол, и я должен заменить колесо.

Знания японского Гастону не хватило, чтобы понять: обращение этого человека к нему неожиданно стало очень вежливым.

— Помогите мне. Я вам заплачу.

Гастон с его робким сердцем отнесся к этому человеку с инстинктивной опаской. Если он пойдет с ним, может случиться все что угодно, и он попробовал уклониться от предложения. Но тут незнакомец скорчился в новом приступе кашля.

«Этот человек болен, — подумал Гастон. — Я все еще подозрителен к людям, — сказал он себе, глядя на человека, которому, по всей видимости, было очень больно. — Зачем я приехал так далеко? Могу ли я еще доверять людям?»

— Я пойду с вами. — И Гастон зашагал за ним.

Они прошли под мостом и повернули налево, в темный закоулок. Слева тянулась длинная бетонная стена, а рядом была припаркована черная машина, еле различимая во мраке.

— Переднее колесо, — хрипло сказал мужчина. — Иностранец-сан, достаньте инструменты из машины.

Гастон подчинился и через полуоткрытую дверь протиснулся в темную машину. Внутри стоял запах духов.

— Сзади, под задним сиденьем. Там должен лежать черный мешок, он там? — спросил человек, стоя у машины и не вынимая рук из карманов.

Гастон пошарил в темноте и нашел между задним сиденьем и задним окном что-то завернутое в материю.

— Это то? — спросил он.

— Да, оно. Не разбейте. — Человек тоже сел в машину. — Осторожнее. Давайте сюда.

Гастон понял, что внутри должно быть что-то хрупкое, однако предмет, завернутый в черную материю, был довольно тяжел. Казалось, сделан из меди или железа.

— Садись! — неожиданно сказал другой голос прямо над головой Гастона. И только сейчас он заметил еще одного человека на переднем сиденье.

— Эндо-сан, вы нашли странного типа, — тихо произнес он. — А что случилось со старым предсказателем?

— Объясню позже. Заводи машину.

Человек на переднем сиденье закрыл дверцу и, не предлагая Гастону выйти, завел мотор. Машина монотонно задрожала, затем тронулась.

— Я...

— Я... — передразнил Гастона человек, которого назвали Эндо. — Мы забираем вас с собой.

— Собака-сан!

— Что?

— Наполеон-сан... — Гастон посмотрел назад и в слабом свете уличного фонаря увидел, как его истощенная псина изо всех сил бежит следом. Гастон прижался лицом к стеклу.

— А-а, Наполеон-сан, вот оно что...

Но Наполеон был слишком стар и болен, он не мог хорошо видеть, куда бежит, и врезался прямо в уличный фонарь. В конце концов он отказался от погони и остался стоять, глядя вслед уходящей машине.

Впервые в своей жизни Гастон почувствовал, как из глубины его тела поднимается комок гнева — подобно сгустку крови. Эта собака была первым существом, которому он помог после приезда в Японию. Она была больше, чем собака, — последние два дня это был его товарищ, с которым он делил все свои невзгоды. В отчаянных глазах псины, которые он увидел в последний момент, отражалась та же печаль, которую ощущал он сам. Как сможет собака дальше жить без него?

— Я выхожу! — Гастон навалился на плечо Эндо, севшего рядом с ним. Он был таким тяжелым, что лицо Эндо искривилось от боли. Черный узел, который он держал в руках, упал на пол. Из него вывалился револьвер «кольт».

Ночь в Санъя

Однако человек в плаще никакого сопротивления Гастону не оказал. Он не успел стряхнуть со своего плеча тяжелую руку француза — его охватил новый приступ. Он приложил ко рту кулак и весь содрогался от кашля.

Если бы Гастон этой возможностью воспользовался, он мог бы легко овладеть револьвером, лежавшим у их ног. Но увидев, как тело Эндо сотрясается от боли, а лицо его на миг стало похоже на морду загнанного зверя, мягкосердечный Гастон отдернул руку.

Эндо вытер рот белым носовым платком, затем внимательно изучил его в пламени зажигалки. Вместе со слюной там виднелись струйки крови, с которых Эндо некоторое время не сводил глаз.

«Этот человек болен», — опять подумал Гастон. Он повернулся спиной к окну и с болью в сердце вспомнил согнувшееся от кашля тело Эндо, мгновенный блеск его черных глаз — и остатки недавнего гнева покинули его сердце. Когда Эндо не спеша наклонился и поднял револьвер, Гастон уже не смог помешать ему.

Между тем водитель, продолжая управлять машиной, периодически бросал взгляд на заднее сиденье, и если бы Гастон попытался прижать Эндо, немедленно остановил бы машину.

— Как вы себя чувствуете, Эндо-сан?

— Ничего.

— У вас кончилось лекарство? Вам просто необходимо его принимать... Сейчас ведь есть хорошие средства даже от туберкулеза. Похоже, у вас нет большого желания выздороветь.

— Какая разница, вылечусь я или нет, — хрипло ответил Эндо.— Такие киллеры, как я, все равно долго не живут.

Затем он повернулся к Гастону и с легкой улыбкой на лице направил на француза револьвер. Получая видимое удовольствие от того, как длинное лошадиное лицо иностранца перекосилось от страха, он положил палец на курок и спустил его. Раздался глухой щелчок, но пуля не вылетела.

— Не пытайтесь бежать, иностранец-сан. В следующий раз пуля обязательно вылетит. Вы говорите по-английски? — спросил Эндо на английском. Когда Гастон ничего не ответил, он спросил вновь: — Я спрашиваю, вы говорите по-английски?

Гастон еле-еле покачал головой:

— Я... Я француз.

— Tiens! — Как ни странно, человек в плаще удивился по-французски. — Tu es Francais? Mon Dieu! — Он говорил с небольшим акцентом, но вполне сносно.

— Эндо-сан, вы говорите по-французски? — тихо спросил водитель, выруливая на широкую дорогу из Комаба в Мэгуро.

— Я изучал его много лет назад.

— Что вы собираетесь делать с этим французским парнем?

— Мы можем использовать его вместо старика. Поскольку он иностранец, нам же больше пользы при побеге, — ответил Эндо, заряжая револьвер.

Магазины вдоль улицы сливались в одно светлое пятно в окне машины, и никто из прохожих на тротуаре не мог предположить, что внутри мчался дрожащий от страха Гастон.

Он намеревался выпить только одну кружку пива и возвращаться домой, но, как обычно, этим дело не кончилось, и вместе со своим другом Иидзима они посетили четыре или пять баров, пока часы на универмаге Токю не пробили полночь и не вернули его в мрачную действительность. Перед глазами подвыпившего Такамори всплыло строгое лицо сестры.

До последнего времени, когда он поздно возвращался, он мог проникнуть в дом через заднюю дверь, которую Матян из внимания к нему оставляла открытой. Но два месяца назад в соседний дом пробрался вор, и после этого Томоэ взяла за правило в десять часов вечера сама закрывать на ключ все двери и даже ворота. Забор невысокий, и через него еще можно перелезть, но попасть в дом можно будет, лишь позвонив в дверь. И конечно, открывать ее вставала всегда Томоэ.

«Хорошо бы жить одному в квартире», — подумал Такамори.

Иидзиме, снимавшему комнату в многоквартирном доме в районе Дзиюгаока, предстояло ехать на электричке в другую сторону, и при расставании Такамори с чувством сказал ему:

— Как я завидую, что ты живешь один.

— Не говори глупостей... У меня же нет жены, которая бы меня встречала, когда я возвращаюсь домой.

— Но у тебя нет и надоедливой сестры.

Оставшись один, Такамори медленно побрел к станции, чтобы сесть на свою электричку, обдумывая, какое бы оправдание придумать ему сегодня. Банкет в банке... Помогал начальству... Случайная встреча со старым университетским товарищем... Он мог бы придумать много чего еще, но, к сожалению, все это он уже использовал. А такую сестру, как Томоэ, больше не проведешь.