Знаменитость

– А что тебе мешает петь то, что хочется? Скажи этому своему Василичу? Пусть запишет нормальный концерт, – посоветовал я.

– Не получится, – покачал головой певец.

– Почему? – возмутился я. – Ты просто не пытался! Чем ты рискуешь?..

– Это Магомаев поет, а мы – так: самодеятельность, причем довольно паршивая, – презрительно скривился Алеша. – Василич не станет такой альбом писать, – покачал он головой. – Меня же все знают, как блатного певца. Таких песен от меня и ждут. Василич говорит, что мы заняли пустующую нишу. Спорить с ним бесполезно. Он же все оплачивает: и студию, и зарплату музыкантов, и распространение. Он деньгами рискует. А я вот только порчу ему все дело, как вчера.

Да, испортить дело Алеша был настоящий умелец. С этим невозможно было не согласиться.

– Я бы мог тебя записывать, Алеша. Любые песни, которые захочешь, только чтобы хорошие были. Да только сам в такие дела влип, что теперь это уже невозможно, – признался я.

Певец поднял удивленные глаза. И я, с горя, рассказал этому Алеше все свои злоключения. И про то, что машину, на которой катались – я угнал. И про то, как вчера можно было еще договориться с потерпевшим, а я погубил эту возможность, просидев вместе с ним в милицейском участке.   

– Ну, что ты улыбаешься? – возмутился я. – Смешно тебе, что ли?.. – и так неловко дернул плечом, что даже зажмурился от боли в ребрах.

Певец в ответ замахал руками, перепугавшись, что я неправильно принял за насмешку его мечтательную улыбку.

– Что ты, что ты, Сережа!  Я только представил, как все было бы здорово. Как мы с тобой заработали бы кучу денег, и поехали бы на гастроли по всей стране. Причем не подпольные гастроли, а самые настоящие, с афишами, с билетами в кассах… Мечта!

Круг утреннего солнца, проникший в колодец старого питерского двора сквозь кольцо сомкнувшихся крыш, уже подобрался к самым нашим ногам. Так, что Алеша, вытянув руку с кружкой, поймал ею солнечный свет, сразу заискрившийся в остатках пива на донышке. 

– А знаешь, Сережа! Так хорошо ты придумал, что я поспорить готов – все у нас получится! – заявил певец, пытаясь запустить солнечный зайчик куда-то на верхние этажи. – Почему я так уверен – не знаю, но хоть сейчас забьемся на сто рублей, которые я тебе должен? Что новый альбом мы вместе запишем, и что тебя никто никуда не посадит. Не бывает же так, что нормального человека вдруг раз – и сразу в тюрьму…

И у меня, после выпитого пива мысли в голове стали пободрее. Чем черт не шутит? Вдруг какое-то чудо меня спасет? Ведь должна же когда-то и для меня закончиться полоса невезения?..

Во всяком случае, именно с такими мыслями в голове правильнее было идти домой – сдаваться. Будь, что будет, но я пообещал себе не унывать заранее, какое бы наказание меня не ожидало впереди.

– Ну, так как насчет записи? Споешь, если меня не посадят? – на всякий случай поинтересовался я, на прощание. Досадуя на то, что сильнее и сильнее загораюсь этой идеей. Несбыточной, судя по моим ближайшим перспективам.

– Конечно, спою! – тряхнул головой Алеша. После пива от его утреннего отчаяния не осталось и следа. – Ты только позови.

Хлопнула дверь подъезда. Тип в пиджаке раздобыл гитару и нес ее на вытянутых руках. Компания за ним заметно разрослась. Похоже, к завсегдатаям пивного ларька присоединились и некоторые жильцы соседнего дома. 

– Ты только дай знать, – еще раз подтвердил Алеша. – И все сделаем. Пойду спою. Моя публика вызывает на бис, – развел он руками с гордой иронией.

7

Я все просчитал тщательно. Если продать, скажем, сто вторых копий по 100 рублей – это получалось десять тысяч. Насчет того, что сто копий разойдется в такой огромной стране, как Советский Союз я не сомневался. Из этих десяти тысяч, чистая прибыль должна была составить не меньше пяти тысяч, а скорее – тысяч семь. Потому что у меня уже созрел план, как организовать запись, на более-менее приличной аппаратуре и за небольшие деньги. А когда я начал действовать, вышло, что денег требуется даже меньше, и барыш может дотянуть тысяч до восьми, что меня вполне устраивало.

Уже несколько недель я летал, как на крыльях. И любые препятствия казались несерьезной ерундой, по сравнению с чудом избавления, произошедшим со мной июньским утром по возвращению домой. Впрочем, чудо имело реальный человеческий облик моих родителей. Где-то в глубине души я надеялся, что они, со своим патологическим гостеприимством, обязательно пригласят на чай даже таких не прошеных гостей, как Валет и его «старший товарищ» – инструктор обкома. Так и произошло.

Как мне потом рассказали, беседа за столом не клеилась. Моим было тревожно смотреть на двух, прихлебывающих чай мужчин, выражение лиц которых не сулило ничего хорошего. И в какой-то момент мать не выдержала и прямо спросила – что им от меня нужно. А Валет, желая выслужиться перед своим инструктором, не особо стесняясь, вывалил все о моих делах и о деньгах. После чего отец не теряя ни минуты, успел до закрытия сберкассы снять с книжки половину денег, откладывавшихся в семье на покупку дачи. Вернулся и отдал, и те сразу ушли. Потому что никому не хотелось больше смотреть друг другу в глаза. 

А дальше родители просидели всю ночь без сна, потому что я исчез. Точнее они не сидели, а тщетно обзванивали моих институтских приятелей, больницы и даже морги. К утру матери вызывали «скорую». Одним словом, то, что они наговорили мне утром, когда я вернулся избитый из милиции – они имели право так сказать. Хотя я и пообещал, что скоро компенсирую все потраченные на взятку деньги – это их не успокоило. Впрочем, хватит об этом. Всю эту сцену, разыгравшуюся дома, не хочется вспоминать. Да теперь и бесполезно.

Лучше о деле. Главное, я сразу знал – где можно найти и хорошее помещение, и вполне сносную аппаратуру для звукозаписи. Витька Зяблицкий через две ночи на третью подрабатывал сторожем в районном доме пионеров. И у него там образовались кое-какие связи. Чудаковатый бессеребрянник Витька, умудрялся каким-то образом внушать симпатию окружающим его людям. Он был способен, например, целый час втолковывать технические особенности электронных микросхем водителям где-нибудь в гаражах, или читать свои дурацки стихи бабушке уборщице. И каким-то непостижимым образом, люди его слушали. Мало кто понимал, но не прерывали, а только внимательно кивали и проникались доверием к несуразному Зяблику.

Так что он смог похлопотать перед администратором ДК. И тот, слегка посомневавшись, согласился – пусть музыканты немного поиграют-порепетируют в актовом зале ДК, ночью, во время Витькиного дежурства. Администратор, конечно, опасался, как бы мы не устроили пьянку. Но предложенные мной триста рублей помогли ему преодолеть сомнения.

Таким образом, я решил очень важную проблему студии. Потому что аппаратура для звукозаписи в ДК имелась. Я лично осмотрел приобретенный для музыкального уголка магнитофон «Илеть» и решил, что он подойдет. Конечно, отечественная техника крепко уступала «Sony», но, в конце концов – это был магнитофон первого класса, пусть и советский. И микрофонов здесь нашлось в достатке. Не самых современных, но местный хор пионеров использовал их для записи. К тому же Зяблик обещал спаять небольшую преладу, которая позволяла бы заводить звук в магнитофон с нескольких каналов.

Еще одной серьезной проблемой было отсутствие музыкантов. Ведь нанимать ансамбль из какого-нибудь кабака на всю ночь ради тайной записи – столько денег мне взять было неоткуда. А знакомых в среде, так называемой богемы, у меня не водилось. В подобных компаниях мне всегда было скучно слушать бесконечное словесное состязание умствующих бездельников, считавших себя утонченными личностями. Сам я всегда предпочитал действовать, а не болтать, сложа руки. Ведь обдумывать и оценивать можно и по ходу. Поэтому, даже упершись в тупик, я все-таки придумал вариант с музыкантами. Бывшие институтские приятели, подсказали, что несколько студентов младших курсов создали группу, и неделями не выпускают из рук электрогитары.