Страница 71 из 209
— Не Тимофея ли Петровича ты сын?
— Его, милостивый государь, — ответствовал я ему.
— О! — сказал он тогда. — Батюшка твой был мне милостивец, и я никогда не забуду его к себе приятства.
Сказав сие, стал он продолжать читать мою челобитную. Но сих немногих слов довольно уже было к переменению всего моего внутреннего состояния: как солнце, выходя из-за тучи, освещает вдруг весь горизонт и прогоняет тьму, так слова сии прогнали тогда весь мрак моего сомнения и осветили лучом приятнейшей надежды всю мою душу. Одним словом, я не сомневался уже почти тогда о получении всего мною желаемого, и чаянию моему соответствовало последствие.
Господин Яковлев, прочтя челобитную, сказал мне:
— Хорошо, мой друг, ходи только к обедне, и чтоб я тебя всякий день здесь видел.
Я не знал, чтоб такое слова сии значили, а более изъяснить их не допускали его прочие просители, приступившие к нему толпами; однако заключил я, что чему-нибудь, а доброму тут быть надобно, и дожидался уже со спокойнейшим духом отъезда его к обедне. Не успели мы, проводя его, выттить, как целая толпа сержантов обступила меня кругом и начала вопросами мучить. Иной спрашивал, кто я таков; другой — откуда приехал; третий — которого полку; четвертый — кто был мой батюшка и почему его Михаила Александрович знает, и так далее.
— Государи мои, — ответствовал я тогда им, — я истинно и сам иного не знаю, о чем вы спрашиваете.
И в самом деле, я не только тогда не знал, но и поныне не знаю, каким образом он был родителю моему знаком и какие от него милости видел. Наконец, услышавши от меня о причине моего приезда и о всех обстоятельствах, сказали они почти все в одно слово:
— Дай Бог тебе, братец, благополучие и получить милость божескую; авось-либо и нам при тебе не худо будет, и ты разрешишь, может быть, нашу судьбину!
Я удивился и не понимал, что они говорили, просил их об изъяснении и наконец услышал, что они подобные мне несчастные люди, обойденные в минувшее произвождение, что их более тридцати человек и что они более месяца здесь живут, но ни того, ни сего получить не могут.
— Ты не поверишь, братец, — говорили они, — что мы уже бы рады были, если б нам отказали, а то истинно уже стены все в канцелярии обтерли, а толку никакого нет. Только и добра, что ходи к обедне и молись Богу. Иной, братец, у нас уже раза два в Невский пешком встряхивал, а иные ходили, ходили, да и ходить перестали.
Для меня все сие было чудно и непонятно, и я просил их рассказать мне о том обстоятельстве. Они и исполнили мое желание, и из слов их узнал я следующее. Господин Яковлев старался оказать себя тогда наинабожнейшим человеком; он не пропускал ни одной обедни и маливался в церквах наиприлежнейшим образом, а как он при том был весьма забавный человек, то не знаю, что вздумалось ему с помянутыми из разных полков для таковой же просьбы съехавшимися сержантами вести шутку. Между тем, покуда дела их производились в канцелярии, играл он всеми ими невинным образом. Он заставливал их всякий день ходить к обедне и сим образом приучал к богомолью, и как они принуждены были ходить в самую ту ж церковь, в которую и он езживал, то не упускал он примечать за ними, кто из них был богомольнее и смирнее и кто вертопрашнее прочих. Наутрие, как они прихаживали к нему и когда было ему досужно, забавлялся он с ними иногда шуточными разговорами, и тут бывали обыкновенно иным похвалы, а другим выговоры и осмеяния. Кто более всех учинил проступок, тому определялось наказание: иной должен был зато иттить пешком молиться в Невский монастырь, а другой класть определенное число поклонов или стоять в церкви перед ним и молиться наиприлежнейшим образом. Сим и другим подобным сему образом забавлялся тогда графский любимец сими молодцами и любил особливо тех, которые лучше прочих соответствовали его желаниям. Но как состояли они по большей части из таких же молодых людей, как я, а притом неодинаковых свойств и характеров, то наскучила им скоро сия игрушка; многие из них начали неприметно удаляться и перестали к нему показываться на глаза, а бродили только в канцелярию, но чрез самое то сами себе хуже сделали. Господин Яковлев, за великим множеством дел, которыми он обременен был, не видя их, позабывал о производстве их дела, а потому так долго и принуждены они были решения оного дожидаться и жить в Петербурге по-пустому.
Обстоятельство сие каково ни было натурально, но, судя об оном с другой стороны, можно некоторым образом сказать, что, может быть, помянутая медленность в произвождении оных происходила и не по слепому случаю, а имело в том соучастие и невидимое смотрение Божеское и святой его обо мне промысл. Всем им давно бы надлежало произведенными быть в офицеры, и тем паче, что во многих были сильные ходатаи и просители и даны были обещания все сделать, но господина Яковлева власно как нечто невидимое отводило от исполнения, и он власно как нарочно дожидался меня, чтоб в список их поместить и мое имя и тем удобнее доставить мне чин офицерский, а без того было ему гораздо труднее и может быть совсем невозможно для одного меня завоевать новое произвождение. Словом, судьбы и промыслы Господни неисповедимы и нами непроницаемы.
Но как бы то ни было, но я вышеупомянутым образом включен был в сообщество оных обойденных и чинов себе толь долго добивающихся сержантов, и господин Яковлев для самого того и приказал мне всякий день к себе приходить, чтоб, увидев меня, чаще вспоминать о нашем деле и тем скорее поспешить производством оного. Сколь молод я тогда ни был, однако мог заключить, что мне необходимо надобно было все его приказания наиточнейшим образом исполнять стараться, чего ради, не медля ничего более, пошел я тотчас в ту церковь, где он находился. Я стал в таком месте, где б мог он меня совершенно видеть, и, притворясь, будто я его совсем не вижу, молился наиприлежнейшим образом, что мне было и нетрудно, потому что, не в похвальбу себе сказать, смаленьку был к Богу прилежен, а тогда и подавно должно было поблагодарить Бога за милостивое его обо мне попечение. Сие возымело хорошее действие: господин Яковлев примечал все мои движения до наималейшего и, видя, что моление мое было непритворное, был поведением моим очень доволен. Самое сие и произвело выгодные для меня следствия, ибо как я поутру на другой день пришел к нему всех прежде и в зале его любое место себе занял, а на меня смотря пришло и несколько человек моих товарищей, и он, имея по счастию нашему тогда досуг и вышед к нам еще в шлафроке,[121] по обыкновению своему с нами забавлялся, но похвалил он меня публично перед всеми и говорил, что я хотя и моложе всех, однако прилежнее всех молился Богу, и стыдил тем прочих моих сотоварищей. Потом спрашивал меня о моей матери, о полку, также о том, где я учился, и как он говорил со мною ласково и приятно, то и я не имел причины робеть и ответствовал ему так, что был ответами моими доволен. Со всем тем о настоящем моем деле и о произвождении не упоминал он ни единым словом. Сие меня уже некоторым образом и беспокоило, а к несчастию народ, начавший час от часу в зал набираться, прогнал его во внутренние покои, где он обыкновенно одевался.
Со всем тем, проводив его к обедне, не упустили мы зайтить в канцелярию и справиться, нет ли каких вновь приказаний. Тут, к крайнему моему удовольствию, услышал я, что господин Яковлев еще вчера челобитную мою в канцелярию отдал и притом наистрожайше приказал спешить как возможно скорей нашим делом и готовить список для нашего про-извождения.
— Вот, братец, — закричали тогда мои товарищи, — не правду ли мы говорили, что подле тебя и нам хорошо будет? Такого приказания не было еще ни однажды. Ей-ей! Сам Христос тебя к нам послал.
Радость, чувствуемую от сего, не почитаю я за нужное описывать подробно; довольно она была чрезвычайна и столь же велика, сколь велика была сперва печаль моя. Со всем тем дело наше продлилось более недели, но причиною тому был уже не господин Яковлев, а нечто другое. Списки наши поспели чрез три дня, ибо господин Яковлев, видая меня всякий день у себя поутру, ежедневно о них вновь подтверждал и приказывал; а остановку и медлительность произвело то обстоятельство, что тогда самого графа Шувалова не случилось в Петербурге. Поелику императорский двор был тогда в Царском Селе, то и граф около сего времени находился там же, следовательно, за отсутствием его и произвождение наше подписать было некому.
121
Халате.