Страница 162 из 209
Вот каким образом писали о нас пруссаки и, может быть, имели к тому и причину, ибо за казаков наших поручиться никому не можно. Однако и то правда, что никто так бесстыдно не умел лгать, как пруссаки, и что им уже не в диковинку было сплетать иногда сущие лжи или, по крайней мере, из каждой мухи делать слона. Но я, оставя сие, возвращусь к продолжению истории.
Главная наша армия, простояв дней десять в Познани и приготовившись совсем ко вступлению в неприятельскую землю, выступила, наконец, 1-го числа июля в поход и пошла прямо в Шлезию, направляя поход свои к прусскому городу Франкфурту, что на реке Одере. Разные небольшие неприятельские партии встретили ее тотчас при вступлении в пределы прусские, и наши передовые войска принуждены были беспрерывно с ними сражаться. Ибо как скоро получено было королем известие о приближении к границам нашей армии, то велено было от него генералу графу Дона оставить обложение шведского города Стральзунда и поспешать к тому месту, где мы намерены были войтить, и стараться делать нам в походе возможнейшую остановку и помешательство, и всячески защищать страну сию от войск наших. Сей генерал, имея небольшой корпус, расположился за рекою Одером при Франкфурте, и, для делания нам остановок и препятствия, отправил с отрядом генералов Каница, Малаховского и Платена, и сии не преминули учинить все, что только им возможно было. Но как отряды их были слишком малы, то и не могли они ничего важного произвесть против столь многочисленной армии, какова была тогда наша. Они хотя и старались заседать в некоторых местечках, чрез которые нам иттить надлежало, равно как и при переправах чрез некоторые реки делать нам препятствия и беспокойство, но с уроном принуждены были всегда уступать слишком превосходящей их силе.
Совсем тем, как граф Дона с корпусом своим взял при Франкфурте такую позицию, что нашей армии не можно было с удобностью в сем месте переправиться через большую реку Одер так, как армия была сперва намерена, то граф Фермор решился выттить опять из пределов Шлезии, в которые было он вошел и, поворотив вправо, вступить в пределы Мархии Бранденбургской и, переправившись опять чрез реку Варту, иттить чрез Ландсберг к прусской крепости Кюстрину, посреди почти реки Одера построенной, и стараться овладеть сею крепостью, чтобы тут удобнее было чрез помянутую реку Одер переправиться. Генерала же графа Румянцова с особливым корпусом, состоящим наиболее из одной конницы, отправил он далее вправо к Старгарду, чтобы искать переправы чрез Одер еще ниже и в другом месте. Тако расположась, выступил он в исходе июля в обратный поход из Кёнигсвальда и шел с толиким поспешением, что 3-го числа августа дошел до деревни Гросс-Камина, отстоящей от Кюстрина на одну только милю. и расположился тут лагерем.
Не успел он приттить в сие место, как определено было на другой же день учинить на Кюстрин нападение. Крепость сия, построенная за 200 лет до сего времени, не имела с сей стороны никаких наружных укреплений. Она окружена была с одной стороны рекою Одером, а с другой — то есть с нашей, топким болотом, но которое, однако, не так было широко, чтоб не можно было нам ее бомбандировать. Совсем тем почиталась она весьма важною и крепкою крепостью, в которой надежде и свезли в оную жители всех тамошних окрестностей наилучшие свои пожитки и имения, для безопаснейшего сбережения.
Для атакования оной отправлен был генерал Штоффель с авангардом, состоящим из 2,000 гренадер и некоторого количества легких войск. Сей генерал, пришед пред крепость и предместие оной, увидел, против всякого чаяния своего, целый корпус прусских войск, пред болотом, отделявшим город от форштата, поставленный и тысяч до шести простирающийся. Таковое видение его сперва остановило и принудило несколько назад отступить; но генерал Фермор, приехавший сам вслед за сим генералом, велел тотчас помянутым гренадерам приступить к самому жилу форштата, и в тот же момент привезть пушки, и поставив на чистом поле, не делая никаких траншей и батарей, произвесть прежесточайшую пальбу по мостам, отделяющим город от форштатов. А в самое то время гренадерам напасть с такою фуриею на прусские войска, что сии принуждены были с превеличайшим беспорядком бежать и спасаться по мостам в город.
Между тем вся армия последовала вслед за сим авангардом и пришед под крепость, расположилась перед оною. И как имели мы тогда изящную артиллерию, то граф Фермор, ни минуты не медля, приказал ей наижесточайшим образом бомбандировать. Сие произведено было артиллеристами нашими с таким искусством, что с третьей бомбы город сей загорелся и в несколько часов превратился в пепел. Сие особливое несчастие сему городу случилось 2-го числа августа, и произошло более оттого, что помянутой роковой бомбе случнлось упасть в магазин, наполненный соломою, и недалеко от порохового погреба находившийся. Отчего произошел столь ужасный пожар, что не только все строение в городе превращено было, менее нежели в 6 часов, в пепел, но и сами жители насилу успели спастись на ту сторону реки Одера, откуда принуждены были видеть все дома и имения свои пожираемые пламенем.
Состояние, в каком находились тогда несчастные жители сего города, было по справедливости ужасно и плачевно. Некто из них изобразил оное в письме своем из Берлина наиживейшими красками; и как из письма сего можно всего яснее усмотреть, в каком жалком положении находились тогда сии несчастные люди, то сообщу я вам его от слова до слова.
"Я уведомляю вас чрез сие, — говорит он, — о плачевной гибели города Кюстрина и о жестоком жребии, поразившем всех жителей сего разоренного места и принудившем меня взять сюда мое прибежище с таким расположением духа, которой сообразен сему случаю. 2-го числа сего месяца, в три часа после полудни, загремел у нас по всему городу слух, что русские гусары и казаки показались на наших городских полях пред короткою плотиною. Слух сей привел весь город тем в вящее движение, что уже известно было о российской армии, что вся она, переменив свой поход и повернув на Ландсберг, приближалась к Кюстрину. С башен, колоколен и валов городских видны были, между гусарами и казаками, некоторые отличного достоинства люди, разъезжающие на английских и покрытых сетками лошадях и смотрящие на город в подзорные трубки. Но как с крепости учинено было по них несколько пушечных выстрелов, то удалились они опять. О сем происшествии донесено было тотчас стоящему при Франкфурте графу Дона и прошено о умножении гарнизона в крепости, что тотчас и учинено было, и вместе с сим прислан был и новый комендант, полковник Шак.
"3-го числа получено было известие, что генерал Фермор в тот день со многими другими генералами обедал в Вице, за две мили от Кюстрина, и что было у них разговариваемо о вчерашнем рекогносцировании, о положении крепости, о делании батарей и о том, что предпринимать в последующий день. Несмотря на то, в Кюстрине не чувствовали мы еще никакого страха и спали в сию ночь покойно, покуда не разбудила нас поутру, в 4 часа, перестрелка наших гусар с неприятельскими, и несколько пушечных выстрелов. Мы взбежали на башни и увидели все поле за нашим форштатом до самого леса покрытое неприятельскими и нашими легкими войсками, стреляющими друг в друга. Но около десятого часа увидели мы, в подзорную трубку, превеликую колонну неприятельской пехоты, идущую от Тамзеля и Варнику к нашей виноградной горе. Не успела она приблизиться к сей горе, как, поставив на ней свои пушки, начала производить из них столь жестокую стрельбу картечами по нашим гусарам, что они вместе с прочими нашими войсками принуждены были с великою поспешностью ретироваться в крепость. После чего не прошло еще и получаса времени, как неприятели кинули к нам такое множество бомб и карказов, что город наш тотчас в трех местах загорелся и огонь, по причине тесного и сплошного строения, так усилился, что не можно уже было никак его потушить. Сие и продолжавшееся беспрерывно летание бомб, привело всех жителей в такой страх и изумление, что все начали помышлять о спасении только единой своей жизни и о ушествии в поле.