Скеллиг

Мы уселись на пол у стенки и уставились в окно, на мириады звезд.

— Теперь с ней точно все будет хорошо, — сказал я.

Мина улыбнулась, Шепоток мурльткнул в ответ.

— Потрогай, как бьется, — предложил я.

Она приложила руку к моей груди.

— Чувствуешь? Ее сердце бьется прямо рядом с моим.

Мина сосредоточилась.

— Майкл… Я как-то нс различаю…

— Попробуй еще раз. Сконцентрируй внимание. Надо одновременно слушать, чувствовать и представлять. Эти удары далекие, едва ощутимые, как писк птенцов в гнезде.

Она закрыла глаза и снова вслушалась.

Вдруг на ее губах появилась улыбка.

— Да, — прошептала Мина. — Слышу. Вьется. Бьется!

— Это сердце девочки, — сказал я. — И теперь оно не остановится.

— Не остановится, — эхом откликнулась Мина. И запела свою любимую песенку на слова Блейка:

Я принялся подпевать:

— Вот видишь! — сказала Мина торжествующе. — Я же обещала, что ты у нас обязательно запоешь!

Темнота все сгущалась. Мы знали, что скоро придется идти домой.

— Я могла бы спать здесь, — заявила вдруг Мина. — И спать, и жить. Что еще нужно для счастья?

Я вздохнул.

— Но нам нора по домам, — добавила она. Только с места мы не двинулись.

Тут снаружи послышался шум, что-то затмило звезды, скрипнула оконная рама, и он, возникнув из мрака, опустился на подоконник Не заметив нас, он, тяжело дыша, сполз на пол. Крылья медленно складывались у него на спине.

— Скеллиг, — позвал я громким шепотом.

Он повернул к нам бледно-лунное лицо.

— Майкл. Мина. — Голос был глуховатый, чуть надтреснутый, но на губах его играла улыбка.»

Я протянул ему пакет.

— Это вам, Скеллиг. Двадцать семь и пятьдесят три.

— Ха!

Я раскрыл пакет, и мы присели на корточки возле Скеллига. Он сунул свой крючковатый палец в самую гущу, выудил оттуда кусок свинины с бобовыми ростками, в густом соусе. Длинным бледным языком он слизнул все это с ладони одним махом.

— Сладчайший из нектаров, — прошептал он. — Пища богов, черт бы их побрал!

— Есть еще это. — Я открыл бутылку, а Скеллиг — рот, чтобы я влил пиво прямо ему в глотку.

— Я-то рассчитывал пожевать холодных мышей на ужин, а тут настоящий банкет.

Постанывая от удовольствия, он снова принялся за китайскую еду.

— Два ангелочка, вот вы кто!

Он ел, пил, и на наших глазах к нему возвращались силы.

— Вы навестили мою сестру, — произнес я.

Он засмеялся.

— Такая милашка.

— Вы подарили ей силы.

— Да она и сама полна жизни! Аж искры летят. Сердце точно пламя. Это я у нес сил набрался.

Он снова хлебнул пива.

— Сейчас-то я совсем ослаб, — сказал он. — Растерзан и разобран…

Он протянул руку, дотронулся до Мининого лица. Потом до моего лица.

— Но я крепче с каждым днем, спасибо ангелам и совам.

Он отставил еду и пиво и прислонился к стене.

Так мы втроем и сидели, тесным кружком. Сидели и молчали, улыбаясь друг другу.

— Вы нас покидаете? — произнес я наконец.

Он закрыл глаза и кивнул.

— Куда же вы?

Ом пожал плечами и указал на небо.

— Куда глаза глядят.

Я потрогал его сухую холодную руку.

— Кто вы? — спросил я шепотом.

Он снова пожал плечами.

— Некто. Похож на всех сразу: вас, людей, на зверя, на птицу, на ангела. Такое вот существо. — Он засмеялся. — Давайте-ка попробуем встать.

Мы встали в кружок и крепко обнялись за плечи. Неотрывно глядя друг другу в глаза, мы начали кружиться. Мы дышали в такт, и даже сердца наши бились в унисон. Мы кружились, кружились, покуда за спиной у нас с Миной не появились призрачные крылья. Нас подняло в воздух, и кружение продолжалось без опоры, в пустоте…

А потом все вдруг кончилось, и мы опустились на пол.

— Мы вас никогда не забудем, — сказала Мина.

Скеллиг наклонился, обнял нас обоих.

И, слизнув с губ последнюю каплю соуса, произнес:

— Спасибо за двадцать семь и пятьдесят три. Спасибо, что вернули меня к жизни. А теперь вам пора домой.

Мы, пятясь, дошли до двери, открыли ее — и все не сводили с него глаз. А потом мы медленно закрывали дверь и все смотрели в щель, которая все сужалась, сужалась. И он смотрел на нас — нежно-нежно. Потом мы молча спустились по лестнице и вышли в ослепительно звездную ночь. И Шепоток за нами.

Глава 43

В школе на следующий день я был неотразим. Никто не мог забрать у меня мяч. Я финтил, обводил, прокидывал мяч между ног, давал пасы пяткой, забивал голы в ныряющем прыжке, «раскидывал» мяч по девяткам, как руками.

Когда прозвенел звонок и мы потянулись с поля, меня догнал Лики.

— Нуты везунчик! Только всегда тебе играть так не по зубам!

Я засмеялся.

— Везунчик, говоришь! А на это что скажешь?

Я бросил мяч на землю и, ловко жонглируя им, обошел вокруг Лики. Потом прокинул мяч ему между ног, так что он чугь не грохнулся, и побежал дальше, тут он, разозлившись, с разбегу сделал подсечку, и мы оба полетели на землю.

— Грязная игра! — закричал я.

Мы ка тались по траве и отчаянно мутузили друг друга. Лики был покрупнее, и в конце концов он пригвоздил меня и уселся сверху, победно прижимая меня к земле обеими лопатками.

И улыбнулся до ушей.

— Повтори! — велел он.

— Грязная игра!

Он занес было кулак, словно собирался врезать мне прямо в челюсть, но вдруг рассмеялся, скатился с меня и распластался рядом.

— Черт возьми! — выдохнул он. — Ну ты и играешь!

Мы валялись там, корчась от смеха, но веселье наше прервала миссис Дандо.

— Эй вы, двое! На урок опоздаете!

Мы пошли в школу.

— Знаешь, мне почему-то показалось, что ты куда-то уезжал, — сказал Лики. — Очень-очень далеко.

— Да, пожалуй.

— Ты мне расскажешь?

Мы оба замолчали, но я взглянул на него и понял: он правда хочет знать.

— Когда-нибудь расскажу все. Все-все, — пообещал я.

На пороге нас дожидался Кут.

— Может, и этому балде расскажу, — добавил я. — Если поверю, что он поверит.

Быстрей же! — снова закричала миссис Датщо. — Бегом в класс.

Глава 44

В тот вечер, да и во все последующие, я помогал папе обустраивать дом. Разводил клейстер и даже сам красил оконные рамы. А еще мы навещали маму с девочкой. Очнувшись от долгого послеоперационного сна, малышка здоровела на глазах. Вскоре из нес повынимали все провода и трубочки и отключили жужжащий аппарат. Повязка на ее груди становилась с каждым днем все тоньше. По вечерам я сажал ее к себе на колени, а она крутилась, ерзала и агукала. Она научилась показывать язык, и на лице ее стало временами появляться подобие улыбки.

— Только посмотрите! — говорили мы с папой наперебой. — Она же сущий чертенок!

А мама смеялась и добавляла:

— Вы держите ухо востро! Приедем домой — вам несдобровать!

Я все высматривал доктора МакНаболу, но больше ни разу его не встретил.

Ели мы почти исключительно китайскую пищу. Гтапа подмигивал и говорил, что маме в этом признаваться не следует, а то она на целый месяц посадит нас на салатики. А я в ответ щупал его округлившийся живот и замечал, что нам и впрямь неплохо бы сесть на диету.

— Так ты больше не хочешь двадцать семь и пятьдесят три? Надоело?

— Ага! Попробуем для разнообразия девят надцать и сорок два.

— Ну ты фантазер!

После ужина я обычно направлялся к Мине. Мы усаживались за кухонный стол и рисовали карандашами и красками. Еще мы читали Уильяма Блейка и сами писали приключенческие рассказы о заброшенных домах и далеких, несуществующих странах.

8

Перевод К Бальмонта.