Страница 139 из 147
Ася встала, прошлась из угла в угол. Включила и снова выключила радио. Площадь перед гостиницей пестрела от машин и пешеходов. Издали казалось, что у платанов ободрана кора.
Ася зашла в ванную и снова вышла.
— Еще пять минут, — сказала Мелита. — А знаешь, дынь стоило купить побольше. Настоящая среднеазиатская дыня ни с чем не сравнима.
— Я, пожалуй, пойду, — сказала Ася. — Может, раньше откроют. С утра на почте много народу.
— Текст взяла?
— Привет доктору.
— Спасибо, непременно. Особенно не задерживайся.
Бедная Мелита! Если подумать — трагическая личность. У нее одно на уме: сын, только сын. Сыну она будет нужна еще года три, ну, пять лет. А потом? Сын женится. Конечно, бывают случаи, свекровь ладит со снохой, но редко. Свекрови не могут смириться с тем, что их лишают сыновей, а молодым женам не нравится, что свекрови лезут не в свои дела. Сыновья же всегда посередке, меж двух огней. Бедная Мелита!
В лифте Ася оказалась между стерильным английским джентльменом и рослым африканским Аполлоном, который смотрел на нее во все глаза и беспокойно переминался, как будто ему не терпелось по нужде. Да, бедная Мелита, в самом деле бедная...
Ну, конечно, Мелита ей подруга, и она желает Мелите всего самого лучшего. Только чем она может помочь? Мелита сама виновата. Кто же, как не мы сами портим себе жизнь.
Такого рода раздумья вызывали в ней вполне определенные эмоции, однако, как это нередко бывает, вместо того чтобы посочувствовать Мелите, она ловила себя на одной нехорошей, хотя по-человечески понятной мысли о том, что ее судьба и судьба Мелиты неравнозначны. Я счастливее, гораздо счастливее, думала она, и радость, перемежаясь с воспоминаниями, окрашивалась в элегические тона.
Что говорить, у Гунара есть недостатки, и все же, все же... Хорошо, что у нее есть Гунар! Найдется тысяча причин, чтобы любить Гунара. И теперь, после стольких лет супружеской жизни, она это знала лучше, чем когда бы то ни было. Нет, их вместе удерживали не только сильные руки Гунара, все это причуды юных лет. Восхищение им давно переросло в потребность быть постоянно рядом с ним. И это естественный путь любви. Разумеется, ей по-прежнему нравились его выправка, стойкость и сила. Но еще больше для нее значили прямота, порядочность, верность Гунара. По любому поводу ей было просто необходимо знать мнение Гунара (что ж из того, что они спорили, это помогало вносить поправки в свои выводы). Гунар человек не мелочный, в этом смысле она многому от него научилась. Возможно, потому и продвигалась вверх по служебной лестнице, что всегда стояла выше мелочных выгод и корыстных целей. Даже то, что Гунар работал в бригаде, приносил в дом столько грязи на своих резиновых сапожищах, даже это было трогательно, ибо кажущееся неудобство в ее представлении всегда связывалось с работой, с временами года, с людьми, занятыми нелегким физическим трудом, не позволяя ей оторваться от настоящей жизни и превратиться в чистоплюйку.
Презрительные суждения Мелиты о любви были сплошным притворством. Мелита отрицала то, что самой было недоступно, таким образом в ней срабатывал своеобразный инстинкт самосохранения. Более того, Мелита старалась подавить в себе малейшее влечение к любви. Такие безрадостные мысли могли зародиться лишь в голове глубоко несчастной женщины во время бессонных ночных бдений и горьких раздумий наедине с собой. Это лекарство против отчаяния и еще, пожалуй, самовнушение.
И, стоя в очереди у почтового окошка с заполненным телеграфным бланком в руке, Ася произнесла про себя целый монолог:
Вообще, как можно задаваться подобным вопросом: имеет ли смысл строить жизнь на основах любви? Как будто любовь лежит за пределами жизни. Вопрос куда проще: жить или не жить. Чтобы жить, человек должен соединиться с другим человеком. Только с мужчиной женщина способна стать женщиной, и только с женщиной мужчина может стать мужчиной. Любовь — жизненная необходимость, ведь для того чтобы два независимых существа нормально функционировали физически и духовно, между ними должна быть связующая нить. Поэты о том же, разумеется, говорят красивее. Есть некая целесообразность в том, что самые возвышенные человеческие чувства так или иначе связаны с преодолением эгоизма. Быть может, именно затем, чтобы превозмочь засевший в крови эгоизм, и дается великая сила любви. А если любовь, в конце концов, окажется слабее, можно ли в этом винить любовь? И сила и слабость ее коренятся в самом человеке. Эгоизм поразительно живуч. Чуть ослабела любовь, эгоизм уж тут как тут. Что толку от вопросов «имеет ли смысл», «не имеет», если речь идет о любви. Пустые разговоры. Когда в юности, ног под собою не чуя, неслась на свидание с Гунаром, — разве я задавалась таким вопросом?
— Обычную?
— Простите, не поняла.
— Телеграмма обычная или срочная?
Ася задумалась — в Риге они будут сегодня вечером.
— Срочная.
Так. Вот и все. На том и закончился отпуск, подумалось ей, пока укладывала в сумочку квитанцию. И хотя в вестибюле было душно, ее почему-то бросило в озноб. Что это — волнение, радость, страх, нетерпение?
Дверь открывала умышленно неторопливо.
Мелита стояла у стола, где и стояла до ухода Аси.
— Доктор был?
— Был.
— И ушел?
— Да.
— Билеты принес?
— Принес.
— Ну и прекрасно. С пересадкой в Москве?
Лицо Мелиты, такое румяное, в веснушках, казалось необычно бледным.
— Послушай, Ася, даже не знаю, как тебе сказать... — Мелита, по своему обыкновению, речь начала смешками, но тут же посерьезнела. — Похоже, тебе придется лететь одной. Я остаюсь.
Ася взяла билеты, поднесла поближе к глазам. Время вылета написано неразборчиво. Почему она не послала телеграмму Гунару?
— Ясно... — сказала Ася.
— Ничего не ясно. Да все равно. Я остаюсь. Больше ничего не могу сказать.
— Понимаю.
— А я, поверь мне, ничего не понимаю. Такого со мной никогда не бывало. Смилтниек ждет в машине. Мы отвезем тебя в аэропорт.
Ася не нашла в себе сил уклониться от сияющего взгляда Мелиты.
— Спасибо, не нужно. Такси заказано. Я послала телеграмму и Гунару.
Зачем я это говорю! Но ей вдруг захотелось сказать. Совершенно неожиданно явилась необходимость об этом сказать.
14
Еще издали он увидел пятиэтажный дом, подобно башне возвышавшийся над приземистыми домиками и зелеными густыми кронами деревьев. За ним поднимался холм Гризинькалн. Мысль о том, что Янис сейчас у сына Мелиты, казалась просто невероятной, но это последняя зацепка. Если Яниса и тут не окажется, тогда... Ну, ладно-ладно, без паники.
Выезжая из Рандавы, он все еще надеялся, что Янис отыщется в Сигате у крестной. Теперь и это отпало. Фрида никак не могла взять в толк, чего ради он ворвался к ней, словно техник-газовщик, и тут же помчался дальше. Но что-то недоброе все же почувствовала, оттого на нее и напала икота. В минуты волнений на Фриду всегда нападала икота.
Улица Стура была все та же. Булыжная мостовая. Каштаны с обеих сторон. Ставни, заборы, калитки. Неужели все это было так давно? Ужасно давно! Но что-то от той поры протянулось в день сегодняшний, и текло, текло помаленьку слабым ручейком. Не прерываясь и ни с чем не смешиваясь. В самом деле, выпавший отрезок времени был как-то незаметен. Многое сплыло, ушло, растерялось, но память о тех днях жила в нем сама по себе и так явственно, будто часть настоящего.
Раннее летнее утро, ясное, румяное, с длинными тенями. Свежо, даже чуточку сыровато. Пахнет росой. Он шагает, посвистывая и засунув руки в карманы брюк. После бессонной ночи ни капли усталости. Его шаги на выщербленных плитах тротуара далеко слышны в тишине. Булыжная мостовая усыпана лепестками каштана.
Примечательно, что Мелита запомнилась ему лишь как одна из многих подробностей того времени. Во всяком случае, воспоминания о ней особых эмоций не вызывали, очевидно, все произошло так, как и должно было произойти, и нет причин для грусти, сожалений.