Дневники и письма

ПИСЬМО ЕДИНОМЫШЛЕННИКАМ

Дорогие товарищи!

По вопросу о моем переводе в другое место ряд товарищей пишет о необходимости "более энергичных" протестов. Это неправильно. Ссыльные товарищи сделали решительно все, что могли, отправив телеграммы. Состояние мое вовсе не является таким тяжким, как рисуется некоторым товарищам. Сейчас мне значительно лучше. Но и независимо от этого надо ясно сказать себе, что судьба ссыльных, и моя в том числе, может быть разрешена не "обострением" протестов самой ссылки, а расширением этих протестов далеко за пределы ссылки. Из доклада Угланова вытекает, что это "расширение" уже происходит. Что и требовалось доказать. Крепко жму руку.

1 октября 1928 г. Ваш Л. Троцкий

ПИСЬМО РАКОВСКОМУ

Дорогой друг, я не писал тебе очень давно исключительно потому, разумеется, что не знал твоего адреса, ибо был уверен, что ты давно уже покинул Астрахань. Но дело, как оказывается, сложилось не так: всегда есть дополнительные гнусности, которых не ждешь, хотя, казалось бы, мы с тобой достаточно знаем мастера сих дел, который несет за них непосредственную ответственность. Поистине классический характер имеет ответ, зам. Кагановича[49] Самсонова Александре Георгиевне[50] о том, что тебе нельзя лечиться в Кисловодске: "Так постановил конгресс Коминтерна, вы, наверное, читали его резолюцию". Не совсем понятна мне формальная сторона дела. Ведь ты поехал по линии ЦК, почему же они отсылают Ягоде[51] или Трилиссеру[52]? Кстати, Балаболкин направо и налево уверяет, что Ягода и Трилиссер принадлежат к его фракции[53].

Все, что ты сообщаешь о приступах малярии у тебя, весьма совпадает с такими же приступами у меня. Основные симптомы те же, плюс острые головные боли в форме каких-то последовательных толчков. Июль, август были у меня очень плохи. Хинизация помогла. Сентябрь был гораздо лучше. В октябре приступы возобновились. Опять хинизация. Стало лучше. Я даже отправился на охоту, на которой провел полторы недели. Во время охоты чувствовал себя очень хорошо, так же как в первые дни после возвращения. Но вот уже три дня как приступы возобновились, вчера был очень тяжкий день. Снова глотал хинин. У Наталии Ивановны приступы также возобновились в полной мере, причем у нее они чаще сопровождаются повышенной температурой - до 37,5.

Тебе, вероятно, сообщили, как Ярославский объяснял на каком-то собрании, что мы, мол, совсем уже решили было перевести его на Кавказ, но ввиду требований и протестов изменили решение. Копию твоего письма т. Валентинову[54] я в свое время получил и хотел тогда же телеграфировать тебе свое восхищение этим письмом, но не знал, по какому адресу. Оно у нас немедленно было переписано в значительном числе экземпляров и разослано ряду друзей. Очень обидно, что бюрократическая служба отнимает у тебя много времени . . .

Борьба с правым уклоном инсценирована в духе конструктивизма. Прямо-таки меерхольдовская постановка. Все единогласно и единодушно, полностью и целиком борются против некого злодея П У. (правый уклон). Адрес коего, однако, никому не известен. С правым уклоном борются столь же, и еще более решительно, чем с оппозицией. Так гласят, по крайней мере, ежедневные аншлаги в "Правде", редактором коей состоит вождь Шестого конгресса Коля Балаболкин. Чудеса в решете, да и только. Однако за этим конструктивистским маскарадом открываются серьезнейшие процессы. Есть все основания думать, что на этот раз дело зайдет много дальше, чем хотели бы мастера конструктивной постановки. Об этом, впрочем, я еще напишу подробнее на днях ... Любопытно, что в то же самое время, как официально заявляется о полном единогласии в Политбюро, вышеозначенный Коля сообщает по секрету всему свету, что разногласия с оппозицией были ничтожны по сравнению с теми разногласиями, которые отделяют тройку[55] от мастера [56], и что дискуссии они не открывают только потому, что она сразу приняла бы "огнестрельный" характер: нам (Коле и его единомышленникам) пришлось бы сказать: "Вот человек, который довел страну до голода", а он оказал бы. "Вот защитники кулака и нэпмана". Все это сообщают, если не дословно, то почти дословно, во всяком случае вполне достоверно. О шашнях Коли с двумя мушкетерами в Москве говорят совершенно открыто. Мушкетеры, однако, воздерживаются, ожидая за это поощрения от мастера.

ПИСЬМО СОСНОВСКОМУ

Дорогой друг, очень хорошо, что вы приблизились, как пишете, "на 1200 лошадиных распутных верст" и приняли активное участие в наших внутренних проработках. По-видимому, у нас с Вами солидарность по всем основным вопросам. Вы пишете, что в документе "Что же дальше?" говорится будто бы о "неизбежности победы правого курса" Сейчас у меня нет времени посмотреть весь документ. Но по существу, такая мысль ни в коем случае не могла в нем заключаться. Это либо недоразумение в формулировке, либо прямая ошибка переписчика, либо, наконец, фальсификация. Вы совершенно правы, что июльский пленум не был последней точкой в развитии партии в целом и, в частности, взаимоотношений между правыми и центристами. Об этом я писал не раз, в частности в большом своем письме от 21 октября, которое послано в Енисейск[23] октября и, надеюсь, дошло до Вас. Сейчас кампания против правых, несмотря на весь свой бюрократически-маскарадный характер, является достаточно убедительным доказательством того, что история не остановилась на решениях июльского пленума. Как и нынешние "единогласные" осуждения правого уклона отнюдь не означает устранения или хотя бы ослабления термидорианской опасности. Все находится в движении, главная борьба еще впереди, ее возможный исход, не в последнем счете, зависит и от нас. Вы поднимаете вопрос о социально-классовом содержании правого крыла и центристов. К этому вопросу многие товарищи, как видно по письмам, подходят сейчас с разных сторон. В более обширном письме, которым я сейчас занят, значительное место отводится именно освещению второго вопроса. При подходе к нему нужно не упускать из виду, что мы имеем дело не с завершившимися и окостеневшими политическими образованиями, а с процессами брожения и дифференциации внутри партии, связанной единством пролетарского прошлого. Отсюда невозможность каких-либо жестких и неподвижных классовых определений. Когда мы говорим о сползании, то это и означает, что голова уже в одном месте, а хвост еще в другом. Определить классовую глубину сползания можно только действием, т. е. нашим активным противодействием сползания и теми результатами, каких мы на этом пути добьемся. Но об этом обстоятельстве в следующем письме. Что нашим путем остается путь реформы, это совершенно бесспорно. Все наши документы к Конгрессу говорят об этом с полной категоричностью. Деление на стариков и молодых никуда не годится, в этом Вы, разумеется, совершенно правы. Вопрос Ваш, связанный с октябрьской годовщиной, отпадает, так как письмо Ваше я получил после годовщины: оно шло около сорока дней. Великолепно звучат официальные формулировки: "Всемерно усилить борьбу с осколками, обломками и пр. окончательно разбитой оппозиции". Ей-же-ей, лучше не скажешь. Угланов говорил, правда, на сентябрьском пленуме ЦК: "Оппозиция оказалась живучей ..." Фраза эта из официального отчета вычеркнута. Бюрократические фетишисты всерьез думали, что с марксизмом можно покончить репрессией и клеветой. Нет-с, голубчики, просчитались. Щелчок по носу, который держит для них в запасе история, может оказаться отсроченным, но он все же придет и - пусть поберегут свои носы. Других тем я здесь не касаюсь, так как надеюсь, как сказано, что Вы уже получили мое письмо от 21 октября. Переписка, впрочем, опять вошла в кризисную стадию. Случайность ли это, или же планомерное ограждение усиленной борьбы с вышепоименованными осколками, остатками и обломками, покажет ближайшее будущее. Прилагаю копию своего письма т. Раковскому[57].