Страница 21 из 38
Альбер Батай в книге „Уголовные и гражданские дела“, 1886 приводит рассказ об Анри Бло, „достаточно красивом парне двадцати восьми лет, с бледноватым лицом. Волосы зачесаны на лоб челкой. У него запавшие глаза, необыкновенно черные и блестящие. В целом, в его лице есть что-то от кошки и одновременно — от ночной птицы. 25 марта 1886 года, между одиннадцатью и двенадцатью часами ночи Бло перелезает через дверцу ограды кладбища Сент-Уан, направляется к братской могиле, приподнимает переборку, отделяющую от земли последний в этом ряду гроб. По кресту у подножия братской могилы Бло узнает, что в этом гробу — тело молодой женщины, восемнадцатилетней Фернанды Мери по прозвищу „Карманио“, театральной фигурантки, похороненной накануне.
Бло вытаскивает гроб, открывает его и достает оттуда тело девушки, которое относит на край ямы и кладет на насыпь. Там молодой человек становится на колени, предусмотрительно подложив под них листки белой бумаги из-под букетов, и совершает с трупом половой акт. Затем, вероятно, ложится спать и просыпается лишь тогда, когда пора уходить с кладбища, и удаляется достаточно рано, чтобы его не заметили, но слишком поздно, чтобы успеть вернуть труп на место“. Любопытно, что, когда осквернение было обнаружено, один человек по фамилии Дюамель прислал письмо, в котором признался, что это он совершил данное осквернение. Дюамеля заключили в тюрьму в Мазасе, поскольку он сообщил такие подробности преступления, что следователи действительно поверили в его виновность. Однако два врача, обследовавшие Дюамеля, установили, что он невменяем. 12 июня Бло снова аналогичным образом осквернил могилу, после чего заснул. Его застигли на месте преступления и арестовали. 27 августа, когда началось судебное разбирательство, и судья выразил свой ужас перед действиями обвиняемого, Бло равнодушно возразил: „А чего вы хотите — у каждого свои пристрастия. Мое — это трупы!“ Доктор Мотэ не смог признать его невменяемым, и Анри Бло приговорили к двум годам тюрьмы. Доктор Тибериус из Афин рассказал о следующем случае. Лет семь назад один студент-медик проник в часовню для отпевания усопших, где лежало тело только что скончавшейся красавицы-актрисы, которую собирались готовить к похоронам и к которой студент испытывал безумную страсть. Осыпая холодный труп жаркими поцелуями, преступник совокупился со своей мертвой возлюбленной. Следует отметить, что на трупе было роскошное одеяние, усыпанное драгоценностями, — именно в таком виде усопшую собирались нести в похоронной процессии.
Говорят, что некрофилия — привычное явление в некоторых странах Востока.
„В Турции, в тех местах, где кладбища плохо охраняются, будто бы часто видели, как отдельные гнусные личности, подонки, используют эксгумированные трупы в качестве объекта удовлетворения своих сексуальных желаний“.
Дело Виктора Ардиссона, которого в газетах называли „lе vampire du Muy“ („вампир из Мюи“) и которого арестовали по многочисленным обвинениям в эксгумации трупов и совокуплении с ними, подробнейшим образом исследовал доктор Эполар. Он вынес следующее заключение: „Ардиссон — это безумец, не ведающий, что творит. Он насиловал мертвых, ибо в роли могильщика ему было легко добывать себе подобия женщин в виде трупов, которым он обеспечивал некую видимость существования“.[134]
В деле Леопольда и Лоуба мотивом преступления, совершенного в 1924 году в Чикаго и широко обсуждавшегося по всей Америке, был некросадизм. Совершив убийство несчастного мальчика, эти два жалких дегенерата надругались над мертвым телом. Уместно будет заявить, что источником этого отвратительного преступления стала ложная философия. Денег у преступников было в избытке, сознание их было замутнено отголосками учения Фрейда, и два молодых супермена почувствовали себя выше всех законов. Эти юнцы уже испытали всю гамму эротических впечатлений, чувства их уже притупились, и захотелось чего-то новенького, чтобы как-то расшевелить свои истощенные нервы. Поток всех этих низостей и мерзостей можно было бы пресечь, вернувшись к истинной философии, к профессиональным знаниям схоластов, преподавателей и врачей.
Небезызвестны — и в действительности не так уж редки — поразительные примеры того, что можно было бы назвать „воображаемой некрофилией“. Подходящие условия для ее сеансов специально создают в самых дорогих, избранных номерах.
В своем исследовании „Конец века: всеобщее разложение“ Лео Таксиль отмечает: „Одно из самых ужасных садистских пристрастий — это пристрастие тех ненормальных, которых окрестили „вампирами“. Этих безумцев обуревает желание насиловать трупы. Подобное половое извращение, по словам доктора Поля Моро из Тура, представляет собой крайнюю степень отклонения в сфере сексуальных потребностей“. Он сообщает также, что в некоторых борделях нередко имеются „chambres funebres“ („похоронные комнаты“). „Обычно в одной из комнат есть сооружение, занавешенное черной материей, т. е. своеобразное „ложе для покойницы“ — словом, все атрибуты траурной обстановки. Но один из главных парижских домов терпимости располагает специальной комнатой, предназначенной для клиентов, желающих испытать, что такое вампиризм.
Стены помещения обиты черной атласной тканью, расшитой серебряным бисером. Посреди комнаты возвышается весьма роскошный катафалк. Там, в открытом гробу, лежит женщина без признаков жизни. Голова ее покоится на бархатной подушке. Вокруг расставлены длинные восковые свечи в больших серебряных подсвечниках. Во всех четырех углах стоят погребальные урны, а также курильницы, в которых вместе с благовониями горит смесь спирта и поваренной соли. Их тусклое пламя, освещающее катафалк, придает телу лжепокойницы трупный цвет.
Впускают сластолюбивого сумасброда, заплатившего за этот сеанс десять луидоров. Перед катафалком стоит скамеечка для молитвы, на которой клиент преклоняет колени. В соседнем кабинете фисгармония начинает играть „Dies irae“ или „De Profundis“. Как только раздаются эти похоронные аккорды, „вампир“ набрасывается на девицу, которая изображает усопшую и которой велено не шевелиться, что бы ни случилось“.[135]
Весьма разумно было бы предположить, что катафалк, гроб, черная траурная материя призваны настраивать на торжественный лад и убивать желание, однако в, определенных кругах все это погребальное великолепие, напротив, считается самым элегантным возбуждающим средством, самым испытанным и сильнодействующим из всех изысканнейших афродизиаков.
ГЛАВА II. ПРОИСХОЖДЕНИЕ ВАМПИРОВ
Теперь может последовать вопрос: как человек становится вампиром, или как он в него превращается? Тогда здесь уместно будет систематизировать причины, которые, согласно общераспространенным поверьям, вызывают у людей предрасположенность к этому демоническому состоянию. Следует заранее оговорить тот факт, что коль скоро предания о вампирах в столь значительной степени являются славянскими и греческими, то многие из тех причин, которые в Восточной Европе принято считать определяющими, где-либо в другом месте не воспринимаются с той же серьезностью.
Вампир — это тот, кто вел жизнь гораздо более безнравственную и разнузданно-злобную, чем обычно; это человек, одержимый грубыми, отвратительными и эгоистичными страстями, наслаждающийся жестокостью и кровью. Как весьма проницательно заметил Артур Мэчен, „Колдовство и святость — вот две единственные реальности. Каждая представляет собой экстаз, уход от обычной жизни“. Духовный мир нельзя свести лишь к высшему добру, „но в нем обязательно представлены и носители высшего зла. У обычного человека не больше шансов стать величайшим грешником, чем величайшим святым. В большинстве своем мы всего лишь равнодушные, посредственные, смешанные создания, и, следовательно, наши пороки и наши добродетели одинаково посредственны и не важны… Святой стремится вернуть себе свой дар, некогда им утраченный. Грешник пытается обрести нечто такое, что никогда ему не принадлежало. Короче говоря, он повторяет грехопадение человека… Не только явных лжецов оставляют „за бортом“ эти слова.[136] Они относятся прежде всего к „чародеям“, которые пользуются земной, материальной жизнью, пользуются недостатками, присущими земной жизни, как инструментами для достижения своих крайне порочных целей. И вот что я вам скажу: наши высшие чувства так притупились, мы так погрязли в материализме, что, столкнись мы с подлинным злом, мы, вероятно, вряд ли сумели бы его распознать“.[137] Гюисманс в своем романе „La Bas“ („Там, внизу“) — говорит: „Так как очень трудно быть святым, остается стать сатанистом. Это одна из двух крайностей. Можно гордиться тем, что тебя ценят за преступления так же, как святого ценят за добродетели“.
134
"Vampirisme", pp. 20–28.
135
бme mille, pp. 236–245. Можно сказать, что свидетельства Таксиля не внушают доверия. Но только не в данном случае. Кроме того, его заявления находят широкую поддержку среди других авторов.
136
Апокалипсис ("Откровение святого Иоанна Богослова", XXI, 8): "Боязливых же и неверных, и скверных и убийц, и любодеев и чародеев, и идолослужителей и всех лжецов участь в озере, горящем огнем и серою. Это смерть вторая". И еще (XXII, 15): "А вне — псы и чародеи, и любодеи, и убийцы, и идолослужители, и всякий любящий и делающий неправду".
137
«Обитель душ», London, pp. 113–118.