Честь и долг

Сэр Уинстон призывал расправиться со смутьянами, а всех участников забастовок лишать освобождения от мобилизации и отправлять на фронт. Член военного кабинета лорд Мильнер придерживался таких же взглядов, премьер же, мистер Дэвид Ллойд Джордж, был сторонником либеральной политики по отношению к рабочим. Ради увеличения военного производства не боялся идти на мелкие уступки. Премьер-министр старался чаще демонстрировать заботу о благе "простого народа", не без оснований полагая, что, только укрепив тыл и усилив контроль государства над экономикой, можно выиграть войну и ослабить рабочее движение.

Но напор на премьера был велик. Ему помогало только то, что никакой диктатор или монарх никогда не обладал столь совершенными рычагами власти, как британский премьер-министр. Если, разумеется, он в конечном итоге правильно исполнял волю истэблишмента. А магнаты Сити и земельная аристократия были довольны. Банкиры и промышленники получали фантастические прибыли от войны. И лендлорды отнюдь не беднели. Вместо того чтобы разрешать арендаторам распахивать новые земли под хлеб, недостаток которого ощущался из-за германской подводной войны против судов с продовольствием для Британии, джентльмены с удовольствием и в военные дни предавались охоте в собственных угодьях на фазанов, куропаток и лис.

Из-за несовпадения мнений келейные заседания кабинета и совместные обеды его членов на Даунинг-стрит, 10, проходили весьма бурно — в британском понимании, разумеется. Никто не кричал и не горячился. Потребляли лишь больше, чем обычно, хереса, коньяка и сигар. Слава богу, налоги во время войны выплачивались значительно аккуратнее, чем в дни мира, и правительство ни в чем не ощущало недостатка.

В начале декабря встречались в доме премьера особенно часто. Главным был русский вопрос. А в нем основным содержанием — как пресечь большевистскую заразу. Не дать распространиться ей по миру. Ведь сломать хребет Российской империи — это полдела. Дело — спасти свою собственную империю от революции…

Узкий круг джентльменов, составлявших ядро военного кабинета, в том числе и сэр Уинстон, который формально не был полноправным членом его, собирались в эти холодные дни в личном салоне премьера. Здесь весело потрескивал камин. Уют комнаты, стены которой были отделаны деревом, пол покрыт мягким ковром, а толстые шторы гасили сквозняки от окон, создавал атмосферу непринужденности. Официант-валлиец заботился о напитках.

Сегодня собрались как обычно: поджарый, затянутый в придворный мундир лысеющий лорд Мильнер, курносый, в пенсне, с длинными волосами на загривке и серыми усами министр иностранных дел Бальфур, заместитель первого министра и лидер палаты общин Бонар Лоу с лицом простолюдина. Пришел безусый и безбородый, словно скопец, лорд Керзон оф Кедлстон. Снова без приглашения не выгонишь же — явился сутулый, с широким бульдожьим лицом сэр Уинстон Черчилль.

Расселись. Лорд Мильнер — в свое любимое кожаное кресло с высокой спинкой, рядом с креслом хозяина дома. Другие гости понимали, что сэр Альфред — весьма важная персона и даже в его отсутствие не претендовали на это кресло. Лишь этот молодой нахал — сэр Уинстон — мог покушаться на место рядом с премьером. Сэр Альфред даже приходил из-за этого чуточку раньше, чем все. Кстати, создавалась видимость, что он уже обо всем с премьером переговорил, а остальные только санкционировали их волю.

Беседа началась, как обычно, с текущих дел. Поругали безответственные профсоюзы, рабочее сословие и невольно перешли на русские дела.

Бальфур извлек из потертого кожаного чемоданчика — обязательной принадлежности каждого британского министра — свежие телеграммы от генерала Нокса, военного агента, от генерала Бартера, главы английской миссии в России, от посла сэра Джорджа Бьюкенена. Все они пребывали в тревоге.

Генерал Бартер считал необходимым активное сотрудничество с казаками. Сообщал о том, что Керенский, Алексеев и Милюков уже на пути в главную ставку казачества — Новочеркасск. Генерал указывал, что положение можно спасти лишь с помощью интервенции союзников в Россию. Необходима срочная высадка иностранных войск, и только она приведет к полному краху максималистов…

Лорд Мильнер, получивший в дни своего пребывания в России исчерпывающую информацию о ее политических партиях, недовольно поморщился. Опять коллеги склонны вместо названия «большевики» употреблять совершенно неправильное слово «максималисты», которое относится по-настоящему к маленькой группке эсеров.

Мистер Бельфур продолжил чтение телеграмм Нокса, из которых явствовало, что генерал установил прочную связь с казачеством Кубани, Терека, Астрахани, что казачьи атаманы Каледин и Дутов находятся на его содержании. Однако, следовало из сообщения Нокса, у Каледина на Дону мало сил. Всего около пяти тысяч пехоты и около десяти тысяч сабель. Нокс требовал денег. Угрожал, что если британское золото не поступит для формирования армии Каледина и Алексеева, равно как и другие материальные ресурсы, то эта единственная на сей момент реальная сила против большевизма будет разбита.

Первый министр, подбросив из медного ведерка угля в камин, повернулся к гостям и предложил принять принципиальное решение: большевиков следует рассматривать как открыто признанных врагов. Более того, следовало бы оказать немедленную финансовую помощь Каледину и вновь сформировавшемуся контрреволюционному правительству — Украинской Раде.

Министр военного снабжения Черчилль и здесь проявил свою инициативу, выходящую за рамки его ведомства. Он достал из чемоданчика и раздал всем присутствующим свою докладную записку, а затем на словах изложил ее. Он снова и снова доказывал необходимость собирания всех контрреволюционных сил для борьбы с большевизмом. При этом он цитировал справку Генерального штаба, где в числе стран, способных оказать сопротивление большевисткому правлению, назывались Финляндия, Латвия, Литва, Эстония, Польша, Украина, Армения, Грузия, государства казаков Терека, Дона, Кубани, Астрахани, Оренбурга, Урала, Сибири. По мнению Черчилля и Генштаба, эти «страны» могли выставить против Петрограда и Москвы армию численностью почти в три миллиона человек. Необходимо было только организовать такую армию, снабдив ее снаряжением, британскими советами и офицерами.

Иронически улыбаясь, сэр Уинстон закончил изложение своих основных мыслей короткой рекомендацией: "Официально Британия не должна объявлять войну России, но большевиков следует убивать, как только они будут попадаться на глаза!.."

Это заявление несколько покоробило, пожалуй, лишь одного Ллойд Джорджа, хотя и он понимал, что в России рождается сила, абсолютно чуждая всем устоям Британской империи и способная их очень быстро подточить и разрушить, если ее не укротить. Остальные джентльмены лишь разгоревшимся блеском в глазах горячо приветствовали идеи сэра Уинстона.

Сэр Альфред Мильнер также не мог не высказаться по столь актуальному поводу.

— Пусть лучше русские убивают друг друга, и как можно больше! Ведь даже самые умные из них неспособны воспринимать прогрессивные идеи и предложения… — буркнул он из своего кресла. — Я вспоминаю одну встречу в России, джентльмены… Это был храбрый русский генерал по имени Соколофф… Его знания могли бы сослужить службу Британской империи, но этот упрямец, как и все русские, одержим дурацкими патриотическими заботами об отечестве, о своем народе…

Сэр Уинстон прав, говоря, что Россию следует расчленить на множество карликовых государств, которые никогда не смогли бы объединиться и составить соперничество нашей великой империи в Азии, на Ближнем Востоке, в Европе, при этих словах лорд Мильнер откинул голову на спинку кресла, чтобы свысока посмотреть на коллег. — Именно это, под вкусным соусом, разумеется, мы и должны внушить нашим друзьям-французам на предстоящем в Версале совещании Верховного военного совета Антанты… Не правда ли? Пусть русские как можно больше убивают друг друга… Рабочие — офицеров и генералов, солдаты — друг друга и рабочих; крестьяне — горожан, бедные… хм-хм… бедных, богатые тоже бедных…