Страница 162 из 349
Визит Черчилля
Далеко не все американцы и англичане с легкостью соглашались с логикой «оставить русских самим решать проблему своего выживания». Один из несогласных — посол США в Лондоне Г.Вайнант — критически относился к стратегии английской дипломатии, демонстративно ставящей в качестве основного приоритета укрепление своей империи. Для наиболее дальновидных политиков и тогда было ясно, что принесение в жертву Советского Союза означало его эвентуальное ожесточение и подозрительность в отношении западных союзников, покинувших Россию в критический момент ее истории. Эта точка зрения была понятна и ряду английских дипломатов в Москве, которые осознавали, чем может в конечном счете обернуться для англичан ожесточение их восточного союзника. Иден показал Черчиллю телеграмму от нового английского посла в Москве сэра Арчибальда Кера, в которой говорилось, что ухудшение англо-советских отношений чревато долговременными негативными последствиями и поэтому желательно как можно скорее организовать встречу премьер-министра и Сталина. В своем дневнике Иден записал, что «получив телеграмму, Уинстон подскочил с места». Другой старинный друг Черчилля — А.Кадоган предупреждал, что главная опасность подстерегает Англию тогда, когда «русские почувствуют отчуждение». 30 июля 1942 г. Черчилль написал Сталину, что изучает возможности посылки нового «большого конвоя» в Архангельск и думает о встрече на высшем уровне.
На следующий день Черчилль предложил Сталину встретиться в Астрахани или в любом другом месте: «Мы могли бы вместе обозреть события войны и принять совместные решения». По получении этой телеграммы Сталин официально пригласил Черчилля в Советский Союз. Наиболее удобным местом была названа Москва, поскольку ни члены правительства, ни Генеральный штаб не могли покинуть столицу в момент исключительного напряжения военных усилий. Черчилль быстро согласился. Речь шла о жизненных интересах Великобритании, и он намерен был сделать все возможное, чтобы избежать отчуждения России.
Путешествие в Москву было в те времена делом нелегким — на высотном самолете следовало пересечь всю горящую Европу. Вечером 31 июля Черчилль и его жена на машине прибыли в Фарнборо (где сейчас проходят известные авиационные салоны), и в полночь Черчилля проверили на способность переносить большую высоту. Он надел кислородную маску и противогаз — в специальной камере имитировали высоту примерно 5 тыс. метров. Здесь он находился в течение четверти часа, используя для дыхания кислород. Клементина смотрела на мужа через небольшое отверстие. После испытания у Черчилля измерили кровяное давление и пришли к заключению, что у 67-летнего Черчилля оно в норме. Тут же было принято решение: лететь следующей ночью.
В Москву Черчилль решил взять только двух своих помощников — генерала Брука и сэра Александра Кадогана. В ночь на 1 августа 1942 г. британский премьер взошел на борт самолета — неотапливаемый четырехмоторный бомбардировщик «Либерейтор». Здесь были лишь две металлические полки и большой запас одеял. Черчилль занял одну полку, а его доктор вторую. Сосредоточиваясь на мыслях о русском союзнике, он весьма отчетливо понимал, что едет к Сталину практически в положении просителя. Для создания более благоприятной обстановки Черчилль, во-первых, потребовал от адмиралтейства подготовить конвои в Архангельск и Мурманск в сентябре 1942 г. Во-вторых, Черчилль решил ослабить свою ответственность за неосуществление обещания открытия второго фронта, переложив часть этой ответственности на американцев. Он попросил Рузвельта позволить Гарриману — восходящей звезде американской дипломатии — сопровождать его в Москве. Согласие Рузвельта было получено, и 8 августа А.Гарриман прибыл в Каир. Вскоре после полуночи 10 августа самолет Черчилля взял курс на Тегеран. Летчик сказал премьер-министру, что самолет полетит на высоте 9 тысяч футов, но Черчилль тотчас же обнаружил на карте горную вершину высотой 10 тысяч футов и приказал лететь на высоте 12 тысяч футов, хотя это означало использование кислородных масок. Это задержало полет, Черчилль не смог отправиться тотчас же из Тегерана в Москву. Вместо этого он обедал с шахом, обещавшим ему, что Персия будет следовать в фарватере английской политики.
Рано утром 12 августа Черчилль на том же «Либерейторе» покинул Тегеран. Он видел место, где Волга впадает в Каспийское море, по течению Волги самолет летел в направлении Москвы. Внизу, именно по курсу самолета, германские войска продвигались к Кавказу, севернее они вышли в районе Сталинграда к Волге. Позже Черчилль вспоминал: «В ходе этой моей миссии я размышлял о мрачном большевистском государстве, которое я когда-то пытался задушить в колыбели и которое до тех пор, пока не появился Гитлер, я считал смертельным врагом цивилизованной свободы. Что же являлось моей обязанностью сказать им сейчас?» А сказать ему предстояло следующее: хотя Советскому Союзу приходится в одиночестве сражаться с основной массой германских войск, Запад в эти решающие месяцы не поможет Советскому Союзу. Оценивая свою миссию, Черчилль применил такую метафору: «Это было вроде того как везти большой кусок льда на Северный полюс».
После десяти с половиной часов полета «Либерейтер» приземлился в Москве. Нарком иностранных дел Молотов и начальник Генерального штаба маршал Шапошников встретили Черчилля в аэропорту. На государственной вилле № 2 премьера поразила исключительная роскошь обстановки и подчеркнутое внимание окружающих. «Меня провели через столовую, где стоял стол, уставленный деликатесами, а затем, через большую комнату приемов, в спальню и ванную комнату одинаково огромных размеров. Яркие электрические лампы подчеркивали белизну стен, холодная и горячая вода были в моем распоряжении». Но потомок герцогов не привык к простому — готовить собственными руками ванны и раздеваться самому. А в государстве рабочих и крестьян обслуги такого рода не было. Больших трудов стоило премьеру овладеть русской системой смешения горячей и холодной воды. Ситуацию сгладил ужин «непревзойденной роскоши».
После ужина, в 7 часов вечера этого же дня, Черчилль прибыл в Кремль. На следующее утро он телеграфировал военному кабинету, что «первые два часа были мрачными и неинтересными». Сталин, «откинувшись и пыхтя трубкой, полузакрыв глаза и извергая поток оскорблений», обрисовал ситуацию на Южном фронте как неблагоприятную и сообщил о том, что немцы «прилагают огромные усилия, чтобы вырваться к Баку и Сталинграду». Стороны зашли почти в тупик. Сталин, не подбирая слов, обрушился на трусость осторожных людей. Словами Черчилля: «Мы достигли такой точки, перейдя которую, государственные деятели уже не могут вести переговоры».
Сталин вручил Черчиллю и Гарриману памятную записку, в которой напоминалось, что решение открыть второй фронт было окончательно подтверждено во время визита Молотова в Вашингтон, что советское командование планировало операции летом и осенью 1942 года, исходя из определенности открытия второго фронта. Американцы и англичане фактически нанесли удар в спину своему главному союзнику, поглощенному невероятным напряжением войны. Черчилль пытался оправдать отказ западных союзников от высадки во Франции, а Сталин говорил о том, какие это может повлечь за собой последствия.
Оживление интереса Сталина Черчилль отметил лишь тогда, когда премьер-министр обрисовал ему основные черты предстоящей операции «Торч» — высадки в Северной Африке 250 тысяч англо-американских войск. Западные союзники намерены были захватить все побережье французской Северной Африки. Сталин начал довольно детально расспрашивать о приготовлениях к этой операции. В этом месте Гарриман вмешался в беседу и сказал, что президент Рузвельт полностью одобряет операцию «Торч». Американские войска находятся в процессе активной подготовки. Черчилль нарисовал на листке бумаги крокодила и пытался объяснить при помощи своего рисунка, что западные союзники намерены атаковать мягкое подбрюшье крокодила, а не бить по панцирю. «Если мы захватим Северную Африку, Гитлер должен будет бросить свои военно-воздушные силы в этот регион, иначе он рискует потерять своих союзников, к примеру, Италию. Операция окажет воздействие на Турцию и на всю Южную Европу. Мы победим в этом году в Северной Африке и нанесем смертельную рану Гитлеру в следующем году». Он и Рузвельт внимательно следят за ситуацией на советско-германском фронте и готовы прийти на помощь, если опасность будет угрожать Каспийскому морю и Кавказу. Сюда можно будет послать мощные англо-американские военно-воздушные силы. Антигитлеровской коалиции, — говорил Черчилль, — «помогают нейтралитет Турции и Кавказские горы, которые прикрывают нефтяные поля Абадана, потеря которых была бы смертельна для позиций Англии в Индии и на Ближнем Востоке».