Страница 4 из 42
Миша пересказал сводку военных действий. Холодов угрюмо проговорил:
— Беда, да и только… Дуром прут, того и жди, к нам нагрянут.
— Не пропустят их, — возразил Миша. Холодов расхохотался, потом неожиданно умолк и строго сказал:
— А чего ты понимаешь? Дела, брат, табак, бежать вам отсюда придется.
— А вы разве здесь, у немцев, останетесь? — удивился Миша.
— Рад бы в рай, а что поделаешь? — Холодов громко икнул. — Куда нам ехать-то? Да и кто пас ждет? Нынче, брат, весь мир в движении. Едут люди и сами не знают, куда и зачем.
— Нашел о чем говорить, — вмешалась Степкина мать, вылезая из-за стола. — Бог даст, все будет ладно. И немцы — люди, как-нибудь проживем, чего с нас взять.
— Тоже мне, понесла, — Холодов метнул на нее осуждающий взгляд. — Не знаешь — не болтай чего не следует.
Он вытер полотенцем губы, поднялся, глянул на позеленевшую от времени икону в переднем углу и полез в карман за кисетом.
Подождав, пока Степка доел кашу и облизал ложку, Миша сказал:
— Выйди на минутку.
Степка что-то шепнул матери па ухо и вышел следом за Мишей.
Они уселись на скамеечке в палисаднике.
Над станицей опустились сумерки. Луна серебрила тополя под окнами дома. Ветерок приносил с полей запахи скошенной травы, особенно резкие — полыни и донника. Тихо было вокруг, казалось, станица настороженно прислушивается к чему то.
— Пришел тебя предупредить, — начал Миша. — Мы завтра идем на рыбалку. В семь утра собираемся у Василька. Понял? Бредень в порядке. Если хочешь, пойдем, но не опаздывай.
— Успеть-то я успею, — неопределенно проговорил Степка. — Только вот… отец стал какой-то злющий. Приходит утром, берет меня чуть ли не за шиворот — и в сад. Землянку мы там мастерим себе.
— Для чего?
— Спасаться будем, если фронт подойдет.
— Нашли спасение, — усмехнулся Миша. — Выходит, вы у фрицев останетесь?
— Не знаю. Как отец решит. А утром я приду, обязательно приду, пораньше смотаюсь из дома, до прихода отца.
Вдруг Степка приложил ладонь к губам: скрипнула калитка. Мигая огоньком цигарки, прошагал Холодов, в фуфайке, с перекинутым через плечо кнутом.
— В ночное пошел, — прошептал Степка и облегченно вздохнул.
Миша уже собрался было уходить, но тут вышла Таня и сказала, что Степку зовет мать.
— Я прямо к Васильку прибегу утром, — шепнул Степка и юркнул в калитку.
Появление Тани было столь неожиданным, что Миша, растерявшись, вскочил со скамейки и пробормотал:
— Садись… садись.
— А тут и двоим не тесно, — отозвалась Таня, присаживаясь. — Уходишь?
— Да нет, рано еще, — ответил Миша и почему-то вздохнул. — Спешить некуда. Днем жарища, а сейчас в самый раз — прохладно.
Он сел рядом с Таней. Не зная, о чем заговорить, принялся тихонько барабанить пальцами по скамейке.
— А вам, как видно, не хватило дня, решили посекретничать еще и вечером, — усмехнулась Таня. — Только ваши дела завтра же будут известны всей станице.
— А мы ничего такого…
Миша повторил все то, о чем они говорили со Степкой.
— Это, наверно, интересно? — спросила Таня. — Правда?
Мише давно хотелось сделать ей что-нибудь приятное, и он предложил:
— Пойдем с нами на рыбалку, Таня. Сама увидишь, как здорово там.
— А кто за меня стирать будет? Целый ворох белья навалили, — ответила она. — Хорошо вам…
Она не договорила и, наклонив голову, умолкла.
— Тебе плохо у них? — еле слышно спросил Миша. — Тебя обижают?.. Скажи, обижают? Не бойся, я не выдам тебя.
Таня промолчала. Подняв голову, она долго смотрела на звезды, потом резко поднялась, махнула на прощанье рукой и быстро пошла во двор.
3
Собравшись утром у Василька, ребята осмотрели бредень. Потом огородами двинулись к речке.
Было тихо, лишь издалека доносился гул самолета. С видом знатока Федя сказал:
— Немецкий.
— Откуда ты знаешь? — недоверчиво спросил Василек.
— Гудит надсадно, — проговорил молчавший до сих пор Степка. — Мне отец говорил, что у немцев самолеты гудят с надрывом, как бы стенают.
Так, разговаривая, ребята прошли крайние огороды и спустились к густой вербовой роще. Здесь было прохладно. Трава еще нежилась в росном бисере, пахло горькой корой вербы и тиной. Где-то поблизости размеренно стучал дятел.
Вскоре показался железнодорожный мост, повисший над обрывистой Тростянкой. Ребята часто бывали здесь, у каменных быков ловили пескарей и раков. Но сегодня, как только они вышли из кустов, их остановил властный окрик часового:
— Здесь нет хода!
— Говорил вам, что до фронта рукой подать, — сказал Миша.
Ребята промолчали. Переглянувшись, медленно пошли другой дорогой, через камыши.
Стало душно, как в парной. Кустарники, травы стояли не колыхаясь.
На Черном плесе ребята разделись, спрятали в кустах одежду. Бродить договорились поочередно. Осмотрев еще раз бредень, Федя и Василек первыми полезли в воду.
— Ты, елки зеленые, тяни ровно, — поучал Федя своего напарника. — Не дергайся и не поднимай нижний урез. Чтобы бредень шел плавно…
Миша со Степкой тем временем, обходя заросли краснотала и камыша, шли берегом.
— Мишк! — шепотом сказал Степка. — Я вглубь не полезу.
— Почему?
— Знаешь, у меня насморк.
— На ходу придумал?
— Не веришь… — обиженно проговорил Степка. — Вчера поливал из колодца…
Отмахнувшись от него, Миша заспешил к Феде и Васильку, которые уже выволокли на берег бредень. В нем были две щучки, несколько карасей и ворох ярко-зеленой тины.
— Нашли место, — проворчал Степка, брезгливо передергивая плечами. — Тут, отец говорил, уйма крыс водяных.
— Не бойся, не съедят, — Миша рассматривал трепыхающуюся рыбу. — Они рыжих не любят.
— На себя погляди, — огрызнулся Степка. Довольный удачным началом рыбалки, Федя сказал:
— А теперь, братцы, ваша очередь.
Миша и Степка зашли в воду. Дно было илистым, невидимые водоросли цеплялись за ноги, мешали идти.
— Мишка! Если крыса укусит, можно умереть?
— Как хочешь, — отозвался Миша. — Шагай потише, от тебя волны, как от парохода.
— Ой! — крикнул вдруг Степка и бросил бредень.
— Рехнулся? — обозлился Миша. — Чего шарахнулся?
— Там кто-то есть, — Степка ошалело крутил головой по сторонам, словно ждал появления из воды чего-то страшного. — Только это не крыса.
— Тогда крокодил… — засмеялся Миша. — Подожди, не удирай, Степка, сейчас мы проверим.
Он наклонился и долго шарил рукой по дну. Степка издали наблюдал за ним.
— Вот оно, чудище! — крикнул Миша, доставая из воды большого рака. — Все в порядке, Степа, берись за бредень.
Пряча глаза, Степка подошел.
— Эгей! — крикнул с берега Федя. — Уснули, что ли, рыболовы!
…Через десяток шагов Степка дрожащим голосом пролепетал:
— Давай вытаскивать. Я, кажется, лапу порезал.
Шумно плюхая по воде, они выволокли на берег бредень, забитый тиной и ракушками.
— Да от вас рыба на версту разбегается, — недовольно говорил Федя, вытряхивая содержимое бредня. — Лезьте снова, кроме тины, тут ничего нет.
До самого вечера пробыли ребята на реке. Перед тем как идти домой, Федя вытряхнул рыбу из мешка и стал раскладывать на четыре кучки.
Усевшись в стороне под кустом, Василек пытался застегнуть пряжки сандалий. Миша полоскал в реке майку.
Федя еще раз посмотрел на рыбу и звонко крикнул:
— Готово! Подходи, получай!
Первым подошел Степка. Он внимательно смерил глазами кучку рыбы, на которую указал ему Федя, потом перевел взгляд на другие и обиженно спросил:
— А почему же мне эту?
— Какая разница, — усмехнулся Федя. — Поровну раскладывал.
— Поровну? — Степка наклонился и начал быстро-быстро перебирать руками рыбу. — Себе, значит, щуку, а тут…
— Не себе, а Мишке положил. — Схватив в одну руку большого линя, а в другую карася, Федя потряс ими перед Степкиным носом: — Елки зеленые, разве это меньше щуки?