Страница 27 из 42
Он помолчал, посмотрел на залитую холодным розоватым светом степь и, как бы оправдывая Курганова, продолжал:
— Да и кого он пришлет? Я и раньше не очень надеялся.
После вечернего водопоя скота Лукич с Федей ушли готовить ужин, а Миша остановился возле Захара Петровича, подгребавшего вилами солому, и спросил:
— Дядя Захар, а далеко отсюда до Камышина?
Захар Петрович прищурил левый глаз, помолчал, прикидывая расстояние, и ответил:
— Верст девяносто будет, не меньше. А что?
— Разреши мне… я поеду туда — узнаю про Таню, — Миша опустил голову и, выдалбливая носком валенка лунку в снегу, продолжал: — Увезли ее, и мы не знаем, как она там. Я дня за два обернусь. Соломы у нас на это время хватит. Захар Петрович крякнул, насупился. «Ишь, беспокойный, — подумал он. — А вот Федька молчит, стервец, видно, черствая у него душа». Потом не спеша снял рукавицу, вытер ладонью обмерзшие усы и сказал:
— Я и сам об этом думал, Миша. Да ведь нельзя же нам сейчас бросать скот. Время-то зимнее: едешь на день — рассчитывай на неделю. Подождем.
— Я быстро вернусь, вот посмотрите, — стоял на своем Миша. — Может, ей что надо.
— Быстро? — улыбка на мгновенье скользнула по лицу Захара Петровича и пропала. — Машины у нас с тобой нету, да на ней по такой дороге и не проедешь. Подожди, Миша, малость, что-нибудь придумаем.
— А если позвонить туда? Врач говорил, что ее положат в госпиталь.
— Попробуем, — живо отозвался Захар Петрович. — Завтра попробуем.
Утром, сразу же после завтрака, Захар Петрович ушел в правление колхоза. Мише тоже хотелось пойти с ним, но он не посмел сказать об этом: Лукич распорядился чистить базы. И вот теперь, выбрасывая из коровника навоз, он то и дело посматривал на дорогу. Ему казалось, что Захар Петрович ушел очень давно и с минуты на минуту должен вернуться назад.
А тем временем Захар Петрович только доковылял до правления. На крыльце он отдышался, обмел с валенка снег, постучал деревяшкой, чтобы не скользила по полу, и, увидев выходившего из коридора сухопарого мужчину в заячьем малахае, спросил:
— Василь Матвеич у себя?
Не останавливаясь, колхозник молча кивнул головой.
В кабинет председателя Захар Петрович вошел без стука.
— Гостю всегда рады, — Бачуренко поднялся из-за стола, протянул широкую, как лопата, ладонь. — Жэвэмо рядом, а бачимось у нидилю раз.
Они поговорили о зимовке скота, фронтовых новостях, о видах на урожай. Захар Петрович при этом с интересом крутил в руке медную крышку чернильницы, сделанную в виде орла с расправленными крыльями.
— Какому-нибудь богатею служила, — высказал он предположение.
— Бис его знае, — отозвался Бачуренко. — Теперь колхозу служе. Ты давай кажи, по якому дилу заглянув.
Выслушав просьбу, Бачуренко с сожалением ответил, что прямой связи с Камышином Бобровский колхоз не имеет, нужно просить районную почту.
Он позвонил туда.
— Ягодка, пособи звязаться с Камышнном. Не узнала? Бачуренко! Вин самый! — Он передал трубку Захару Петровичу. — А теперь балакай, шо тоби треба.
— Дочка, послухай! — кричал в трубку Захар Петрович. — Город мне, госпиталь там есть… Номер телефона?
Захар Петрович растерянно посмотрел на Бачуренко. Тот передернул плечами и, пряча усмешку, отвернулся к окну.
— А черт его знает, тот номер! Давайте начальника ихнего, — овладел собою Захар Петрович. — Подождать? Хорошо.
В трубке пищало, посвистывало, слышались приглушенные расстоянием чьи-то возбужденные голоса. «Да тут ничего не услышишь, — подумал Захар Петрович. — Сплошная свистопляска».
Наконец в трубке что-то щелкнуло и строгий, как команда, голос произнес:
— Говорите, Камышин на линии!
Закрыв рукой одно ухо, Захар Петрович натужно кричал:
— Алло, госпиталь? Кто это? Дежурная? У вас там лежит девочка… Таня! Нету? А где же ей быть? Нет, не ошибся!
В трубке затихло. Захар Петрович посмотрел на нее, потом перевел глаза на Бачуренко и огорченно промолвил:
— Не могла уважить человеку. Одно твердит, что я ошибся.
К себе Захар Петрович возвращался не в духе: все вышло не так, как хотелось. «Взять бы у Бачуренко легкие санки и пару добрых коней — за два дня съездил бы, — пришла в голову мысль. — А по телефону ничего не добьешься, да и слышимость никудышняя: треск и свист. Придется подождать. А до Степной и вовсе не дозвонишься».
Едва он вошел на баз, к нему подбежал Миша.
— Ну как, дядя Захар, разговаривали?
— А толку-то что? — хмуро ответил Захар Петрович. — Нету Танюшки в госпитале.
— Как нету? — насторожился Миша, для чего-то снимая рукавицы. — А где же она?
— А я почем знаю. Говорят, не поступала к ним.
Миша испуганно посмотрел на Захара Петровича. Ему показалось, что он скрывает от него то, что удалось ему узнать о Тане. «Неужели она по дороге?.. — Он закусил губу и часто-часто заморгал. — Нет, не может быть, она жива, конечно, жива…»
— Дядя Захар, вы только правду скажите, — хватая его за рукав, попросил Миша.
— А я брехать не собираюсь. — Но, поняв его состояние, Захар Петрович улыбнулся: — Ну чего ты всполошился? В другом месте ее положили, мало ли больниц!
— Почему же вы не позвонили в больницу?
— Попробуй! — обозлился Захар Петрович, вспомнив свой телефонный разговор. — Это тебе не с Федькой болтать, там свои порядки.
Неприязненно глянув на него, Миша молча повернулся и пошел в коровник. Остановился возле Феди и шепотом, чтобы не слышал Лукич, сказал:
— Выдь на минутку.
Воткнув вилы в кучу навоза, Федя заспешил следом за ним. За коровником они остановились.
— Отец вернулся сердитый, — сразу же начал Миша. — Не получилось у него с разговором.
— Ну и что? — не понял его Федя.
— Я хочу… я сам поеду туда. Только ты пока — ни слова.
— Давай вместе! — глаза Феди загорелись. — Вдвоем веселее все-таки.
— А тут кто же останется? Подумают, что мы совсем удрали.
— Мы же вернемся.
— Не нужно, Федя, — старался остепенить друга Миша. — Ты завтра скажешь отцу, куда я поехал. Ладно?
— Как же ты доберешься туда?
— Утром поедут за почтой в район, вот я с ними и пристроюсь. А там…
Он пожал плечами и посмотрел на Федю, словно ждал его совета. Но тот вздохнул и каким-то упавшим голосом проговорил:
— Только смотри, не так, как Василек: насовсем не смотайся.
— Что ты! Я не такой…
Вечером Миша незаметно сунул в карман полушубка кусок хлеба, три вареных картофелины, завернул в бумажку щепотку соли и лег пораньше спать.
Едва начало светать, как он был уже на ногах. Прислушался. За окном шумел ветер. Захар Петрович заворочался на лавке, открыл глаза и сонным голосом сказал:
— На улице метет, без шапки не выходи — простынешь еще.
Когда Миша открыл дверь, в лицо ударило мелкой порошей. Он поднял воротник и бегом пустился со двора.
Часа через полтора он вернулся, заснеженный, озябший. Захар Петрович с ходу набросился на него:
— Куда мотался ни свет ни заря? Стряхнув с шапки снег, Миша откровенно признался:
— Уехать хотел.
— Куда? — Захар Петрович тяжело оперся на край стола и встал.
Миша посмотрел на сидящего у горящей печки Федю и, заметив, как он покачал головой, понял, что никто еще не знал о его намерении. Но теперь отступать было поздно.
— В город, — буркнул он. — Узнать про Таню.
— Ты слышишь, Лукич? — Захар Петрович всплеснул руками. — Герой нашелся, в такую погоду… Видишь, он беспокоится о Танюшке, а мы — нет… Чужая она нам…
Поскрипывая деревяшкой, он стал ходить по комнате.
Миша молчал. Он присел рядом с Федей и, протянув к печке застывшие руки, тихонько шепнул:
— Метет в поле здорово, даже за почтой не поехали нынче.
Между тем Захар Петрович немного успокоился и, обращаясь к ребятам, сказал:
— Давайте без самоуправства, дело у нас серьезное. А Танюшку мы не бросим в беде.