Остров дьявола

- Ну когда же вы познакомите с вашим гением? Ужасно хочется посмотреть на сверхчеловека.

- Скоро, скоро. Не все просто, как ты думаешь. Гении на дороге не валяются. К ним требуется особый подход, потому как характер у них и повадки не такие, как у нормальных людей.

И когда Юлий Григорьевич позвонил Маше и сказал, что хочет ее видеть, девичье сердце затрепетало в радостном ожидании, и взволнованная и окрыленная, уже через полчаса она расцеловала в прихожей дядиной квартиры своего благодетеля и покровителя. Юрий Григорьевич встретил ее в светлом, изрядно выгоревшем плаще и шляпе с короткими полями, потому Маша спросила:

- Ты только что пришел? - и переводя дыхание начала было снимать свое кожаное легкое пальто.

- Нет-нет, - остановил ее торопливым жестом дядя, - не раздевайся: мы с тобой пройдемся по бульвару и поговорим. В такую погоду грешно сидеть в квартире.

Погода действительно стояла отменная, в Москве и Подмосковье золотисто-багряно струилось бабье лето. Но не погода звала Пухова на бульвар, а соображения конспирации. Если прежде Юлий Григорьевич, будучи дальним родственником жены товарища Серого, считал себя неуязвимым, то после встречи и беседы с Савичем в нем поселилась тревога, и он начал проявлять утроенную осторожность и предусмотрительность. А разговор с Машей предстоял очень серьезный.

Когда они вышли на бульвар, Пухов с подозрительностью заговорщика осмотрелся и, взяв племянницу под руку, направил стопы в сторону Никитских ворот. Поведение Пухова каким-то образом передалось Маше, и та невольно насторожилась: ей сразу же вспомнился вчерашний разговор с Савичем в день его отъезда из СССР в Александровском саду, когда она сопровождала его к могиле Неизвестного солдата. Савич спросил ее, помнит ли она Адама Куницкого? Вопрос этот застал Машу врасплох, она смутилась, но ответила довольно твердо:

- Да, конечно, хотя я была в то время совсем ребенком.

- Это хорошо, похвально, - одобрил Савич. - Друзей нельзя забывать. Доктор Куницкий был вашим верным и преданным другом, таким он остался и по сей день. Сейчас это большой человек, ученый с мировым именем. Он богат, знаменит. И он до сих пор с благодарностью помнит вашу семью. Вы оставили в душе этого нежного, доброго, отзывчивого человека неизгладимый след. Когда он говорит о вас, о вашей маме, на глазах его навертываются слезы.

Савич внезапно умолк, ожидая, очевидно, каких-то слов от Маши. Но она как-то вся насторожилась, напряглась и одеревенела. А он ждал. Наконец после долгой паузы Маша спросила деревянным, не своим голосом:

- А вы виделись с Адамом Иосифовичем?

- И совсем недавно, перед отъездом в Россию, - солгал Савич. Он просил меня передать вам, лично вам, Маша, что он питает к вам отцовские чувства… И еще просил сообщить вам, что на ваше имя в швейцарском банке он открыл счет, так что вы сейчас располагаете солидной суммой долларов. Все подробности известны вашему дядюшке Юлию, которому вы должны полностью довериться и положиться на его мудрость и авторитет. Без его совета и согласия вам не следует предпринимать никаких шагов в отношении того, о чем я вам сейчас сообщил… И еще хочу вас предупредить, - прибавил он после паузы, - никому, кроме, конечно доктора Пухова, даже своим родителям и самым близким вам друзьям, не рассказывать о том, о чем я вам сейчас сообщил. Это в ваших интересах. Знайте, что на Западе у вас есть влиятельный покровитель - доктор Адам Куницкий и он всегда рад будет вас видеть.

Все, что говорил ей Савич, в действительности было его чистейшим вымыслом, но вымыслом с дальним прицелом. ЦРУ нужен был Денис Морозов, живой или мертвый. Предпочтительно живой. Западные спецслужбы никак не могли заполучить сведения об открытии молодого советского ученого. Для них это оставалось тайной за семью замками. Сложность для ЦРУ заключалась еще и в том, что Денис Морозов не выезжал за пределы СССР, исключая двух или трех поездок в социалистические страны. О самом Денисе в ЦРУ было собрано солидное досье - о его характере, о друзьях и тому подобное. В этом досье сотрудники ЦРУ искали ниточку, за которую можно было бы уцепиться, и этой ниточкой оказался Юлий Пухов - учитель Морозова, ему-то и отводилась главная роль в операции, задуманной ЦРУ против Морозова. Разговор с Пуховым и резидентом ЦРУ произошел полтора года тому назад в Стокгольме, где Юлий Григорьевич находился в командировке. Пухов тогда дал принципиальное согласие. У Пухова давно зрел план эмигрировать на Запад, лавры Куницкого не давали ему покоя. Честолюбивый и самонадеянный, он мечтал о звании академика, но, будучи человеком практичным и трезвым, понимал, как ученый, он не может рассчитывать па Западе на райскую жизнь, которую рисовали его честолюбивые грезы. Пример Куницкого для него не подходил, потому что у Куницкого в США были состоятельные родственники. У Пухова их не было. При том Куницкий явился на Запад не с пустыми руками. Вот ежели он заявится туда вместе с Денисом Морозовым… Но каким образом? Если б удалось заманить Дениса в какую-нибудь натовскую страну на какой-нибудь специально подстроенный симпозиум и там опутать разного рода провокационными сетями, предложить златые горы, вынудить стать "невозвращенцем". Увы! - пока что все застопорилось на "если". И тогда к делу подключилась "Моссад" через своего резидента Савича, который был одновременно и агентом ЦРУ. Там знали, что поездка Дениса в соцстраны возможна. Было решено организовать международную встречу ученых в Гаване и пригласить на нее Морозова. На Пухова возлагалась ответственная и сложная задача: организовать участие в этой встрече Дениса и похитить его на одном из промежуточных пунктов, где авиалайнер Москва-Гавана совершает посадку для смены экипажа: либо в Рабате, либо в ирландском Шенноне. С деталями этой операции и познакомил Пухова Савич.

Откровение Савича ошеломили Машу, повергли в смятение. Она смотрела на Савича с удивлением и страхом. Все это походило на какой-то нелепый сон, фантастику, где все казалось сомнительным, невероятньм и в то же время волнующим, возбуждающим таинственные грезы. Навязчивые тревожные мысли терзали ее, не давали покоя. И вот теперь, идя по Суворовскому бульвару под руку с дядей, Маша приготовилась услышать не о женихе, ей обещанном, а о Савиче, Куницком и швейцарском банке. Но дядя заговорил о другом.

- Ты замуж не собираешься? У тебя есть молодой человек? - Пухов ступал неторопливо, важно, тяжело. Движения степенные, строгие. Плотный и сытый, он всегда держался солидно.

- Вы обещали познакомить меня с гением, - отозвалась Маша довольно сухо.

- Да, познакомлю. В ближайшие дни. У академика Виноградова четырнадцатого день рождения. Мы пойдем с тобой, и там будет твой Денис, познакомишься. Ты должна ему понравиться и проявить настойчивость. Он человек в каком-то смысле не от мира сего. Инициатива должна исходить от тебя. Понимаешь? Таких надо брать за горло, мертвой хваткой. Чтоб не успел опомниться. Понимаешь?

Нет, она не совсем понимала, потому что думала совсем о другом, о Савиче и Куницком, и с напряженным волнением и тревогой ждала от дяди разъяснений. Ей стоило большого усилия и выдержки, чтоб не поделиться с Музой Григорьевной о том ошеломляюще неожиданном, что сказал ей Савич. Ночью она долго не могла уснуть. Растрепанные мысли ее метались в тревоге, сомнениях и тайной надежде. Они заслоняли, отодвигали на задний план думы о молодом гении, как вдруг о нем заговорил Юлий Григорьевич в своей грубоватой, обнаженной до цинизма манере. Не дождавшись ответа Маши, Пухов продолжал, заговорщицки оглядываясь:

- У тебя, детка, может сложиться отличная судьба. Тебе Савич говорил о Куницком?

Она молча кивнула: наконец-то.

- И о деньгах в швейцарском банке говорил?

- Да, - тихо молвила Маша слабым голосом.

- Ты никому об этом?..

- Нет.

- И маме? - он покосился по сторонам предостерегающе.

- Савич меня предупредил.

- Молодчина, - одобрил Пухов. - Для всего свое время. Сейчас для нас с тобой главное - Денис. Ты должна сделать все возможное и сверх того, чтоб понравиться ему. Понимаешь?