Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 34 из 75

На протяжении трех лет после выхода фильма «Однажды двадцать лет спустя» Наталья Гундарева не испытывала удовлетворения от новых киноработ. Как признавалась она в одном из интервью: «Раньше было легче. Теперь нужно перешибать себя прежнюю, чтобы не повторяться». А режиссеры хотели от актрисы именно повторения, тиражирования того, что уже было найдено и закреплено и на сцене, и на экране. Гундарева сопротивлялась, но это не всегда получалось.

В журнале «Искусство кино» Виктор Мережко опубликовал статью «Вчера. Сегодня. Завтра», где он высказывал глубокую озабоченность дальнейшей судьбой актрисы, с которой встретился на съемках фильма «Здравствуй и прощай», когда Наталья Гундарева была совсем молодой, начинающей актрисой, притягивающей «к себе веселым оптимизмом, вполне определившейся и очень задорной женственностью, нескрываемым напором свежих, неизрасходованных творческих сил». Такой она была для сценариста в период «Гражданки Никаноровой», «Уходя – уходи», снятых по его сценариям. Для Мережко эти работы и такие фильмы, как «Осень», «Сладкая женщина», «Осенний марафон», – «вчера» актрисы. «Сегодня» же – Гундарева испытывает сложный период, потому что «все возрастающий и усиливающийся интерес к незаурядной актрисе незаметно переродился в эксплуатацию ее данных». Каким же будет «завтра»?..

Андрей Александрович Гончаров приступил к постановке «Жизни Клима Самгина» и предложил Гундаревой роль белошвейки Маргариты. Казалось, актриса сыграет ее легко – всего ведь два эпизода масштабного, очень серьезного спектакля! Но Гундарева сделала упор именно на масштабность и серьезность, поэтому ее Маргарита получилась отнюдь не проходным персонажем, а, если уместно такое выражение, одним из идеологических столпов горьковского повествования. И именно в этом сказалось глубокое понимание актрисой замысла режиссера.

Гончаров писал: «Одна степень соавторства режиссера и писателя, когда дело касается небольшого произведения, совсем другая, когда речь идет о многотомной эпопее, такой как „Жизнь Клима Самгина“.

Был момент в моей жизни, когда классик социалистического реализма оказался спасательным кругом. К этому времени меня уже многократно вызывали в ЦК: мои репертуарные поиски окончательно возмутили верховную власть в лице секретаря Московского комитета КПСС Гришина. И если бы я не ухватился за Горького, не знаю, как бы сложилась моя дальнейшая биография. Однако работа эта не конъюнктурная. Напротив! Умудриться уложить четыре толстенные книги не в четырнадцать серий, в один спектакль – это задача! Решить ее я смог только тогда, когда обнаружилось «зерно» замысла – обыск! Увидеть и услышать тему обыска, я бы сказал, обыска жизни Самгина означало найти инсценировочный ход, который определил композиционное построение пьесы.

Спектакль начинался обыском, который ведут полицейские чины в доме Самгиных, далее обыскивается вся жизнь героя с самого детства. В результате удалось, прослеживая этапы этого обыска, не только подчинить ему весь ход действия, но и найти то, что так и не удалось самому Горькому, а именно – финал. Проигранная жизнь Самгина, цепь предательств на каждом этапе его существования заканчивались опять-таки обыском. Только на этот раз с обыском приходили не полицейские, а коммунисты. Печальный итог: жизнь, которая прожита с детства и до финала в условиях обыска, ведущегося на глазах зрительного зала, – обречена.

Я думаю, удача спектакля была обусловлена возможностью в годы «застоя» и всеобщей слежки показать обыск как способ существования человека, увидеть в нем эмоциональное зерно горьковской эпопеи».

Андрей Александрович Гончаров рассказывал о своем замысле в целом, упуская детали. Потому, наверное, и не объяснял – зачем включил в инсценировку два маленьких эпизода белошвейки Маргариты и почему дал эту роль уже известной, узнаваемой актрисе. Дело же, как представляется, в том, что предательства Самгина начались не сами по себе, а от столкновений с предательством других. Будь Клим Самгин просто подлым от рождения, гнусным человечком – он не стал бы интересен ни для писателя, ни для режиссера. Их интересовала в первую очередь цепочка, что приводит человека к нравственному падению, дает примеры притворства, компромисса...



Проходная, почти эпизодическая роль полуприслуги, предназначенной матерью взрослеющего Клима Самгина для физически полноценного развития сына, была сыграна Натальей Гундаревой жестко и просто: так, что ни на миг не воспринималась Маргарита персонажем необязательным для инсценировки. Здесь проявилась та самая черта, которую стали называть «сочностью» героинь Натальи Гундаревой, – несколькими яркими и точными мазками создается характер молодой женщины, с одной стороны, ненавидящей свой способ зарабатывать деньги, с другой же – считающей, что и ей самой не вредно для здоровья «обслужить» нескольких барчуков.

Все в Маргарите было приниженным, приземленным, откровенно плотским: и наслаждение баней, и питье чая с вареньем, и грубый, без намека на романтичность отношений переход к «делу». Но в двух эпизодах большого спектакля эта Маргарита становилась символом, знаком своего мира – мира аморальной морали, возведенной в высокую степень лицемерия, но и по-своему понятного и уродливо хранимого человеческого достоинства.

Наталья Гундарева играла простую и в меру циничную женщину, которая готова одаривать своей любовью юных гимназистов за умеренную плату от их заботливых матерей. Не изображая никаких высоких чувств, не прикидываясь увлеченной, она преподавала молодым людям первые уроки жизни. Не случайно по ходу дела она обучала Клима: «Это хорошо, что ты не горяч, а то иная распалит да сожжет... Это я тебе бабий секрет раскрыла».

Актриса вела свою роль спокойно, без «открытых» эмоций, очень деловито. Но каким-то непостижимым образом в характере Маргариты выступали черты неприятные и даже зловещие: вот восседает она на кровати, пышная, неприкрашенная, готовая к привычным постельным играм, лениво поглядывает на смущенного гимназиста и в ответ на его попытки завязать духовные отношения рассказывает о том, что любит солодовые пряники на меду, целоваться любит, в театре веселые комедии смотреть, в баньке париться да в церковь ходить. Так же спокойно и безэмоционально, как о пряниках, поведает она Климу Самгину и о своем первом грехопадении, как случилось оно днем, на кладбище, но с каждым его вопросом будет нарастать в Маргарите внутреннее недоумение: неужели он ни о чем не догадывается? неужели всерьез пытается завести с ней роман? И, чтобы прекратить эту иллюзию сближения, которое ей совершенно не нужно, деловито предлагает: «Ну, в постельку?»

Прошло много лет, но не могу забыть эту интонацию актрисы, с которой она прерывала волнующегося Клима и пыталась поскорее отработать полученные деньги: «Ну, в постельку?» Что же происходило с ней потом? Ждала следующего гимназиста? Отдыхала, погружаясь в собственный, скудный и сонный мирок, в котором баня и церковь были главными ценностями?.. Наталья Гундарева выразительно создавала то пространство жизни своей героини, которое не уместилось ни в эпопею Горького, ни в спектакль Гончарова, потому что она тоже вела свой «обыск», на мгновения выпадая из сна души, в который была погружена. Обыскивая поневоле душу молодого человека, она без удовольствия, без эмоций вынимала из нее то, что могло бы очень пригодиться ему в последующей жизни...

«Вторая сцена начиналась так же, как первая: круг вывозил кровать, на которой, поджав ноги, сидела Маргарита, – пишет Виктор Дубровский в книге „Актриса“. – Голова ее была замотана полотенцем, рядом пыхтел самовар, и она, прихлебывая из блюдца чай и вытирая потное лицо полотенцем, с большим волнением, с трудом разбирая слова, читала трогательную сцену неземной любви из французского романа. Вбегал Клим и набрасывался на нее со злыми упреками в неверности, в том, что она живет и с Дроновым, и с другими, что она его обманывала. Маргарита не удивлялась, не огорчалась; она спокойно собирала в узелок мелкие вещички Клима и, отдавая ему, говорила, что поступает в монастырь учить девочек шитью, а мамаша Клима деньги ей платила не затем, чтобы правду ему говорить, а чтобы он с уличными девицами не гулял. Клим кричит, что она врет, мать не могла. И Маргарита ласково и проникновенно отвечала, что мать у него заботливая, во всем городе всего три матери, которые о сыновьях так заботятся».