Мир вашему дому!

Игорь не засмеялся, хотя это было смешно. Вместо этого он сказал:

— Мы за нее отомстим, Борь. Обязательно отомстим. А сейчас давай есть и спать.

— Все.

Сидевший за захламленным столом бородач в камуфляже и зеленой головной повязке повернулся к стоящему у окна офицеру армии Штатов. Тот смотрел наружу, покачиваясь с пятки на носок высоких ботинок.

— Что все? — без акцента спросил по-английски бородач, ударом штык-ножа вскрывая банку консервов, с которой весело смотрела в будущее Евросоюза напрочь антиисламская, но вкусная и оптимистичная свиная рожа.

— Снег пошел, — ответил американец.

— Ну и что? — бородач дотянулся до галет. — Э, правда рано, сентябрь еще не кончился… Мне дед рассказывал — два раза при нем в сентябре падал.

— Ничего ты не понимаешь, — штатовец отвернулся от окна. У него было холеное, но усталое лицо профессионального военного. — Это другой снег, Джохар. Боюсь, что он на годы.

— На годы? — бородач моргнул. — А, да… что-то в школе учили. Ядерная зима, да?.. — он задумался и медленно сказал: — Но слушай… это… тут же взрывов не было. Ближняя бомба взорвалась в Ставрополе, давно, скоро три месяца… да? Может, это просто рано зима?

— Проверяй, чтобы твои принимали таблетки, — отрезал штатовец, снова отворачиваясь к окну, за которым падал на зелень редкий снег. Посреди двора, возле двух «хаммеров», несколько молодых парней в повязках на головах, разинув рты, смотрели в небо. Неподалеку штатовский солдат поспешно натягивал капюшон. Снег падал на штабель голых трупов у стены… — Что ты сказал?

— Я говорю, — повторил Джохар, — выкидывают таблетки. Особенно какие молодые. Боятся, что их отравить хотят.

— Кретины, — равнодушно ответил штатовец. — Ты командир или нет? 3аставь. Иначе через пару месяцев все подохнут… Хотя все равно, — вдруг добавил он. — Все кончено.

— Зачем так говоришь? — ваххабит встал и подошел к окну. — Мы победили. Мы выиграли. Вы нам хорошо помогли, да?

— Мы проиграли, — тихо сказал офицер. — Я не знаю, почему не пишет Моди… Последнее письмо было месяц назад. Она тоже писала… солнце пропало. Вроде все ничего, но у нас всегда было солнце. Русские ударили по Хьюстону. От него до моего дома дальше, чем отсюда до Ставрополья. Но солнце пропало… Сейчас там, наверное, тоже идет снег, Джохар… Мы что-то не то сделали. Что-то страшное… У меня два сына. Джеф и Джок, им по шесть лет… Как там Моди с ними? Почему она уже месяц не пишет? Как они без солнца? Как мы все без солнца, Джохар? Что мы наделали?

— Аллах не допустит, чтобы солнце не вышло, — успокаивающе сказал Джохар. — А снег перестанет. Если не сейчас, то в марте. Тут ранняя весна.

— Ты не понимаешь… — покачал головой штатовец, но их разговор прервало появление здоровенного сержанта-негра. Глаза его были испуганными, он стряхивал рукой в перчатке снег с капюшона и следил, как падают на пол его хлопья, но отрапортовал четко:

— Сэр, схвачен мальчишка. Лейтенант Купер уверен, что это тот, кого мы ищем Мне было приказано доставить его сюда.

— Что?! — офицер ожил. — Ведите, сержант, немедленно! Козырнув, сержант вышел. Джохар радостно спросил:

— Э, неужели который Звереныш попался?

— Может быть, — штатовец поспешно достал из стола фотографию, положил под руку. — А может и нет.

Двое солдат с винтовками поперек груди ввели худого мальчишку, одетого — или, точнее, закутанного — во что-то, бывшее еще недавно кожаной курткой на меху. Голова мальчишки была непокрыта, рыжие от грязи джинсы спускались на разбитые кроссовки. На вид мальчишке было лет четырнадцать, лицо покрывали разводы грязи, глаза смотрели тускло и устало. Волосы слиплись сосульками, губы рассекали кровавые трещины. Кожа на руках потрескалась тоже вместе со слоем покрывавшей их земли, копоти и еще черт-те-чего. Мальчишка хлюпнул носом и равнодушно смотрел, как офицер копается в вещах, вываленных из старого школьного рюкзака с почти неразличимой футбольной эмблемой, который внес и положил на стол сержант.

Под руку штатовцу попал школьный дневник без обложки (предусмотрительно!) Он пролистал растрепанные страницы. Мальчишка неплохо учился. Выпала фотография хохочущей девчонки на фоне фонтана. Странно… Еще три месяца назад этот парень ходил в школу, играл в компьютер, наверное… дружил вот с этой девчонкой, а теперь…

А что если у моих сыновей ЭТОГО не будет ВООБЩЕ?!

— Что ты делал около топливного хранилища? — спросил офицер, бросая на стол дневник. Он уже видел, что перед ним именно ТОТ мальчишка — ни грязь ни лохмы, ни выражение лица не могли обмануть…

— Еду хотел украсть, — равнодушно отозвался парень. — Я пять суток ничего не ел.

— Как тебя зовут?

— Лешка, — мальчишка слабо двинул плечом: мол, какая разница? Офицер усмехнулся — ТОГО звали именно Лешка; наглая хитрость.

— Лешка кто?

— Лешка Зимин.

— Родители где?

— От лучевки умерли. Из Ставрика приехать успели и умерли… Я просто еду украсть хотел.

— Как, ты сказал, твоя фамилия?

— Зимин.

— А кто такой Бахмачев, ты знаешь?

— Атаман казачий. Его все знают.

— А кто такой "Ермак"?

Мальчишка посмотрел удивленно:

— Из книжки, из истории, что ли?

Офицер кивнул, и один из конвойных — молодой парень с испуганным и ожесточенным лицом — тяжело ударил мальчишку прикладом между лопаток, швырнув его на пол. Внутри у мальчишки что-то коротко, обрывисто булькнуло. Он закашлялся, сплюнул, пытаясь подняться. Штатовец следил за ним без интереса. Все было ясно, разговор не имел смысла… просто ему хотелось заставить мальчишку говорить правду.

Мальчишка встал. Сказал тоскливо:

— Я просто еду украсть хотел… ну, убейте меня… я все равно от лучевки умру, вон, снег пошел…

— И этот про снег! — по-русски вырвалось у Джохара.

— Как твоя фамилия? — снова спросил штатовец.

— Зимин…

— А не Черняев? — и офицер положил на ближний к мальчишке край стола фотография. — Леша Черняев, 14 лет. По прозвищу в нашей разведке "Звереныш", личный порученец «Ермака», который командует бандами в этих местах и подчиняется самому Бахмачеву? За три месяца — восемь взрывов, в том числе — топливный склад, склад боеприпасов, пожар на аэродроме, пять адресных убийств. И еще много чего по мелочи. Так как, Леша?

Все это время мальчишка смотрел на фотографию. И, когда он поднял лицо, от равнодушия в глазах не осталось и следа.

— Шесть адресных убийств, — сказал он, кривя губы. — Вахиту я гранату в толчке устроил.

— Аааа! — Джохар рванулся с места, с губ полетела пена — солдаты едва успели схватить его. — Брата! Ты… брата, щенок?! Я тебя… я тебя на куски… пустите!!!

— Алаа акбар, — мальчишка спародировал жест молящегося ваххабита. — Чего ты лаешь, абрэк? Твой брат, сука, в рай попал, к вашим гуриям. Ему там в самый кайф. Уж точно получше, чем скоро всем тут будет… А тебе, — он посмотрел на штатовца, — тебе как, из дома не пишут? У вас же это дело поставлено? Снежок на пальмы не выпадает? Все еще впереди…

На этот раз его ударил сам штатовец — так, что затылок Лешки стукнулся о косяк двери с треском. Мальчишку подняли. Он икнул, выпустив кровавый пузырь, потом улыбнулся:

— Давай, бей еще…

— Ну уж нет, — офицер перевел дух. — Сержант! — негр подскочил на месте, принял строевую стойку. — Вывести щенка во двор. И… распять его. Прямо на заборе. Выполнять! — взревел он, видя, что глаза негра расширились, он заколебался. — Ну?! Что не ясно!

Мальчишка на миг замер. Потом рванулся из рук схвативших его солдат и закричал отчаянно, неистово и уже ничего не боясь:

— Пропадете, суки! Все пропадете! Сгниете заживо! Все! А мы будем! Будем! Мы будем! — его поволокли прочь, награждая ударами прикладов и ботинок, но из коридора продолжало слышаться: — Будем! Выживем! Мы будем! Слышите, мы будем! Мы выживем!..

Джохар тяжело дышал. Потом вдруг сказал обвиняюще:

— Зачем ты так, э? Надо было его просто убить. Отдать мне, я бы его застрелил. Он мне кровник. Зачем ты его, как собаку? Он воин, а не шакал.