Венец рабов

Рука её скользнула вниз и обнаружила, к восхищению Танди, что тело Виктора в каждой его части было полной противоположностью.

- О, Боже, да, - прошептала она. - Просто возьми меня.

Глава 31

К тому времени как Оверстейген ушёл, лицо Руфи стало измученным и осунувшимся. Посторонний человек, не знавший принцессу настолько хорошо как Берри, мог бы предположить, что горечь порождена категоричным отказом Оверстейгена согласиться с предложениями Руфи.

Однако Берри действительно прекрасно знала свою подругу - и ничуть не удивилась, когда та разрыдалась, стоило только двери закрыться за уходящим капитаном. Дю Гавел явно был поражён, но Берри чего-то такого ожидала.

Руфь относилась к тем людям, первой реакцией которых в любой ситуации было действие, именно то действие, которое было необходимо немедленно. В сложной ситуации это было ценное качество - Берри и сама им обладала, хотя и не в такой высокой степени как Руфь, - однако в конечном итоге оно обходилось дорого, поскольку решительные немедленные действия слишком часто требовали забыть об эмоциях. Человек способен это сделать… на какое-то время. Но не навсегда. В конечном итоге цену решительности следовало заплатить, и цена эта могла оказаться высока. Особенно для человека вроде Руфи, не обладающей способностью Берри к самоанализу.

Берри крепко обняла принцессу.

- Всё хорошо, Руфь.

- Нет, не хорошо, - Руфь всхлипывала. - Я чувствую себя такой предательницей.

Слово "предательница", похоже, прорвало плотину. Руфь разрыдалась навзрыд и обхватила Берри, плотно, почти отчаянно к ней прижавшись.

Берри краем глаза увидела лицо Дю Гавела. Выражение лица профессора сначала изменилось от удивления к пониманию - "ну, конечно же; запоздавшая реакция на зрелище кошмарной бойни", - а затем снова сменилось удивлением и непониманием:

"Предательницей"? Что она такое несёт?"

Берри слегка разозлилась на Дю Гавела, но не слишком. Честно говоря, Руфь отличалась таким множеством странностей, что Берри не думала, чтобы кто-то кроме неё самой мог по-настоящему понять, какие чувства она сейчас испытывала.

Ну… может быть, за исключением ещё одного человека. Теперь, после того как их дружба стала такой близкой, Берри знала многое о жизни Руфи. И об истории её семьи.

- Твоя мама поступила бы точно так же, - прошептала она, - Не думай, что она не сделала бы этого, Руфь.

Принцесса продолжала всхлипывать.

- Мне нравился Ахмед Григгс, - выдавила она. - Сразу… сразу… после того как он сумел преодолеть свою чопорность. И… и…

Следующие слова вырвались практически воплем:

- И я по-настоящему любила Лауру и Кристину! Не могу поверить, что их больше нет!

Берри и самой очень нравились сержанты Хофшульте и Буланчик. Лейтенант Григгс казался Берри слишком твердокаменным для того, чтобы испытывать к нему тёплые чувства, хотя она ничуть не сомневалась в его преданности долгу. Однако у Кристины Буланчик был дружелюбный характер - как и у Лауры Хофшульте, у которой вдобавок имелось и чувство юмора, столь же живое и острое как и её рефлексы, позволившие ей драться до конца, после того как она позаботилась о безопасности Руфи.

Воспоминания самой Берри о яростной и беспощадной перестрелке состояли в основном из ощущений странного замешательства и внезапного ужаса. Однако она твёрдо знала, что всегда будет помнить последние секунды жизни Лауры Хофшульте, которые она наблюдала, скорчившись под игорным столом.

Сначала, вид опустившейся на одно колено Хофшульте, что-то неуловимое в её позе, ясно говорящее, что выстрелы её пульсера находят свои цели. Затем её падение и страшный вид безжизненно глядящих на Берри глаз рухнувшей на пол Лауры - и валящийся рядом с её телом последний из врагов.

- Этот ублюдок, - наполовину прошипела, наполовину всхлипнула Руфь, - Этот долбаный вонючий убийца. Не могу поверить, что я… и я даже ни мгновения не колебалась!

По выражению лица Дю Гавела было очевидно, что он совершенно ничего не может понять. Берри удивилась, как такой умный человек может оказаться настолько непонятливым.

Однако удивление это долго не продлилось. У Берри имелись личные впечатления о жизни в качестве парии и изгоя Вселенной. Такое существование неизбежно имело для человека определённые последствия, в том числе прививало ему очень упрощённый моральный кодекс и крайне слабую приверженность "нежным чувствам".

- Он не "убийца", Руфь, - тихо произнесла она. - Это и несправедливо, и неточно, и ты ничуть не хуже меня это знаешь.

- Он мог их остановить! Паршивый ублюдок!

Берри не ответила ничего. Во-первых, возразить было нечего - Каша мог предотвратить эти кошмарные смерти. Во всяком случае, большую их часть. Его предупреждения могло быть вполне достаточно для предотвращения потерь среди королевских гвардейцев.

Однако в основном Берри промолчала потому, что знала - Руфь на самом деле расстроена не из-за этого. Действительно, принцесса оплакивала погибших и была охвачена гневом на человека, который позволил им погибнуть. Однако сокрушило её совсем не это. А то, что она после этого без всяких колебаний сделалась союзником Каша.

Берри увидела, что лицо Дю Гавела прояснилось. Он, наконец, всё понял.

- Ох.

"Ага, Веб, - мрачно подумала она. - "Ох". Руфь может быть истинной дочерью своей матери, однако она принцесса от рождения. Как ПО-ВАШЕМУ она должна реагировать, когда на неё навалилось всё вот это?"

- Ох, - повторил Дю Гавел, и, вздыхая, провёл рукой по своей короткой шевелюре. - Руфь…

Принцесса подняла на него заплаканные глаза. Дю Гавел снова вздохнул, ещё тяжелее. Он умоляюще посмотрел на Берри, но та только покачала головой. Это была работа Дю Гавела. Делом Берри сейчас было обеспечить комфорт и уют.

- Я бы действительно на вашем месте не обвинял себя настолько сурово, - мягко произнёс Веб. - Учитывая ваше происхождение, Руфь, настолько эмоциональная реакция на случившееся делает вам честь. Но вам также делает честь - по крайней мере с моей точки зрения - и ваша первая реакция. Сразу после случившегося.

Теперь ничего не понимала Руфь.

- А?

Обычно доброе лицо Веба было жёстким.

- Послушайте, принцесса, я буду говорить начистоту. Я понимаю людей вроде Виктора Каша намного лучше вашего. Я вовсе ничего не имел против лейтенанта Григгса и его солдат - на самом деле мне и самому сержант Хофшульте была довольно симпатична - однако я также ничего не имел и за них.

Он снова посмотрел на Берри.

- Так относится к Короне отец Берри. Он не винит королеву Мантикоры за все глупости, которые творят её министры от её имени, однако ни он, ни Кэти Монтень не ставят ей это и в заслугу.

Руфь отёрла слёзы и подняла голову с плеча Берри. Берри, откровенно говоря, было практически смешно. Немедленная реакция на любой вызов была как раз в характере Руфь Винтон. Будь вы прокляты, эмоции - вы можете подождать!

- Поподробнее, пожалуйста, - скомандовала принцесса, почти что выстреливая слова. - Я слышала как капитан Зилвицкий говорил Берри это же самое в день нашей встречи, но я не понимаю, как это относится к тому, о чем вы говорили.

Веб пожал плечами.

- Почему я, или Виктор Каша обязаны ставить жизнь мантикорского солдата - или жизнь состоятельного эревонского туриста - выше жизни раба?

Его лицо теперь было твёрже камня.

- И почему, кстати, так поступаете вы? Учтите, что лейтенант Григгс - и сержанты Хофшульте и Буланчик - по крайней мере имели право выбрать свою потенциально опасную работу добровольно. Поинтересуйтесь у любого из рабов "Рабсилы" - вроде тех тысяч и тысяч рабов на Конго, работа которых почти наверняка заберёт их жизнь в ближайшие несколько лет - предоставлял ли им кто-либо когда-либо такое право вообще? - Он кивнул на Берри. - Или спросите её, предлагали ли ей, когда она родилась, добровольно пожить в катакомбах Земли? Или спросите свою мать, предлагал ли ей кто-либо добровольно стать масадским движимым имуществом женского пола?