Страница 4 из 71
Первая часовая беседа с новым помощником убедила Андропова в том, что он имеет дело с неординарным человеком – фундаментально образованным, но одновременно умеющим свободно мыслить, обладавшим самостоятельным взглядом на мир и способностью не пасовать перед любыми авторитетами.
Речь как-то, в частности, зашла о Ленине, и молодой подполковник, ничуть не смущаясь Андропова, сформулировал свое понимание ленинизма. По мнению Игнатова, последний представлял собой приспособление отдельных постулатов учения Маркса к решению практических задач, стоявших перед большевиками.
Андропов обомлел от такой крамолы и спросил:
– А как же быть с тезисом, что это творческое развитие марксизма в новых исторических условиях?
– Тогда уж это, скорее, тотальная ревизия марксизма! – смело заявил Игнатов. – Там от Маркса только рожки да ножки остались!
Андропов счел за благо свернуть опасную дискуссию, но смелость и подготовленность парня оценил по достоинству.
Игнатов курировал спецоперации за рубежом. Вскоре к его мнению стали прислушиваться и маститые специалисты, поскольку предложения, которые он готовил для Председателя, в итоге и оказывались принятыми в качестве окончательного решения.
Его фантазия была феерической. Логика и расчет – безупречными. Если того требовали обстоятельства, он был способен выдвигать жесткие и даже жестокие решения. Результат был для него превыше всего, но вовсе не в силу беспринципности и цинизма, а, скорее, наоборот – по причине непоколебимой уверенности в правоте своего дела, которому Игнатов служил истово, преданно и честно.
Дмитрию Матвеевичу поручались самые сложные и деликатные задания. Чекистская молва приписывала ему подготовку и проведение одной из самых изящных операций в истории спецслужб. Не кто иной, как американский Президент Ричард Никсон, обратился по секретным каналам к чилийскому диктатору Пиночету с просьбой освободить из тюремного заключения примадонну столичного театра – известную светскую львицу, арестованную по обвинению в связях с антипиночетовским подпольем.
Даму освободили и выдворили в Штаты. Она с триумфом объявилась на берегах Гудзона и в течение года была широко востребована американской демократической общественностью и журналистской братией, а также политическим истеблишментом. Из соображений политкорректности ее ввели в неформальный круг общения в среде высших чинов Госдепартамента. Она была вхожа в дом министра обороны и пользовалась особой благосклонностью самого Генри Киссинджера[3]. Ходили даже слухи об их романе.
Вскоре, обеспокоенные постоянной утечкой важнейшей информации о ракетном потенциале США, специалисты из ЦРУ начали тотальную негласную проверку личных контактов руководства Госдепартамента и членов конгресса. Именно в это время экс-певица трагически погибла в ужасной автокатастрофе: автомобиль, которым она управляла, сорвался на крутом серпантине в пропасть и затонул. Тела погибших – а в такой аварии должны были погибнуть все члены семьи – найдены не были. О трагедии написали все серьезные западные газеты. Кадры о том, как из воды достают искореженный автомобиль, обошли многочисленные новостные программы.
А спустя некоторое время в разведцентре, в московском районе Ясенево, преподавала слушателям трудную науку нелегальной работы за рубежом милая женщина средних лет, мать двоих взрослых детей, которые до своего появления в Москве даже не подозревали, что им предстоит с нуля осваивать язык, который был им родным по крови и абсолютно чужим по жизни...
Юлий Андропов принципиально не имел среди подчиненных любимчиков. Он считал это вредным для дела. Но даже он не мог скрыть симпатий к своему молодому помощнику. Только одно омрачало их служебную идиллию: Андропов почти брезгливо относился к многочасовым тренировкам Игнатова в спортзале. Чем рельефнее становилась мускулатура подполковника Игнатова, тем больше мрачнел Андропов, который сам был человеком болезненным и физически не тренированным.
Он искренне считал, что развивать надо в первую очередь то, что от Бога и мамы с папой дано человеку в качестве его природного дара. В случае с Игнатовым это были его аналитический ум, цепкая память и талант постановщика захватывающих спектаклей, влиявших на ход истории.
Порой, не желая сдерживать копившееся раздражение, Председатель КГБ подчеркнуто вежливо говорил Игнатову:
– Дмитрий Матвеевич! Уверяю, вам не придется в вашей чекистской работе одолевать противника в рукопашной. От того, что вы таскаете штангу в двести килограммов и разбиваете кулаком кирпичи, проку никакого! Будьте любезны, отмените сегодня вечернюю тренировку и подготовьте мне назавтра к обеду записку о возможных вариантах развития событий в Уганде в ближайшие три месяца. Кстати, это правда, что вы можете поднять штангу в двести килограммов?
– В упражнении «толчок», Юлий Владимирович!
– Толчок? – Андропов нахмурился. – Слово-то какое! Давайте сегодня вечером обойдемся без толчка! Жду вас завтра к четырнадцати...
Игнатов на шефа не обижался и не в ущерб службе выкраивал время для истязаний собственного тела, которым с годами стал владеть столь виртуозно, что при случае демонстрировал свои выдающиеся способности коллегам. Он ловил ногой подброшенную в воздух двухпудовую гирю, исполнял на кольцах «крест Азаряна». Причем, удерживая тело на расставленных в сторону руках, он медленно поднимал вытянутые ноги – вначале до прямого угла, а затем до касания лба.
Однако самые восторженные оценки доставались даже не Игнатову, а Саше, которого Дмитрий Матвеевич заразил своим увлечением «железом».
Однажды шестнадцатилетний крепыш выполнил удививший многих силовой трюк: ему, вставшему на мостик, положили поперек живота доску, на концы которой уселись по два далеко не худеньких сослуживца Игнатова. Конструкция, весом превышавшая четыре центнера, раскачивалась на животе подростка более минуты. После этого Саша стал героем многочисленных баек о своих феноменальных физических способностях...
Тот факт, что к сорока трем годам Игнатов получил генеральское звание, не вызвал у сослуживцев удивления. Тем более что в том же году скончавшегося Леонида Брежнева сменил на посту Генерального секретаря ЦК КПСС Юлий Андропов. Всем казалось, что теперь уж точно Игнатова ждут новые карьерные взлеты. Но, как это часто бывает, в книге судеб что-то «не срослось».
Сначала умер Андропов, о чем искренне сожалело большинство советских граждан. Несмотря на всякие перегибы в борьбе за трудовую дисциплину, люди уважали ушедшего Генсека за борьбу с мздоимцами и дешевую водку.
А зимой 1984 года в Афганистане пропал без вести Саша, который давно уже был Игнатову за сына, хотя и сохранил фамилию родного отца – Фомин. Взвод десантников, которым он командовал, был почти полностью уничтожен. Труп лейтенанта Фомина найден не был. Оставшиеся в живых бойцы видели, как командира накрыло взрывом. Но поскольку тело не обнаружили, Фомина объявили пропавшим без вести.
Постепенно новое руководство партии и КГБ стало медленно, но неуклонно вытеснять всех андроповских выдвиженцев на кадровую периферию. Игнатов попал в пятое, так называемое идеологическое, управление, которое занималось разработкой диссидентов и контролировало умонастроения граждан.
Это подразделение КГБ пользовалось самой дурной славой в народе. Советских граждан мало волновали лихие операции спецслужб за рубежом, аресты матерых шпионов, выведывавших наше сокровенное, а также аресты безумцев, замышлявших покушения на генсеков. А вот задушевная неформальная беседа с поэтом Евгением Евтушенко какого-либо высокого чина с Лубянки, о чем со ссылкой на мятежного поэта сообщал «Голос Америки», превращалась с подачи «Голоса» в глазах советских граждан в зверские гонения на свободу слова, обрастала затем зловещими подробностями и существенно усиливала копившееся раздражение и недовольство режимом.
Новое место службы Игнатова тяготило еще и потому, что новое начальство ему не доверяло и сбрасывало его подразделению всякую «мелочевку». Он считал новую работу «жандармской», хотя при этом глубоко и искренне презирал диссидентствующих интеллектуалов, называя их «болтунами и импотентами».
3
Генри Альфред Киссинджер – американский политолог, работал в администрации президентов Р. Никсона и Дж. Форда, оказывал решающее влияние на выработку внешнеполитического курса.