Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 31 из 39

Германская военная промышленность достигла своей наивысшей производительности в дни, когда наибольший размах приняли бомбардировки союзников, — в июле 1944 года. Тогда же, во второй половине 1944 года, численность немецкой армии, несмотря на многочисленные потери на фронтах, в общем-то, без труда была доведена до 9 400 000 человек.

После лета 1944 года из-за бомбардировок и потерь территорий наблюдается спад в германской военной промышленности. И все-таки в марте 1945 года Германия производила больше вооружения, чем в июне 1941 года, когда Гитлер начал войну против СССР.

В одной из своих речей Сталин назвал войну соревнованием систем, в котором социалистическая система доказала свои преимущества перед национал-социалистической. Советская система, безусловно, была более тоталитарной. В плане мобилизации населения для фронта или работы в тылу она готова была идти куда дальше национал-социалистической. Уже в самом начале войны в СССР мирный сектор промышленности, в том числе и пищевой, был сведен на нет. Даже находившиеся под германской оккупацией поляки, мобилизованные для работ на заводах, питались лучше, чем советский тыл.

Но и при том трудно вообразимом напряжении, которое испытывала советская экономика и советский народ, война все-таки не была бы выиграна без экономической помощи союзников, прежде всего США. Вопрос об этой помощи советской историографией замалчивается. Среди тысячи книг о Второй мировой войне нет ни одной, посвященной специально этой теме. Между тем помощь была существенной.

Англия начала поставки в СССР в августе 1941 года. Только в последнем квартале она поставила 669 самолетов, 487 танков, 330 танкеток. Вооружения и стратегического сырья на 41 млн. долларов поставили Советскому Союзу в первые месяцы советско-германской войны Соединенные Штаты. В то время из-за оккупации Германией значительной части европейской территории СССР и начавшейся эвакуации промышленности и перевода ее на военные рельсы Советский Союз вооружения фактически не производил. В свете этого важность первоначальных поставок союзников становится очевидной.

30 октября 1941 года, то есть еще до битвы под Москвой, когда СССР находился в катастрофическом положении, США предоставили советскому правительству беспроцентный кредит в 1 млрд. долларов, затем, 7 ноября, распространили на СССР действие закона о ленд-лизе, принятого Конгрессом США 11 марта 1941 года. Наконец, в феврале 1942 года США удвоили свой кредит советскому правительству, доведя его до 2 млрд. долларов. (Суммы кредитов так никогда и не были выплачены советским правительством.) За годы войны через Мурманск, Архангельск, Владивосток и Иран Америка и Англия доставили в СССР 18 700 самолетов, 10 800 танков, 9600 орудий, 2 600 000 тонн нефтепродуктов, 44 600 металлорежущих станков, 1860 паровозов, 11 300 платформ, более 500 000 тонн цветных металлов, более 172 000 тонн кабеля и провода. Общая сумма одной лишь американской помощи оставила 9,5 млрд. долларов. Даже Канада ввезла в СССР в 1942–1944 гг. 355 тыс. тонн грузов, в том числе танки (1188), бронетранспортеры (842), грузовики (2568), снаряды (827 000). Гордость советской армии, танк «Т-34», делался из английской брони. Советская армия ела американский и канадский хлеб и знаменитую американскую тушенку. Из нейтральной Швеции шли в СССР станки, прессы, краны, энергосиловое оборудование и стальной прокат. Из Монголии за годы войны СССР вывез 700 000 голов крупного рогатого скота, 4 900 000 голов мелкого рогатого скота и 400 000 лошадей.

12 % всех самолетов и 10 % всех танков в Красной Армии было доставлено союзниками. Но если большая часть танков и самолетов все-таки производилась в СССР (хоть и из ввозимого союзниками сырья), то один вид техники союзники поставляли полностью — автомобильный транспорт. США поставили в СССР 52 000 джипов и 375 000 грузовиков. Никаких указаний на производство Советским Союзом во время войны собственных грузовиков и автомобилей в исторической литературе нет. Без американских грузовиков и монгольских лошадей Красная Армия оказалась бы полностью парализованной.



Масштабы союзнической помощи окажутся еще большими, если учесть, что примерно 15 % всех грузов, отправленных из США и Великобритании в СССР, уничтожалось немцами до прибытия к месту назначения. Наибольшие потери были в марте—апреле 1942 года, когда немецкой авиацией и подводными лодками была потоплена четверть всех судов, следовавших северным маршрутом. В результате из посланных в 1942 году в СССР 2505 самолетов доставлено было лишь 1550–1650. Советские историки сделали из этого лишь тот вывод, что потери при перевозках не могут «оправдать систематического недовыполнения союзниками поставок в СССР» (История социалистической экономики СССР. Т. 5, Москва, 1978, с. 545). Даже тут виноватыми оказались союзники!

Зная об этом, можно определить не только просчеты Гитлера, но и ошибки Сталина. С точки зрения соревнования систем, советская система, конечно же, доказала свою полную несостоятельность. Несмотря на все предпринятые усилия как в период 1939–1941 годов, так и после германского нападения, советская промышленность не смогла оправиться от потерь, понесенных в первые месяцы советско-германской войны. Очевидно, что война с Германией, к которой готовилось советское правительство по крайней мере с 19 августа 1939 года, не была бы выиграна без экономической помощи союзников и, главное, без военной интервенции США. В этом смысле приходится сделать заключение об экономической слабости советской системы в сравнении с германской.

Для изучения проблематики начального периода Второй мировой войны В. Суворов сделал больше, чем вся советская и западная историографии. Он нашел ответы на очень многие, мучившие нас десятилетиями вопросы. Он очень многое объяснил, и объяснил, безусловно, правильно. Заслуга его неоценима. И я все время ловлю себя на желании осыпать автора похвалами. Но именно потому, что В. Суворов поставил перед собой задачу перевернуть историографию по проблеме начального периода Второй мировой войны, нужно остановиться и на том, что больше всего мешает любому серьезному читателю.

Первое и, думаю, самое главное — это отсутствие ссылок на источники. По правилам жанра — а книги В. Суворова написаны в жанре исторического труда — ссылки эти необходимы. Между тем они даются очень выборочно. А их отсутствие для основного объема книг делает невозможным реализацию главной цели автора: убедить не только обычного читателя, но прежде всего историков в том, что внешнюю политику советского правительства, и в частности события 1941 года, нужно оценивать иначе.

Вторым очевидным минусом книг В. Суворова является их излишняя эмоциональность или, как мы бы сказали, их журналистский стиль. Именно потому, что книги В. Суворова исторические, а не журналистские, они должны были быть написаны иначе. В. Суворову и его книгам предстоит сформировать взгляды новых поколений историков на затронутые им темы. А для этого нужен спокойный и уверенный стиль нападающего, а не бесчисленное отстреливание в обороне от необъятной советской историографии по проблематике Второй мировой войны.

В заключение несколько слов о еще одной дате, установленной В. Суворовым: 6 июля 1941 года, «дне-М». Приводимые автором аргументы в пользу этой даты очень серьезны. И все-таки здесь нам, видимо, не обойтись без дополнительной информации, которой пока нет. Может быть, нам помогут недоступные сейчас архивы. Может быть, станут известны протоколы заседания Политбюро 21 июня 1941 года. Как историк я склонен считать, что В. Суворов прав. Если окажется, что «день-М» был назначен на 13 или 20 июля, это, в конце концов, не так уж будет важно. В. Суворов открыл для нас целый пласт нашей истории. В этом его величайшая заслуга. По его стопам, я уверен, пойдут теперь другие — поправляя, дополняя и уточняя. Они будут вторыми, третьими… десятыми. Виктор Суворов был первым.