Страница 102 из 117
Пока идёт подготовка к отправлению поезда, государь сидит, угрюмый и непонятный, почти не слушая, что говорят ему окружающие люди.
А говорят, что народ признал власть временного комитета Государственной думы, что образовано новое министерство из лиц, общим доверием облечённых… Что войска, как волны в бурю к твёрдым берегам, катят к стенам Таврического дворца, откуда раздался народный голос:
– Николай II объявляется низложенным, и власть переходит ко всему народу державы Российской!..
Ничего не слышит, не хочет слышать Николай… Молчит угрюмо.
Прошло мучительно долгие полчаса – поезд литеры «А» загромыхал, скользя по рельсам, постукивая на стыках колёсами; в первом от паровоза вагоне разместили взвод солдат железнодорожного батальона с небольшим запасом рельсов и шпал на случай, если путь впереди окажется испорченным.
Перешли на линию Виндавской железной дороги; и недалеко от станции Дно, получившей теперь всемирную историческую известность, поезд нагнала очередная тревожная весть: царскосельский гарнизон перешёл на сторону нового правительства. Императрица, покинутая последними защитниками, обратилась с просьбой к Родзянке и к исполнительному комитету Государственной думы, чтобы её и детей оберегли от всяких случайностей, возможных в такие дни… Жандармский дивизион и полиция, за небольшим исключением, признали власть революции…
– В Москву, – решительно бросил Николай Воейкову. – Как полагаете? Мрозовский[661] говорил, что Москва нас всегда отстоит!..
– Сейчас я отдам приказания, ваше величество!
Вот, наконец, и Дно; здесь по прямому проводу была получена весть из Москвы, безотрадный ответ на тревожные запросы:
«Московский гарнизон целиком перешёл на сторону народа. Представители старой власти арестованы. Революционные полки признали власть нового правительства».
Прочитав известие, Николай поднял голову и спокойным голосом проговорил:
– Надо проехать к генералу Рузскому… На Псков дорога, как вы говорили, ещё свободна… Попытаемся!
Вскоре на станции Дно остановился другой воинский поезд, в котором ехало около тысячи георгиевских кавалеров, «карательный отряд» генерала Иванова, только теперь нагнавший царский состав.
«Георгиевцы» догадывались, куда и зачем их везут, и между собою уже решили, что против своих не пойдут.
Генерал, спрошенный Николаем на предмет надёжности отряда, бодро ответил:
– Будьте спокойны, ваше величество! Хоть пешком, но мы доберёмся до столицы. Там – все рабочие и запасные из мужиков… Какие это войска…
– Помоги вам Бог! – подхватил Николай. – Знаете: я уже вконец измучен. Если бы только уцелели в руках этих мужиков мои дети и жена… Я, так и быть… если все хотят, я отрекусь от престола… Уедем с семьёй в Ливадию… там много цветов. А я так люблю цветы… Пусть правит Михаил… как знает. Кстати, у него большая партия… его, кажется, многие готовы поддержать. Пускай…
– Не будет этого, ваше величество! – решительно возразил Иванов. – Всё образуется! Головой ручаюсь. Ну, конечно, уступки кой-какие придётся сделать… Ответственных министров или как там… Пока! А стихнет буря, можно будет подтянуть вожжи…
– О, на уступки я готов… Я всегда говорил, что я готов. Но меня уверяли… Александр Дмитрич (Протопопов. – Л. Ж.) так решительно доказывал, что волнуется среднее дворянство, люди свободных профессий и молодёжь. Ну там группы рабочих из партийных… Но войско и крестьяне – те на моей стороне. И вдруг… просто не знаю, что делать?!
– Ваше величество решили ехать к генералу Рузскому. Это – самое лучшее теперь! – решительно отозвался Иванов на вопрос Николая, в котором звучало отчаянье. – Армия не выдаст своего верховного вождя. Если генерал Алексеев не мог послать крупного отряда из фронтовых армий, то Рузский сумеет это сделать, я уверен…
– А если нет? – нерешительно прозвучал вопрос.
– Гм… тогда уж не знаю…
– Есть ещё один последний, спасительный ход, – вмешался в разговор Воейков. – Безусловно, можно верить Вильгельму, его письмам, которые привезла Васильчикова, что он воюет не с Николаем II, а с Россией, население которой и есть первый враг и разрушитель надежд династии Романовых… Стоит открыть Минский фронт немцам… Война сразу будет покончена. Разбитые полки уйдут по домам с поджатыми хвостами… немцы усмирят петроградскую чернь, всю эту сволочь… И трон вашего величества будет стоять ещё прочнее прежнего…
– Ну нет! – забормотал полупьяный Нилов. – Этого сказать нельзя. Если немцы войдут сюда, они уж не выйдут и заграбастают себе половину России… Этого не надо!
– Какую там половину? – живо возразил Воейков. – Ну, оставят за собой Курляндию… Польша, пожалуй, будет подчинена прусскому кнуту… Тогда вспомнит о русском самодержавии… Будет каяться, что не ценила прежних благодеяний России, платила мятежами за любовь… А настоящая Россия – останется во власти своего царя… Сплочённая, сильнее прежнего, будет процветать под державой Романовых…
– Нет, – нерешительно, словно в раздумье, заговорил Николай. – Вот и Григорий Ефимыч иногда советовал мне также пустить немцев. Кончить войну, заключить сепаратный мир… Это можно было сделать ещё тогда, когда германцы стояли под Варшавой и здесь волновался народ… Но я не согласился… Предать родину… союзников… Нет, нельзя! Лучше я потеряю власть, но до конца не изменю договорам. Это было бы позорнее всего!
Разговор оборвался.
Поезд Николая Иудовича Иванова – тронулся к столице, а литерный поезд «А» – к Пскову.
Первого марта поезд генерала Иванова остановился у царскосельской станции. Весть об этом поезде с быстротою молнии облетела город и донеслась до Александровского дворца.
Не прошло и десяти минут, как перед генералом-спасителем уже стоял посланец Алисы Гессенской, дворцовый комендант князь Путятин[662], запыхавшийся, растерянный и обрадованный в одно и тоже время.
– Генерал, вы наш спаситель!.. Её величество так обрадовалась… Войска здесь все перешли на сторону бунтовщиков… Верные трону начальники… мертвы или под арестом… поручики и прапорщики командуют полками гвардии… Ужас, ужас… Государыня опасается за собственную жизнь, за детей… Прежде чем очистить столицу, вам надо здесь водворить порядок! Стоит вам с отрядом пройти по улицам, очистить их до дворца… и части, которые ещё колеблются, – они снова вспомнят о своём долге… Спешите, генерал…
– Что же, я попытаюсь… – после раздумья согласился генерал…
– Только это будет нелегко. Видите, у вокзала даже стоят наготове бронированные автомобили… Придётся идти в атаку по всем правилам боя…
– А как остальная артиллерия?
Путятин только безнадёжно махнул рукой.
– Гм… это неважно! – процедил Иванов. – В таком случае попробуем сперва вступить в переговоры… Вот у меня приготовлено воззвание к. войскам. Я объявлю, что получил от его величества назначение на пост главнокомандующего столичным военным округом. Приглашаю войска стать на сторону царя против бунтовщиков… Если здешние войска меня послушают, мы тронемся и на усмирение столицы… А людям я пообещаю щедрую награду…
– Отлично! Отлично! Может быть, Бог даст…
– Я надеюсь! А вы не пожелаете ли как здешний человек передать это воззвание местному воинскому комитету… и…
– Нет, нет! – испуганно замахал руками Путятин. – Так будет хуже… У меня, знаете, здесь много завистников, врагов… Лучше пошлите кого-нибудь другого…
И осторожный князь забился в угол, видимо не желая оставить поезда, в котором чувствовал себя в сравнительной безопасности…
Как только царскосельский гарнизон ознакомился с воззванием генерала Иванова, в собрании местного комитета были избраны три делегата: капитан Нарушевич – от офицеров восставшей армии, один солдат от строевых чинов и один представитель от гражданского населения.
661
Мрозовский И. М. (1857 – ?) – генерал от артиллерии, с 1915 г. – главный начальник Московского военного округа.
662
Путятин Михаил Сергеевич (1861 – ?) – князь, генерал, с 1911 г. – начальник царского дворцового управления.