Ожог от зеркала

– Варьку возьмем?

– Конечно. Жаль, Ярик ещё плохо ходит.

– Он бы и так, наверное, не пошел. Так что пусть отлежится.

– Молодец всё-таки пацан.

– Однозначно. Будем его в свой цвет настраивать.

– Ты его сначала получи, свой цвет. Или хотя бы оттенок.

– Вот как получу, так и будем настраивать. Да и так уже ясно: либо фиолетовый, либо сирень.

Никита поморщился. Судя по всему, сиреневый вариант ему не нравился.

– Цвет пока отложим. Через год. Может, тебя вообще в серый сектор запрут.

– Нас.

– Ну, нас. Так что, с Варькой идём? Я тогда тоже кого-нибудь возьму.

– Зачем тебе кто-нибудь? Пиво попусту тратить.

– Ты, однако, эгоист. Ты, значит, с Варькой, а я, значит...

– И ты с Варькой.

– Интересно. Так тебе-то вечером... А мне какой смысл?

– Можно подумать, тебе не с кем вечером. Это от дневного пива не зависит. Впрочем, как хочешь.

Никита поскреб квадратный затылок.

– Ты прав. И так по уши в долгах. Пусть лучше они нас приглашают.

Варька насупилась, когда узнала, что идут они втроем, но Тарас не обратил на это внимания. Тем паче что месяц назад, на прошлой луны боях, он вообще пообещал, что ходить будет без неё. Основательно тогда поругались. И два серебряных ногтя проиграл. Это сейчас она спасительница и лапушка, а тогда капризничала: мол, мало внимания обращаешь. Сточила в одиночку два флакона сбитня, и поначалу как-то не разбирало её, а потом вдруг разобрало, взяла третий, наклюкалась, визжала громче глины, швырнула на арену пустой флакон, за что, ежели поймают, двенадцать ногтей платить положено, хорошо, никто не стукнул. Моталась стража по трибуне, но не нашли, а когда уже расходились, ухитрилась встрять в компанию новослободских. Те и приставать-то не собирались, но она тогда, в пику Тарасу – в чем-то он, по её понятиям, провинился, – и глазки строила, и улыбалась плечиком наружу, чуть не на коленки усаживалась, а как приобняли её, начала целомудренно отбиваться. Причем агрессивно отбиваться – левой сбоку, правой снизу, со знанием дела, так сказать. Тот пацан сначала опешил, потом, конечно, завёлся, и Тарасу пришлось добавлять, защищая её, непорочную. А вообще новослободскому зря попало – любой бы так же, и хорошо, что нормально обошлось. Отрицаловка тогда уже слетела, после боев народ вменяемый, нормальные рабочие пацаны. Потом могли и подружиться – ну, так, чуть-чуть, интерес по жизни разный, но в ухо, по уму, следовало засветить не только хватателю, но и Варьке, чтоб впредь прилично себя вела. Под конец она совсем разомлела, зюзюкнула ещё сбитня и что-то выдала про Лану – видно, сплетня дошла. И это она в отместку, так сказать. Тарас тогда честно сказал, что никакого флирта с Ланой у него нет, – умолчав, что эта стадия осталась в прошлом, обозвал Варьку дурой и зарекся строить семейную парочку. Поругались. Хотя, поди ж ты, он вот как-то всерьёз это запомнил, а Варька... Затаи она тогда злобу, не смогла бы ему жизнь спасти, даже если б захотела.

Теперь конечно. Теперь пылинки придется сдувать. Кругом должен.

Создатель, чего ж ему ещё надо? Девчонка чуть в могилу вместе с ним не закопалась, а он ерунду вспоминает. Тарасу стало стыдно. Маленько он и за себя порадовался: мол, совесть есть, не все потеряно.

Впрочем, деликатности проявлять все равно не следовало. Женщину баловать – только портить.

Трансляции можно смотреть хоть каждый день. И дешевле; но это, конечно, не то. А турнирные бои вживую – два раза в лунный месяц. Если праздник или большая жертва, бургомистр мог пустить добавочку, но случалось такое нечасто.

На боях народ сбрасывает отрицаловку, взвинчены все, орут – потом, правда, вокруг как бы теплеет. Но в ухо получить как дважды два, так что ходить положено группой, хотя школяры везде так ходят, и цепляют их реже, чем стражников. Чем ближе стадион, тем гуще становилась толпа на улицах. И не только зрители – сновали продавцы различных сладостей, сбитня, зонтиков от солнца, хотя кому они нужны осенью-то, и прочей сопутствующей чепухи. Сбоку проявился знакомец, Пиня. Весьма настойчивый провожатый Вариной соседки. Как там её... Кличут Свинкой, но она на это обижается... Пинина зазноба, демонстративно не замечая Тараса, поздоровалась с Никитой и Варварой. Собственно, прямой соседкой Варьки она уже не была – Свинка переехала куда-то на другой этаж, окончательно освободив Тарасу пространство. Пиня был настроен миролюбиво.

– Привет, цветная зелень.

– Взаимно.

Тарас ущипнул Свинку за бочок.

– Здравствуй, соседушка.

Та шмякнула нахала по руке. Пиня понимающе покачал головой.

– Как здоровье? Ты чего-то смурной ходил, – сообщил он Тарасу и уточнил: – Может, случилось ли чего?

Корявость оборота Пиню не смутила, Тарас покивал, принимая заботу как должное, но не собираясь эту тему развивать.

– Всё нормально, пить надо меньше. – Школяр резюмировал шаблон высокой моралью. – Кто сегодня бьётся?

– Карелы с пруссами, – ответил ему Пиня. – А потом медведи. Обещали ещё саксов пустить, но это как первый бой сложится. – Он вытащил из сумки флакон горячего сбитня и предложил круговую.

Самое время мозги расслабить. Тарас отхлебнул хмельной сладости. Медовуха была хороша, не литовская подделка. Затем приложились Варвара, Никита, Варина подружка, и сам Пиня, довершив начатое, дососал сбитень. Пустой флакон он аккуратно примостил на бордюр. Топтавшийся рядом Никита приоткрыл полу школярского плаща и обнаружил высокое горлышко бутылки. Если уж такой сноб, как Никита, специально тащил бутылку, значит, она того стоила.

– Давай уже на трибунах, – сообщил обозначившейся компании Тарас, забеспокоившись насчет места. Поторопиться следовало, иначе можно было оказаться на задворках. Прихватив у разносчика ещё пару фляжек медовухи, школяры – Пиня был с пятого курса – прошли в высокие Южные ворота.

На арене уже лилась кровь – «рубленое мясо» полосовало друг друга крючьями. Смотреть там было не на что, техники боя ноль. Выпускали «фаршбойцов» для разогрева, само зрелище ещё не начиналось. На них тоже принимали ставки.

Зрители продолжали рассаживаться, прихлебывая спиртное, устанавливая зонтики, ругаясь из-за мест и не особо обращая внимания на арену. В «рубленое мясо» попадали преступники и душегубы, слишком плохие бойцы, чтобы выставлять их против профессионалов. В настоящем бою могли участвовать только гладиаторы, свободные бойцы по найму, пережившие хотя бы один «фарш» преступники и воины – коль скоро провинность забрасывала их на арену. Их на разогрев не ставили, берегли.

Все «фаршбойцы» были вооружены одинаково – металлической лапой с острыми крючьями, легко разрывавшими одежду и плоть. Каждый крючок, однако, изготавливался так, что нанести смертельную рану было сложно – разве что горло удачно зацепить. Сражались бойцы почти нагими, только повязка на бедрах да цветная каска, закрывавшая лицо сплошным забралом. Назначение её было двояким – не заливаемая кровью, она позволяла различать бойцов и лишала каждого зрения, так что бой становился унизительным и, с точки зрения толпы, весьма забавным.

Когда «фаршбойцы» слишком разбредались, их подталкивали длинными острыми прутьями. Из группы выживали двое, редко трое – и каждый отдавал дань потехой и живительной кровью. Если среди приговоренных были душегубы, первые ряды занимали родственники невинно убиенных. Эти на сбитень не отвлекались, впитывая зрелище с первых минут.

Иногда «рубленое мясо» «готовили» через «гуляш» или «потешки». Здесь правила были мягче, и пройти такой бой живым было проще.

Случалось, погибали и гладиаторы. Сталь могла убить любого. Но попавший на арену душегуб, не обученный бою, имел меньше шансов, а в определенных приговором случаях его ещё и не «вытаскивали» знахари. Это было существенно, поскольку лечить раненых начинали быстро.

Трибуны постепенно заполнялись. Лучшие места были уже заняты, некоторые специально так подрабатывали, занимая хорошие скамейки, а потом уступая их опоздавшим за несколько ногтей. Лишнего золота у школяров не водилось, поэтому они, работая локтями, протиснулись к самому краю стоячей, восточной трибуны и, притулившись к резному балкончику, приготовились смотреть. В проходах, лавируя меж нависавшими людьми, сновали продавцы, не успевая донести товар даже до середины. Ярко раскрашенные гулены, понимая, что сейчас на них никто не позарится, тоже протискивались вперед, уже не обращая внимания, как лежит помада. На специально отведенных углах игроки делали ставки. Серебряные таблички главного табло показывали букмекерскую вероятность.