Страница 8 из 53
Большинство польских военнопленных в СССР составляли офицеры запаса, мобилизованные в начале войны. В частности. среди узников Козельска были 21 профессор высших учебных заведений, более трехсот врачей, военных и гражданских. более ста литераторов и журналистов, много юристов. инженеров и учителей, а также около десяти капелланов и один штатский священник. Режим в лагере отличался сравнительной либеральностью, хотя. например, как пишет Свяневич. "любые публичные моления в лагере были строго запрещены, поэтому службы наши принимали характер псрвохристианских катакомбных молений". Именно это обстоятельство впоследствии почти на четыре месяца продлило жизнь ксендзу Яну Зюлковскому, который в момент вывоза из лагеря священников как раз отбывал в карцере наказание за отправление требы, и о нем попросту забыли. Узники регулярно слушали советское радио, читали советские газеты, в частности областную смоленскую "Рабочий путь", и, судя по дневникам, внимательно следили за развитием событий в Европе. Сганислав Свяневич упоминает организованный узниками ежедневный устный журнал, который редактировали студент Виленскою университета подпоручик Леонард Коровайчик и доцент Познаньского университета поручик Януш Либицкий (оба идентифицированы среди катынских трупов). 19 марта 1940 года, в день Св. Йозефа, журнал был целиком посвящен памяти маршала Пилсудского.
"В лагерях. – отмечает Леопольд Ежевский, – в особенности в Козельске и Старобельске, атмосфера была спокойная, даже оптимистическая". Наиболее вероятным вариантом считалась передача пленных союзникам одной из нейтральных стран. В худшем случае, полагали поляки, их выдадут немцам. Между тем прибывшие из Москвы энкаведисты приступили к работе.
Основным содержанием деятельности чинов НКВД в лагере была фильтрация пленных для дальнейшего так называемого "оперативно-чекистского обслуживания". На каждого было заведено досье. Узников допрашивали, иногда по нескольку раз, причем следователи поражали собеседников своей осведомленностью.
Старшим в этой команде был "комбриг" Зарубин. Он отличался от прочих своих коллег редкой образованностью. изъяснялся на нескольких языках, был приятен в общении. "Отношение этих офицеров (следователей НКВД. -Авт.) к пленным в Коэельске было более или менее корректным. – пишет Свяневич, – но комбриг был в этом смысле не только безупречен, но и обладал манерами и лоском светского человека" [41]. Зарубин привез с собой небольшую. но хорошо подобранную библиотеку в 500 томов на русском, французском, английском и немецком языках и охотно позволял пленным пользоваться ею; была там, к примеру, книга Черчилля "Мировой кризис", имевшая огромную популярность в Козельском лагере. Интересно, гго майор ГБ Зарубин был единственным энкаведистом, которому пленные по приказу генерала дивизии Минкевича (старшего по званию в лагере) отдавали честь. Лагерное начальсгво беспрекословно выполняло распоряжения "комбрига", в частности, о переводе из одного барака в другой: Зарубин раскладывал свой, малый, пасьянс. "Мне он напоминал образованных жандармских офицеров царской России", – замечает Свяневич, и эго, пожалуй, самая выразительная характеристика Зарубина.
Зарубин не просто тщательно изучал "контингент", но в ряде случаев и принимал решения. Возможно, именно ему обязан жизнью профессор Свяневич. Спасся и другой козельский узник, которому симпатизировал "комбриг", профессор права Вацлав Комарницкий, впоследствии занявший пост министра юстиции в кабинете Сикорского.
В начале марта (по данным Лебедевой – в феврале) Зарубин исчез из лагеря, надо полагать, завершив свою миссию. Ежевский предполагает, что он мог стать "жертвой очередной сталинской чистки" как опасный очевидец "окончательного решения" катынского вопроса или что он "успешно пережил войну и Сталина и продолжает жить под другой фамилией". Ни та ни другая гипотезы не соответствуют действительности. В.М. Зарубин умер в Москве в середине 70-х годов под своей собственной фамилией – об этом сообщил мне один из бывших высокопоставленных сотрудников НКВД-НКГБ генерал-лейтенант П.А. Судоплатов. Он дал самые лестные рекомендации Василию Михайловичу, подтвердив и прекрасное знание языков, и высокую образованность; при этом он, правда, отрицал какую бы то ни было его, равно как и свою, причастность к судьбе польских военнопленных.
С отъездом Зарубина судьба узников Козельска вступила в завершающую фазу. Никто из администрации не скрывал от них, что решение принято, однако смысл его продолжал оставаться загадкой.
Еще в декабре из Козельского лагеря – как и из двух других – вывезли священников. Никто из них, исключая ксендзов Зюлковского и Кантака, не обнаружен ни среди живых, ни среди мертвых. Труп Зюлковского. как уже сказано, эксгумирован в Катыни. Кантак спасся: он был гражданином вольного города Гданьска, к тому времени ставшего германским Данцигом. 8 марта были вывезены еще 14 офицеров, в том числе прокурор Верховного суда полковник Станислав Либкинд-Любодзецкий, бывший военный атташе в Бельгии полковник кавалерии Старженский, референт призывной комиссии капитан Радзишевский, поручик военного флота Граничный. Их доставили в тюрьму Смоленского УНКВД, и на этом след оборвался. Уцелел из этой группы один человек, которого из Смоленска отправили в Харьков, 3 апреля начались регулярные этапы, продолжавшиеся вплоть до 12 мая, причем два этапа общей численностью 245 человек имели конечным пунктом Юхновский лагерь (Павлищев Бор) – эти люди остались в живых. Остальные погребены в Катынском лесу. Во всяком случае, из эксгумированных в 1943 году 4143 трупов идентифицировано 2730 – все это узники Козельска.
Несколько немаловажных деталей. Перед отправкой всем пленным сделали прививки против брюшного тифа и холеры – по-видимому, чтобы успокоить их, внушить мысль о предстоящей передаче на Запад ("что, учитывая географическое положение Козельска, было даже правдой", замечает по этому поводу Ежевский). Каждый этап получил сухой паек: по 800 г хлеба, сахар и три селедки: судя по хлебной пайке. выдана была суточная норма – дорога в Катынь, с многочисленными остановками и задержками, занимала как раз около суток. Подпоручик Владислав Фуртек вспоминает загадочную фразу, сказанную ему и его товарищам по этапу Демидовичем: "Ну. значит, вы хорошо попали". Фуртека увезли из Козельска 26 апреля – это был один из двух этапов в Юхнов.
Такова польская версия событий, совершавшихся в Козельском лагере весной 1940 года.
Откроем теперь книгу приказов по 136-му батальону за 1940 год.
14 марта командир батальона полковник Межов убывает в служебную командировку в штаб 15-й бригады, дислоцированный в Минске, по вызову. 18 марта возвращается в Смоленск и в тот же день уезжает в Козельск. 18 же марта в Козельск отправляются диспетчер батальона Горячко, помкомвзвода Плахотный, политрук Зуб [42] и команда из 48 человек во главе с командиром 2-й роты лейтенантом Хотченко: днем позже команда из 45 человек (старший младший комвзвода Ниделько), а еще через 10 дней команда из 12 человек (старший – старшина Афанасенко). За время пребывания в Козельске полковника Межова (в Смоленск он вернулся 14 мая) организовано девять конвоев. Из них 3 – в Юхновский лагерь, 2 – в Смоленск, 1 – из Смоленска в Козельск и 3 – по маршруту Козельск – Гнездово. отправившиеся 8, 16 и 17 апреля (начальники конвоев соответственно младший лейтенант Безмозгий, командир отделения Кораблев и старшина Гридневский). В окрестностях Гнездова, как известно, никакого лагеря не было, зато был и есть Катынский лес, вернее, та его часть, которая называется Козьи Горы, где и были впоследствии обнаружены массовые захоронения польских военнопленных.
Начнем с конвоев Козельск – Юхнов. Все три отправились из лагеря 12 мая. Да га совпадает с польскими источниками: именно в этот день из Козельска были вывезены последние узники, оказавшиеся сначала в Юхновском, а затем в Грязовецком лагере. Их было 95 человек или около того. Конвоиров, судя по документам, 30 плюс три начальника. Этого более чем достаточно: по другим бумагам я установил, что при перевозке вагонзаком, то есть "Столыпиным", обычно на одного конвоира приходилось примерно 15 подконвойных. С гнездовскими конвоями сложнее. Даты опять же совпадают, однако конвои эти слишком малочисленны. Сюда, впрочем, нужно включить конвои по маршруту Козельск – Смоленск, но и в этом случае число подконвойных и конвоиров несопоставимо. Вот таблица, в которой я совместил польские и советские архивные источники:
[41] Zbrodnia Katynska w swiette dokumentow. GRYF, London 1986, s. 27.
[42] Как раз те трое, кто спустя месяц получил поощрения в честь 22-летия KB НКВД.