Страница 6 из 11
– Неприятные новости. Но этому должна быть весьма серьезная причина, поскольку сам Актемар человек серьезный. Он уже что-то натворил?
– Много чего натворил, к сожалению. Несколько десятков трупов в первую же акцию. Потом еще четыре. И не просто трупов… Можно сказать, совершал публичные расстрелы влиятельных людей, близких к нынешней чеченской власти, и высоких ментовских чиновников республики.
– Тебе за эту власть обидно? – Словно бы удивляясь сказанному, полковник вопросительно поднял брови.
– Не очень. Здесь бы я, возможно, не проявил такой заинтересованности и дал бы им всем возможность друг друга поубивать. России легче житься будет. Но есть некоторые обстоятельства, касающиеся государственных интересов. Актемар Дошлукаев является носителем интересной для нас информации. Ценной информации государственного значения.
– Ладно, если ихняя местная власть тебя не интересует, то, возможно, и договоримся. По крайней мере, обсудим ситуацию. Актемар Баштарович очень порядочный человек. И просто так оружие в руки он не возьмет. Должны быть причины. Значит, и его достала эта власть…
– Мы подозреваем, что причины есть, и они нам, кажется, известны…
Пока отставной полковник Семиверстов прочесывал своего ньюфаундленда специальной, похожей на маленькие грабли расческой, тщательно выискивая клещей, которым легко можно спрятаться в длинной и густой шерсти такой собаки, капитан Шингаров открыл машину и вытащил оттуда старенький потертый портфель с документами, которые привез с собой, и пересмотрел, соображая, с чего начать и как вести разговор. Затем сел, терпеливо дожидаясь, когда полковник закончит работу, поскольку тот уже объяснил, что после каждой прогулки, то есть трижды в день, приходится чесать собаку. Не затем даже, что она линяет, а еще и потому, что клещей в этом году развелось видимо-невидимо, и даже испытанные препараты не помогают, и почти каждый день одного-двух клещей с Ньюфистофеля приходится снимать.
Обработка собаки заняла не больше пятнадцати минут.
– Ага… Пойдем, капитан, в дом, что ли…
Рубленный из толстых бревен дом полковника был небольшим, хотя добротным, прочным и по-русски основательным. Но по-армейски скромно, аскетично обставленным. Капитан Шингаров помнил, что вскоре после выхода на пенсию у его бывшего командира полковника Семиверстова умерла жена, и он, оставив городскую квартиру на попечение взрослого женатого сына, купил себе маленький домик в почти заброшенной деревне со странным названием Подхвостье, окруженной дикими лесами и много лет не паханными, заросшими полями, где и поселился в одиночестве. Если в городскую квартиру к полковнику порой еще заглядывали бывшие сослуживцы – посоветоваться или просто поговорить по душам о житье-бытье, – то сюда, в Подхвостье, далекое от проезжих дорог, не наведывался пока никто, и Шингаров оказался первым, кто забрался в эти дебри. Приехав в середине дня, капитан застал бывшего командира как раз у дворовой калитки, собирающимся на прогулку с собакой, был встречен без суеты, словно приезд был заранее обусловлен, загнал свою машину в полковничий двор и стал третьим в прогулочной компании.
Стульев в доме не было, зато имелись такие же основательные, как сам дом, и устойчивые скамьи, собранные из толстых досок, – чисто русская мебель, о которой в городах давно и напрасно забыли, поменяв их на ломкую и ненадежную.
– Водки не предлагаю, поскольку сам употребляю только для приготовления растирок, чтобы старые раны успокоить. Ага… Побаливают раны-то, побаливают. Семь осколков в теле плавает… Местную самогонку, хотя водки она и покрепче будет, из-за запаха, понимаешь, на дух не переношу, следовательно, в доме не держу. Не обессудь, капитан… А вот чайком могу угостить. Разным на выбор и, естественно, без ароматизаторов. Если позволишь, я только мелиссу добавлю. Чистенькая, свеженькая, только сегодня из огорода. Хотя, если ты человек сонный, она тебя еще больше усыпит.
– С удовольствием, товарищ полковник, удовлетворюсь чаем, – согласился капитан Шингаров. – Если можно, зеленый… Я в последнее время к зеленому пристрастился. Но лучше без мелиссы, потому что я сегодня планирую уехать, а езжу я обычно быстро. После мелиссы ездить быстро, я слышал, опасно…
– Ага. Опасно. Храпеть начнешь слишком громко. Могу и просто зеленый. Вкусы у нас с тобой сходятся. Зеленый и заварю. Китайский. Не возражаешь? Китайский чай – это не китайские футболки с рынка и не тапочки, в которых с базара до дома не дойдешь. Это пока еще неплохо… Японский, конечно, несравненно лучше. Почитай на порядок… Но японский у меня кончился, а когда еще в Москву за чаем вырвусь… Кстати, можешь меня по имени-отчеству звать. Не забыл еще? Сергей Палыч я. Так я уже больше привык. Меня здесь только так и зовут, и не все знают, что я офицер… Хотя и знать здесь почти некому. От всей большущей деревни семь жилых домов оставили. И население уже не живущее, а доживающее… Добивают их потихоньку. Обещают скоро пенсию до прожиточного уровня поднять. Но пока не поднимают, ждут, когда народ передохнет, потом и поднимут, чтобы лишнего не платить. До прожиточного, понимаешь, уровня… А до того как людям жить?
Семиверстов поморщился и шагнул к плите.
Газовая плита на кухне отставного полковника была старая, со сбитой местами эмалью, но идеально чистая. И все здесь было такое же. Не каждая хозяйка держит свою кухню в такой чистоте, как Сергей Палыч. Но капитан помнил, что полковник и от своих офицеров во времена собственной службы требовал, чтобы все в батальонном городке чуть ли не блестело. Привычка к армейскому порядку сказывалась и после выхода на пенсию.
– Я, товарищ полковник, Сергей Палыч, то есть, честно скажу, что японский и не пробовал. Даже на глаза такой ни разу не попадался. Так что мне и китайский пойдет, – согласился капитан Шингаров. – Да я и не очень различаю китайский, английский, цейлонский, еще какой… Что в магазине попадется, тем и пользуюсь.
– Ладно, пока чайник закипает, выкладывай свои проблемы…
– Насколько я информирован, вы английским, Сергей Палыч, хорошо владеете…
– Практики давно не было. Но еще не все покуда забыл. Простой разговор поддержать смогу, если без диковинного акцента. А то раз как-то с шотландцем с диких гор общался. Допрашивать его пришлось. В Афгане наемником был, инструктором у «духов»… Он меня понимает, а я его нет. Пришлось в штаб за шестьдесят верст тащить. Там только профессиональный переводчик разобрался. А мы что, будем по-английски говорить?
– Нет, я не настолько высокого о себе мнения, чтобы претендовать на способность правильно передать дело на чужом мне языке. Но вот тут у меня, – капитан раскрыл портфель и вытащил газету, – американская провинциальная газетка… Старенькая уже, двухмесячной давности. Но с любопытным, как мне кажется, материалом. Полюбопытствуйте…
Полковник посмотрел, остановив взгляд на фотографии, которую обтекал текст. С фотографии смотрело кавказское лицо.
– Ага… Надо очки искать, – сказал полковник прежде, чем начать читать сам текст. – Зрение уже не для газет… Куда ж я, спрашивается, их засунул? Кажется, в сарае оставил. Столярничал там с утра – и оставил… Да, думал после прогулки туда вернуться. Я очками-то редко пользуюсь. Газет не читаю, потому что ни слову там не верю, до книг руки не доходят. Некогда все… То в огороде, то в столярке, то с собакой занят. Телевизор я принципиально не держу. Правда, каждую субботу хожу к соседям смотреть проповедь патриарха…
– Могу вам телевизор подарить. У меня в гараже стоит.
– Я же говорю, что не держу его принципиально.
– Ну, так и будете принципиально только по субботам смотреть проповедь.
– Я к соседям хожу, чтобы и они тоже смотрели. Надеюсь, западет что-то в душу…
– Как хотите.
– Никак не хочу. Компьютер я тоже больше месяца не включал, потому что новостям не верю. Ладно… Ты капитана-то давно получил?
– Месяц назад, товарищ полковник… Пять месяцев тому как в Москву перевели, а месяц назад – очередное звание дали. Чуть раньше срока…