Страница 19 из 81
- Да, да ..., - сказал Тюльпан. По жалобному тону и разочарованию бывшей танцовщицы на балу Минервы он понял, что её нужно утешить, и обнял за плечи таким образом, что её щека прикоснулась к его и она сказала:
- К счастью я встретила тебя, мой Дик. Без этого я сказала бы себе: "Эвелин, ты по уши в дерьме!" Ах! Мой Дик, ты не хочешь ощупать мою лодыжку? Я боюсь что она раздуется как ягодица.
- Неважно, - ответил Тюльпан, ощупав её.
- У тебя странный голос, мой Дик, - заметила Эвелина, но не стала разбираться в этом, так как Тюльпан принялся ощупывать немного выше, заботясь, возможно, о том, чтобы у неё не было перелома бедра, и довольствовалась вздохом удовлетворения, сказав томно:
- Мой Дик, дорогой ...У тебя доброе сердце.
После чего, убедившись, что левое бедро, как и правое, в отличном состоянии, он решил убедиться что и с животом у Эвелин все впорядке. Правда, в тот момент, когда он начал обследование, Эвелин вскрикнула и дрожащим от волнения голо сом сообщила историческую весть: этот тупица Лафайет только что избежал уготованной ему участи. И почему? Потому, что тупица генерал Хоув, это же смеху подобно, остановился в пути, чтобы позавтракать в таверне Броуд Экси, что позволило предводителю лягушатников выиграть время у поглотителя кровавых бифштексов и пересечь брод Сьюд, или как там он называется.
Нужно сказать, что Эвелина, воркуя подобным образом, повела игру всерьез, так что Тюльпан, обрадованный её сообщением, уже готов был снять свои штаны. Закончив эту операцию, он перешел к следующей, по живости превзошедшей предыдущие подвиги с Ненси Бруф, - если судить по содроганиям, движенью бедер, безумным поцелуям и диким воплям Эвелины. И безнадежно было твердить ей - "Тише! Тише!": она совершенно потеряла контроль и оглашала лесную чащу возгласами удовлетворения. И сам он, несмотря на все предосторожности, утонул в этом круговороте, так что если бы вышеупомянутый Дик вернулся в этот момент со своими санитарами, шкура Тюльпана не дорого бы стоила. Но он добрых полчаса даже не думал о каком-то Дике, вплоть до момента, когда, немного переведя дыхание, Эвелина спокойно заметила:
- Или Дик заблудился, или утонул в бутылке виски. Как вы считаете, майор Сомс?
- Майор Сомс? - переспросил Тюльпан.
- О-о! - она кокетливо сдерживала смех. - Я это чувствовала, майор Сомс. Только вы в английской армии способны так любить. Я видела вас обнаженным, вы знаете, когда вы были в госпитале.
- Тише. Я здесь инкогнито. - сказал Тюльпан поднимаясь, ибо он вдруг увидел свет фонаря между деревьев. - Я сейчас поищу вам помощь, - галантно сказал он. И, взяв ноги в руки, скрылся в противоположном направлении, в то время как Эвелина кричала своим романтическим голоском:
- Спасибо, майор Сомс. Ох! Спасибо за все. До скорого, дорогой майор. На что оттуда, где виднелся свет, как эхом отозвался голос:
- Эвелин? Где ты Эвелин? Это Дик, я не нахожу тебя, душенька. Откликнись, ты слышишь!
И любопытный инциндент имел место в то время, как Тюльпан растворился в ночи. Названный Дик, худющая жердь, пришел со своим фонарем туда, где находилась Эвелина, сопровождаемый майором медицины Сомсом, красивым мужчиной со светлыми усами, чьи короткие обтягивающие брюки неизменно привлекли внимание к выдающимся частям, которыми его наградила природа.
- Ах, майор Сомс! - воскликнула Эвелина, - Как вы скоро обернулись! Она все ещё трепетала и сверкала, столь возбужденная, с такими блестящими в свете фонаря глазами, и столь раскрасневшаяся и растрепанная, что доктор Сомс заявил, что - у неё горячка. Чтобы в этом убедиться, он приложил свое ухо к неприкрытой груди Эвелины, надолго задержавшись там, с интересом слушая биение сердца с ритмом, выдававшим совсем иное волнение, чем при горячке. Очарованный нежностью её грудей и взволнованный тем, как она напряглась при его прикосновении, подняв глаза к несчастному Дику, он сказал:
- Она, должно быть, перенесла шок. Пока её нельзя трогать. Вернитесь в лагерь и приведите двух солдат с носилками.
- Позаботьтесь о ней как следует, - сказал Дик. - Это моя невеста, майор. - И он развернулся. Видя, что он уносит фонарь, майор Сомс попросил:
- Эй! оставьте нам свет!
- Нет! Пусть уносит! - пробормотала Эвелина.
Когда Дик ушел, они оказались в темноте.
- В темноте, дорогой, в темноте, как совсем недавно, дорогой Сомс!
- Будь по вашему, мадам - сказал Сомс. - "Решительно, - думал он, - у этой малышки горячка, если она так бредит. Ну не отказать же больной" - он спустил свои брюки и в тот же миг Эвелина, чуть не лишившись чувств, вновь наслаждалась тем, что познала с ним совсем недавно, правда без ведома майора.
Годы спустя, в Париже, бывший английский офицер встретил мсье Тюльпана. Это было на обеде у Жозефины де Богарне. Вспомнив мельком помянутую в разговоре стычку у Баррен Хил, участниками которой они были, англичанин сказал:
- Главное воспоминание, которое я об этом сохранил - любовь в полной темноте с маркитанткой, которая думала, что я уже проделал это с ней за десять минут до того, что невозможно, ибо меня там не было.
- Каково! - сказал Тюльпан. - Со мной произошло тоже самое. Я хочу сказать, что тоже занимался любовью той ночью с английской маркитанкой и она назвала меня "Сомс".
- Я - Сомс, - сказал мсье Сомс, ибо это был он.
Переглянувшись с симпатией, они разразились громким смехом.
- В общем, - заключил Тюльпан, - тогдашние враги, той ночью мы сражались в одном окопе.
* * *
Тюльпан вернулся в Вэлли Форж на следующую ночь. На рассвете он встретился с Большой Борзой и ирокезами у брода Мэтсон. Еще он привел сотню отставших и искалеченных. Было поздно. Почти весь лагерь спал и никто им не встретился. Толкнув дверь своего барака, Тюльпан был удивлен, не найдя ни огня, ни света, ни Присциллы Мильтон.
Зажег свечу и увидел на столе записку. Он наклонился, чтобы её прочесть, когда постучали. Явился ординарец Лафайета:
- Генерал-майор, - сказал он, - только что узнал о возвращении мсье Тюльпана и желает его видеть.
- Я следую за вами, - ответил Тюльпан, - но через секунду, мне кажется, здесь послание для меня.
Послание краткое, но выразившее очень ясно и точно то, что хотели сказать: "Прощай, я тебя покидаю. Присцилла".
- Отлично, - весело сказал Тюльпан.
- Извините, мсье? - спросил ординарец.
- Ничего, я сказал мое"прощай"кое-кому, - ответил он выходя, и легким шагом направляясь к палатке Лафайета, с чувством, что только что вдруг помолодел на много лет.
- А вот и вы, мой дорогой, - воскликнул генерал-майор, идя к нему, раскрыв объятия, как только Тюльпан вошел в обширную палатку, освещаемую многочисленными канделябрами.
И прижав на миг к своей груди, добавил: - Вы доставили мне немало волнений. Я вас считал мертвым, или пленным. Не ранены?
- Нисколько, - живот только немного стерт от ползания по-ирокезски.
Он кратко рассказал, что произошло на кладбище Баррен Хил, и что вышло куда менее славно, чем он надеялся.
- Это нам было очень нужно, - прервал Лафайет. - Благодаря вам я даже смог достигнуть брода Мэтсон прежде, чем генерал Хоув оказался там со своими крупными силами.
- Я не хотел бы показаться льстецом, - сказал, смеясь Тюльпан, которого генерал-майор жестом пригласил присесть. - Но я боюсь, что сам генерал Грант не имел бы большего успеха, чем ваш.
- Что вы хотите сказать, мой друг?
Тюльпан ответил не сразу. Круглыми глазами он смотрел на Лафайета, поставившего два фужера на бюро и открывавшего теперь шампанское. Ведь не в привычке генерал-майора было заниматься возлияниями. Надо думать, что ещё раз Тюльпан поднялся на ступеньку в его мнении.
- Так вот, мсье, мне кажется, почтенный генерал Грант считал хорошим тоном плотно позавтракать, из-за чего вечно опаздывал со своей стратегией. Я не осмелюсь сказать, что эта стратегия обвораживает, но вы знаете, как завтрак меняет восприятие времени.