Страница 7 из 71
O nein, das ist nicht hier... - Ну так чего же ты орешь, олух! и вдруг начинают трогаться и вдруг я узнаю рядом мой вагон! На лету отворил, мои помогли и успел вскочить, а то бы остался. Это со мной другой раз в жизни на этой дороге случается. Помнишь, как в Дрездене мы спрашивали немца, где Gemаlde-Galerie?
Затем с одним из немцев, весьма почтенной и богатой наружности, вдруг сделалась рвота, и его рвало до самого Берлина, в окно, разумеется. Мы все, шесть человек, приняли участие, и каждый ему что-нибудь советовал - один выпить пива побольше, и он на первой станции вскочил и выпил - не помогло. Я посоветовал коньяку. - "Коньяку, я и сам это думал!" Вскочил на следующей станции и выпил. Советы доходили до того, что один посоветовал съесть марципанный пряник (они начали продаваться с самого Эйдкунена), и он съел пряник. Наконец, немец-Хлестаков посоветовал шампанского, но уже подъезжали к Берлину, и тот сказал, что как только войдет в Берлине в отель, то непременно спросит шампанского. Ночью поднялся дождь, и мы въехали в скучный Берлин в проливной дождь, который продолжается и теперь. Между тем надо ехать на почту, потому что не знаю, как афраншировать письмо. Вечером в Эмс отправлюсь в 10 часов.
Голубчик Аня, поцелуй деток милых и Лешеньку особенно. Как-то мне его особенно жалко. Как жалею, что не могу походить по Берлину, а должен сидеть в отеле. Вижу, что надо бы купить плед: ночи холодные. Не забудь написать адрес Прохоровны и как вы порешили с пальто? Прости, голубчик, за все беспокойства, которые я тебе наделал. Жалею эти 500 руб. на Эмс. Одним утешаюсь, что из этих 500 сделаю 5000, если получу здоровья. Милая моя, как мне хочется тебя поцеловать.
Поцелуй Лилю и Федю, и Лилю особенно и Федю тоже. Поговори с ними обо мне, с Федей побольше. Как скучно мне будет. Дай тебе бог отдохнуть и поправиться, ангел мой.
Целую тебя всю, много раз, столько же, сколько накануне отъезда. Вспоминай меня.
Твой весь и весь ваш Ф. Достоевский.
Р. S. Пиши обо всём, поболе частностей, мелочей. Теперь напишу не ранее как послезавтра, когда уже буду у Орта и успею нанять квартиру.
Твой Достоевский.
На конверте: Russie. Staraya-Roussa (Gouvernement Nowgorod) В Старую Руссу Новгородской губернии Ее Высокоблагородию Анне Григорьевне Достоевской
628. А. Г. ДОСТОЕВСКОЙ
9 (21) июля 1876. Эмс
Эмс. Пятница, 9/27 (1) июля/76.
Милая моя Анечка, вчера в половину двенадцатого прибыл благополучно в Эмс. В Берлине, после того как написал тебе письмо, отправился на извозчике в проливной дождь на почту и, отдав письмо, вместо того, чтоб лечь спать (потому что всё же я две ночи не спал), отправился в Музей смотреть картины, статуи и древности, где пробыл часа три. Выйдя из него, и в продолжавшийся дождь, пошел в берлинский Aquarium, в котором платят за вход одну марку и о котором я еще и в Петербурге слышал много, и провел там часа два, рассматривая различные чуда, огромных крокодилов, змей, черепах, морских живых диковин, рыб, птиц и, наконец, настоящего, живого орангутана, которого видел первый раз в жизни; затем обедал, затем хотел купить плед и не купил, отложив до обратного пути, и наконец поехал на железную дорогу, от скуки и чтобы не опоздать, за два часа до срока. Дорогой тоже кое-как заснул, немцы опять были вежливы, но влезли в вагон один русский с дочерью - всё, что есть казенного, пошлого, надутого из скитающихся за границею, а дочь труперда и дуботолка, они меня даже рассердили. На рассвете, не доезжая до Гиссена, видел одну картинку Шама (Scham) в натуре. Остановились на десять минут, перед тем долго не останавливались, и все, естественно, побежали в местечко pour Hommes, и вот, в самый разгар, в местечко pour Hommes, наполненное десятками двумя посетителей, вбегает - одна прекрасно одетая дама, по всем признакам англичанка. Вероятно, ей было очень нужно, потому что добежала почти до половины помещения, прежде чем заметила свою ошибку, то есть что вошла к Mд
Остановился я здесь сперва в гостинице, день довольно холодный, 14 Реомюра, ветер и изредка дождь, а говорят, что всё была хорошая погода. Сходил в ванну, затем, переодевшись, пошел на почту и на телеграф, разумеется, ничего не нашел. Но на почте, да и везде, во всем Эмсе (лавочники, трегеры, бабы, продающие фрукты, магазинщики) все меня узнают и все мне с улыбкою кланяются. Эмс показался мне до безобразия скучным. Толпа большая. Затем пошел к Орту. Он тотчас узнал меня и осмотрел всего внимательно, раздевши догола. Результат постукивания и осмотра тот, что в верхних частях груди, справа и слева - улучшение (оттого и не ноет орган как прежде), но зато место под правым соском, под 5-м ребром, на которое я иногда зимой жаловался, что болит, и которое еще одиннадцать лет тому назад указал Боткин, предсказав, что отсюда разовьется болезнь, - ухудшилось, и, может быть, очень. Орт, впрочем, говорит, что еще не может определить, потому что я позволил себе большую надсадку, почти не выходя из вагона с понедельника до четверга, но что дня через три, когда я отдохну, он еще раз меня осмотрит. Затем, на мой усиленный вопрос, сказал, что смерть еще далеко и что я еще долго проживу, но что, конечно, петербургский климат, надобно брать предосторожности и т. д., и т. д. Прописал мне кренхен, сначала по два стакана утром и по стакану вечером, с молоком, и по стакану гаргаризации горла, утром и вечером, кессельбрунненом. Ну вот и всё пока про лечение. Затем пошел искать квартиру: в "Люцерне" всё занято, но встретили меня чуть не с восторгом и рекомендовали мне разом две или три квартиры; но третьегодняшняя М-me Бах, владелица отеля "Ville d'Alger", в котором я жил третьего года, поймала меня на дороге, у своих ворот (она почти рядом с "Люцерном"), и заманила меня к себе. Я прямо ей объявил, что она очень дорога, хотя мне у ней было очень покойно, но она, поторговавшись, спустила охотно все цены, так что за комнату с спальней, прекрасно меблированную и которая третьего года ходила (я помню это) за 14 талеров в неделю, взяла теперь с меня всего десять. Равномерно спустила с завтрака, с чая и с ужина, и даже обед мне будут приносить на дом лишь за 1 1/2 марки, вместо 2-х, как третьего года. Сторговавшись, я тотчас и переехал. Моя комната рядом с той комнатой (точно такой же, как моя), в которой я прожил третьего года. Но переехав, я тотчас наткнулся на неприятность: эту комнату рядом (мою третьегодняшнюю) и отделенную от теперешней моей лишь запертою дверью заняли две только что приехавшие дамы, мать и дочь, кажется из Греции, говорят по-гречески и по-французски, но можешь себе представить - они говорят без умолку, особенно мать, но не то что говорят, а кричат буквально, и главное без умолку, ни одной секунды перерыва. В жизнь мою я не встречал такой неутомимой болтливости, и, однако, мне надо будет работать, читать, писать, - как это делать при такой беспрерывной болтовне? и потому очень бы желал перебраться в верхний этаж, который дешевле и без балкона, и хуже, но в котором тихо. Но М-me Бах говорит, что ту квартиру уже обещала и что не знает, как решить. Хорошо, кабы она решилась. Во всяком случае, мой адресс: Bad-Ems, Allemagne а M-r T. Dosy, poste restante, a в экстренных случаях (телеграммы, например) Allemagne, Bad-Ems, Hotel Ville d'Alger.