Страница 33 из 71
724. M. A. АЛЕКСАНДРОВУ
Декабрь 1877. Петербург
Многоуважаемый Михаил Александрович,
Вот Вам продолжение "Дневника", от 13-го по 17-й полулистка включительно. Это - конец первой главы. Дальнейшее постараюсь доставить (1) в свое время.
Ваш Достоевский.
(1) далее было: как-нибудь
725. M. A. АЛЕКСАНДРОВУ
Декабрь 1877. Петербург
Любезнейший Михаил Александрович, вот Вам окончание. По моему точнейшему расчету тут 2 1/2 страницы. А потому прибавляю объявление о Спенсере. (1) Больше уж не дам ни строки. Но достанет, я думаю, на всё.
Очень буду ждать завтра известий. Несколько побаиваюсь цензуры.
Ваш весь Ф. Достоевский.
(1) описка, следует: о Синклере.
1878
1878
726. Е. П. КОРНИЛОВОЙ
Вторая половина января. Петербург
Многоуважаемая Катерина Прокофьевна,
Благодарю за всё. Племянник мой кланяется Вам в пояс, особенно за Шабанову. На днях надеюсь быть у Вас и прочесть Вам ту статейку, о которой говорил. Еще не получил, хотя и уведомили меня, что отпечатана. Получу и сейчас доставлю.
Ваш всепокорнейший Ф. Достоевский.
727. К. С. ВЕСЕЛОВСКОМУ
8 февраля 1878. Петербург
Милостивый государь Константин Степанович,
Я получил (от 6 февраля сего года) уведомление Ваше о избрании меня в члены-корреспонденты Императорской Академии наук по Отделению русского языка и словесности вместе с тем и диплом на означенное звание.
Убедительнейше прошу Вас, высокоуважаемый Константин Степанович, передать высокому ученому учреждению, удостоившему меня избрания, что я принимаю избрание это с живейшею признательностью, вполне сознавая и ценя всю великость оказанной мне чести за столь малые и слабые, покамест, заслуги мои.
При сем покорнейше прошу Вас принять от меня уверение в совершенном моем к Вам почтении и преданности.
Федор Достоевский.
8 февраля 1878 г.
Другая редакция:
[727. К. С. ВЕСЕЛОВСКОМУ
8 февраля 1878. Петербург
Милостивый государь Константин Степанович,
Я получил (от 6 февраля сего года) уведомление Ваше о избрании меня в члены-корреспонденты Императорской Академии наук по Отделению русского языка и словесности равно и диплом на означенное звание.
Убедительнейше прошу Вас, многоуважаемый Константин Степанович, сообщить высокому ученому учреждению, удостоившему меня избрания, что я принимаю его с признательностью и слишком способен (1) ценить честь, мне оказанную, за весьма малые заслуги мои.
При сем покорнейше прошу Вас принять (2) уверение в совершенном моем к Вам почтении и преданности.
Федор Достоевский.
8 февраля 1878 г.
(1) было: умею
(2) было: принять лично]
728. А. Н. ЯКОБИ
Февраль (после 8) 1878. Петербург
Милостивая государыня Александра Николаевна,
Благодарю Вас за присылку книжки. То, что Вы у меня перепечатали, мне не повредит теперь, но если б вышло пораньше, то повредило бы. К большому сожалению, не могу Вам дать перепечатать "Мальчик у Христа на елке" - потому что сам намерен издать (и это в самом скором времени) мои маленькие рассказы. Согласитесь, что перепечатка у Вас могла бы мне, в таком случае, повредить. Во всяком случае очень сожалею, что решительно не могу угодить Вам. Анна Григорьевна благодарит Вас за память о ней и кланяется. Ваш покорный слуга и преданный Вам
Ф. Достоевский.
729. H. E. ГРИЩЕНКО
28 февраля 1878. Петербург
Петербург, 28-го февраля 1878 г.
...Да многие не верят теперь литературе, то есть ее искренности, и ожидают чего-то нового, а те-то и не примечают ничего. Вы вот жалуетесь на жидов в Черниговской губернии, а у нас здесь в литературе уже множество изданий, газет и журналов издается на жидовские деньги жидами (которых прибывает в литературу всё больше и больше), и только редакторы, нанятые жидами, подписывают газету или журнал русскими именами - вот и всё в них русского. Я думаю, что это только еще начало, но что жиды захватят гораздо еще больший круг действий в литературе; а уже до жизни, до явлений текущей действительности я не касаюсь: жид распространяется с ужасающею быстротою. А ведь жид и его кагал - это всё равно, что заговор против русских!
Есть много старых, уже седых либералов, никогда не любивших Россию, даже ненавидевших ее за ее "варварство", и убежденных в душе, что они любят и Россию, и народ. Всё это люди отвлеченные, из тех, у которых всё образование и европейничанье состоит в том, чтоб "ужасно любить человечество", но лишь вообще. Если же человечество воплотится в человека, в лицо, то они не могут даже стерпеть это лицо, стоять подле него не могут из отвращения к нему. Отчасти так же у них и с нациями: человечество любят, но если оно заявляет себя в потребностях, в нуждах и мольбах нации, то считают это предрассудком, отсталостью, шовинизмом. Это всё люди отвлеченные, им не больно, и проживают они в сущности в невозмутимом спокойствии, как бы ни горячились они в своих писаниях. Редакция "Слова" это отсталые либералы, совершенно не замечающие, что они давно уже выжили свое время, что они отжили, и ненавидящие всё новое и свежее по инстинкту. Да и ничего они в новом, текущем и грядущем и понять не могут. Заступаются они за жидов, во-первых, потому, что когда-то (в XVIII столетии) это было и ново, и либерально, и потребно. Какое им дело, что теперь жид торжествует и гнетет русского? Для них всё еще русский гнетет жида. А главное, тут вера: это из ненависти к христианству они так полюбили жида; и заметьте: жид тут у них не нация, защищают они его потому только, что в других к жиду подозревают национальное отвращение и ненависть. Следовательно, карают других, как нацию.
Ф. Достоевский.
730. Л. А. ОЖИГИНОЙ
28 февраля 1878. Петербург
Петербург. 28 февраля 1878 г.
Милостивая государыня, Любовь Александровна!
Разбирая письма, на которые, за всяким недосугом и нездоровьем, не ответил, набрел и на Ваше вторичное, от 7 января. Из него вижу, что на первое Ваше письмо Вы ответа не получили, и, однако, я Вам написал ответ, и помнится, на один из указанных Вами адресов, а именно на H. H. Бекетова (так ли? Получили ли?). Или я только замыслил написать Вам ответ, но за недосугом и за множеством переписки отложил, затем заболел, забыл, и Вы никакого еще от меня ответа не получали? Всё это могло случиться, потому что у меня самая расстроенная (падучею болезнью) память в мире. Намерения я нередко принимаю за исполнения, за что часто на меня сердятся.
Во всяком случае, хоть я Вам, может быть, и ответил и послал письмо (это, кажется, наверно), но для очистки совести отвечу этими несколькими строками еще.
Оба письма Ваши я прочел с искренним чувством. Вы меня заинтересовали, и мне бы приятно было Вас узнать. Уверяю Вас, Любовь Александровна, что я ни на миг не усомнился в смысле выражений Вашего первого письма, что, кажется, Вас беспокоит (во 2-м письме). Если когда свидимся, то тем лучше будет. Что же до писем, то на этот счет я скучлив: я не умею написать письма и боюсь писать. Пишешь с жаром, пишешь много (это случалось), и вдруг какая-нибудь черточка - и всё письмо понимается наизнанку. Что же, если действительно есть мысль, на которой нельзя согласиться? Переписываться о какой-нибудь такой мысли года два или три? Прекрасное занятие! Оттого не боюсь вступать с Вами в такие рассуждения, что из писем Ваших мне ясно выказался Ваш ум: с Вами можно говорить, Вы поймете и не рассердитесь. А вот недавно одна госпожа очень обиделась, когда я (не зная ее вовсе) отказался вести с нею предложенную ею мне постоянную переписку. Вы думаете, я из таких людей, которые спасают сердца, разрешают души, отгоняют скорбь? Многие мне это пишут - но я знаю наверно, что способен скорее вселить разочарование и отвращение. Я убаюкивать не мастер, хотя иногда брался за это. А ведь многим существам только и надо, чтоб их убаюкали.