Страница 28 из 30
Я и скакал на его голой спине, как на человекообразном «Харли-Дэвинсоне», в похожей на келью комнатке студенческого общежития, где Дрю останавливался, приезжая в Париж, еще более аскетичной, чем мой номер в «Вольтере». Был Бенжамен, нервный, слегка прыщавый, слегка вонючий юноша девятнадцати лет, с которым я познакомился в антракте в Опере (на объединенном представлении «Эдипа-царя» Стравинского и «Дитя и волшебство» Равеля), когда в буфете он выдул целый стакан пива одним глотком, закатив глаза, как новорожденный, сосущий грудь. Он отвел меня в родительский (пустой) дом рядом с монмартрским фуникулером, где немедленно исчез в ванной и появился оттуда через одиннадцать минут (я засек время). Когда, расстегнув его джинсы, я обнаружил, что под ними ничего нет, мальчишка с вызовом взглянул на меня и не очень убедительно — сделав глубокий вдох, словно признаваясь в страшном грехе, — заявил: «Я никогда не ношу белье». (Мне ужасно хотелось писать, когда часом позже я вышел из этого дома, но я не попросил разрешения воспользоваться туалетом Бенжамена, опасаясь увидеть кое-что, в спешке не убранное с глаз.) Был еще Рамон, кубинский политический эмигрант, человек без возраста, который, по его словам, провел некоторое время в концентрационном лагере на одном из гаванских стадионов, о которых так много тогда говорили; он быстро и по-деловому оттрахал меня, воспользовавшись, в отличие от Матиаса, вазелином. Был еще Андре, сорокалетняя жертва ишиаса, с носом римского императора и мрачным огнем в глазах, который вы могли интерпретировать как страсть или просто проявление скверного характера в зависимости от того, принадлежал или нет Андре к излюбленному вами типу. На свиданиях с ним бывало triste.[115] Был еще улыбчивый сенегалец Оскар, двадцатилетний студент, чья комнатка в интернациональном студенческом городке Парижского университета оказалась еще более тесной, чем у Дрю. У него были более черные, чем его угольно-черная кожа (как такое возможно?) брови, как у Фриды Кало,[116] твердые, как жесть, соски и огромный конический член, словно высеченный из массива калифорнийской секвойи; когда он достигал полной эрекции, мне казалось, что в крохотной комнатке негде повернуться.
Похожий на обезьянку Барбе — утверждавший, что ему всего четырнадцать, хотя ему давно сравнялось пятнадцать, — однажды солнечным днем подцепил меня в бассейне Делиньи (уроки в школе он прогуливал), заметив, какими глазами я смотрю на не по годам развитый член, выпиравший из его мокрых плавок дюйма на три и гораздо более красноречивый, чем его лицо Гавроша, когда он, маленький плутишка, скользящей походкой прохаживался по бортику бассейна. В мокрой кабинке раздевалки мы провели всего десять минут, но Барбе успел полностью завладеть инициативой (сегодня он завоюет бассейн Делиньи, завтра — весь мир), едва не столкнув меня с влажной жесткой скамейки, когда, спустив плавки до колен, принялся, как Бетти Дэвис или Джоан Кроуфорд,[117] хлестать меня по щекам — бах, бах, бах! — своим непоседливым, гибким, веселым пенисом.
Клеант, устрашающе общительный, волосатый, как медведь, американец с кустистыми бакенбардами и жутким шрамом, результатом падения с мотоцикла, спросил меня, готов ли я проглотить нечто, названное им с людоедским смаком «фаджсикл». Не зная, что это такое, но испуганный его интонацией, я отказался.
Был еще египтянин — двадцатилетний студент Кембриджа, имя которого мне так и не удалось разобрать (Сулиман? Солиман? Соломон?), с которым я занимался оральным сексом, несмотря на его ужасный насморк. Был Эдуард, двадцатишестилетний сотрудник журнала для геев, с изящными перепачканными чернилами пальцами и ласковыми карими глазами, выражение которых очки скорее подчеркивали, чем скрывали. Мы с ним встречались трижды — добротный, нежный, можно сказать, общепринятый секс, ничего эксцентричного… Восемнадцатилетний Ашиль, типичный попрошайка с Левого берега, который немного напоминал Ральфа Макавоя, если смотреть на него, прикрыв глаза, но совсем на него непохожий при взгляде в упор, имел наглость сказать мне после часа рьяного секса: «Ah, vous aytres Anglais! Quelle tristesse dans la plaisir!»[118] Был Ян, двадцатишестилетний житель Ливерпуля, один из тех обладателей пивного живота, для которых существуют только соккер, снукер и газета «Сан»[119] и который, бывая трезвым, вел себя так же, как представители других национальностей, напившись в стельку. Я встретил его в кафе, где он никак не мог объяснить потерявшему терпение официанту, что хочет чашку чаю «Эрл Грей»; секс с ним был брутально английским, но вполне удовлетворительным. И была Консуэло из «Берлица» — просто так, от нечего делать. Уайльд был прав. Женщины — холодная баранина.
Был болезненный, с визгливым голосом двадцатилетний Мод, парень, которого на самом деле звали Роджер, очень женоподобный, фактически трансвестит, хоть и не носящий юбку, гораздо более сексуальный в одежде, чем без нее, поскольку его бледный член был не больше свистульки.
Был Айвор, пожилой лысый балетоман из Южной Африки, сопровождаемый потрясающим любовником-греком. Меня, естественно, привлек именно любовник — девятнадцатилетний Яннис, ради которого я готов был терпеть несносную болтовню Айвора на террасе «Флоры» (я с тайной радостью наблюдал, как Яннис все больше мрачнеет от бесконечных «Расскажи Гидеону, на каком великолепном концерте Питера Пирса[120] мы были в «Уигморе»,[121] «Расскажи Гидеону, как жутко переигрывали исполнители в «Баядере», «Расскажи Гидеону, что сказала Пегги Ашкрофт,[122] когда ты попросил у нее автограф»); в конце концов я заполучил Янниса — после ужасного публичного скандала по поводу того, что Айвор говорит слишком громко. Был еще тридцатиоднолетний Гаэтан, стюард франко-канадской авиакомпании, потрепанный, но смазливый, как подгулявший певчий, все карманы модного пиджака которого были забиты спичечными коробками, на которых он царапал телефоны своих многочисленных любовников (гомосексуальная любовь не смеет объявить себя открыто, но не стесняется обмениваться телефонными номерами).
Я отправился с ним в его номер отеля «Истрия» неподалеку от бульвара Распайль, где под фотографиями Фуджиты, Мэн Рея, Мари Лорансен[123] и прочих, кто жил там, когда отель еще именовался «Гренада», он трахал меня так яростно, что по возвращении к себе я обнаружил на трусах кровавые отпечатки. Был Жульен, двадцатидвухлетний белокожий пролетарий, с которым я познакомился наследующий день после ночи, проведенной с Гаэтаном, у лотка с кебабом в Латинском квартале. Это был славный паренек, впечатлительный и не способный связать два слова, с головой, окруженной нимбом тонких светлых волос. Секс с ним был неплох, хоть и не представлял собой ничего выдающегося; я все еще, вспоминая его, гадаю, что сталось с ним потом…
Был Фади, массажист по профессии и одновременно подающий надежды пианист, которого я высмотрел читающим какую-то тоненькую книжонку за столом в безлюдном кафе. Прежде чем мы приступили к делу (а с ним он справился вполне успешно), он сыграл на моих лопатках (omoplates — лопатки — мое любимое французское слово) «Свет луны» Дебюсси. Был Джейк, двадцатипятилетний американец, которого я заметил как-то ночью у самого его отеля на рю Бонапарт, спьяну проклинающего «своего долбаного так называемого бойфренда». Он повел меня в свой номер на третьем этаже по еле освещенным проходам, опасным, как веревочная лестница, включил в комнате свет, обернулся, оглядел меня с ног до головы и, прежде чем я успел войти, заявил: «Прошу прощения. Я ошибся. Надеюсь, без обид?» — вот подонок! — и закрыл дверь у меня перед носом.
115
triste (фр.) — уныло.
116
Фрида Кало — мексиканская художница, портрет которой принадлежит кисти Диего Риверы.
117
Бетти Дэвис — выдающаяся драматическая и комедийная киноактриса; Джоан Кроуфорд — Голливудcкая киноактриса, лауреат премии «Оскар» (1945 г.).
118
Ah, vous aytres Anglais! Quelle tristesse dans la plaisir! (фр.) — Ах, какие же вы, англичане, другие! Какое уныние нагоняют ваши удовольствия!
119
Соккер — американский футбол; снукер — разновидность игры в бильярд; «Сан» — ежедневная английская газета бульварного толка.
120
Питер Пирс — известный английский певец-тенор.
121
Уигмор» — лондонский концертный зал, используемый преимущественно для концертов камерной музыки.
122
Пегги Ашкрофт — выдающаяся английская драматическая актриса.
123
Фуджита — французский художник японского происхождения; Мэн Рей — известный фотограф; Мари Лорансен — французская художница.