Страница 91 из 144
— Йерикка добавил: — А потом говорится, как Сварог полюбил Морану и, чтоб не плутала любая лада по темным лесам, достал горшок со своей Огнивой, начал окунать туда посох и зажигать на небе его острием звезды — больше и больше… Но они получались красивыми и холодными, как сама Морана…
— Морана же вроде богиня Смерти, — вспомнил Олег. Йерикка пожал плечами:
— Ну и что? Смерть — это часть Верьи, в ней нет ничего неестественного. Морана — не злая богиня. Зло — это Кащей. Смерть противоестественняя, пожар, разорение, разбой, болезни — это все от него… Говорят, Кашея принесли с Земли на закорках его рабы, когда Сварожичи разрешили славянам вернуться в Мир и взять с собой только то, что каждый сможет унести за плечами — так молодые боги думали не пустить сюда Кащея. А он всех обманул, пролез…
— У нас нет этих легенд, — вспомнил Олег. Йерикка печально усмехнулся:
— Есть, просто вы их не помните… Нас тоже заставляют забыть. Взамен впихивают в головы чужие слова, чужие места — Йегова, Иерусалим, Моисей, Библия… И до чего живуча эта рабская вера, как быстро корни в людях пускает — чем хуже вокруг, тем быстрее!
— А… — начал Олег, но его прервало задорное повизгиванье двух кувиклов в руках Данока и Одрина. Они наигрывали, покачиваясь из стороны в сторону, а Морок и Богдан как раз сходились для танца. Замерли друг против друга на миг… и вдруг словно взорвались каскадом прыжков, перепляса — то вприсядку, то друг через друга, то вертясь волчками по камням с раскинутыми руками. Богдан, подпрыгивая и прихлопывая себя по голенищам кутов, звонким мальчишеским дискантом начал дурашливо выкрикивать:
Морок, вприсядку колеся возле друга, поддержал:
Мальчишки, пружинами выпрямившись и раскрасневшись, слаженно вопили, подскакивая вверх, садясь в воздухе на шпагат и ухитряясь не терять дыхания:
— и еще что-то, уже совершенно похабное, как под бок к старику легла молодая девка, И дед ее укатал до полусмерти, да и раздумал жить до ста — мол, слишком мало, поживу до полтораста… А Олег, глядя на них, прихлопывая в ладоши, смеясь и чувствуя, как напрягаются ноги — вскочить и сплясать тоже — какой-то частью мозга отстраненно подумал: одеть их в тишотки, джинсы, куртейки с какими-нибудь кислотного цвета надписями, обуть в кроссовки… напялить бейсболки козырьками назад, спереди выпустить по моде чубчики, за плечо — рюкзачки, и пожалуйста: два восьми-, а то и семиклассника, не отличишь от ровесников на Земле…
Нет, не так. Мало у кого из мальчишек этого возраста там, дома, такие глаза — в которых, даже светлым днем отражаются звезды. Мало у кого такая гордая даже в дни усталости и недосыпа осанка и такая прямая и четкая речь, звучащая, как распев былины. И даже похожие по смыслу на "Сектор Газа" слова песни звучат у них не как грязный поток брани…
Кто знает, сколько потеряла Земля, когда ушли последние такие люди, и заменил их «евростандарт» — все в меру. В меру честные, в меру смышленые, в меру верные, в меру любящие… в меру люди. И что останется от Мира, если победят данваны?!
Мальчишки перестали выплясывать, отдувались весело. Йерикка вздохнул:
— Теперь надо еще покричать хором… Ладно, где наша не пропадала!
— И где же? — повернулся к нему Олег.
— Что? — не понял Йерикка.
— Где не пропадала?
— Да ну тебя…
Олег дружески треснул Йерикку между лопаток — тот как раз вставал и сделал вид, что падает. Засмеялся, спросил:
— Пошли, что ли?
— Опять это страшное слово?! — простонал Олег. — Может, не пойдем?
Он спросил это, конечно, в шутку. Но Йерикка, неожиданно сделав стойку, медленно ответил:
— Может, и не пойдем… — и окликнул Гоймира: — Князь, что-то не то!
Ловушки никакой не было. Была обидная случайность, проистекавшая все из того же шума, поднятого развеселившимися мальчишками. Отряд горных стрелков, услышав вопли и рожки, свернул с пути и сейчас подваливал снизу под прикрытием установленных среди камней скорострелок. Уходить горцам можно было лишь дальше — вверх по открытому склону.
— До боя! — скомандовал Гоймир. И добавил: — Допелись, кр-ровь Перунова…
— А и не по первому разу, — успокаивающе буркнул Холод, взводя ТКБ — тот смачно лязгнул, — отобьемся, князь…
— Если они вельботы или даже фрегат не вызовут, — тихонько сказал Йерикка, стоя на колене за камнем.
— А могут? — спросил Богдан, вкладывая тромблон в ствол ГП25. Йерикка кивнул и сказал, как о чем-то приятном:
— Должны… Вольг…
— Я уже, — Олег лежал, раскинув ноги в упор, на плоском валуне. — А потом, — процедил он, — всем подарки давали… пиз…ли называются… больно — но всем досталось… Один негритенок пошел купаться в море…
— Десять, — сказал Йерикка, переставляя прицел "дегтярева".
— Чего? — спросил Олег.
— Десять их было. Негритят.
— Было…
"Крах!" Йерикка увидел, как шагавший примерно в трехстах саженях, впереди остальных, стрелок покатился вниз по камням.
— Офицер, — доложил Олег, — сейчас еще радиста…
— Голову убери, отстрелят, — посоветовал Йерикка дружелюбно. — Как без нее стрелять будешь? Лучше скорострелки посшибай.
— Далеко, не достану…
Ответный огонь заставлял горцев прятаться. Олег лежал совершенно открыто, бравируя перед лицом опасности и находя в этом острое наслаждение. Но когда по нему, подбираясь все ближе, полоснул ливневый пулемет, мальчишка скатился с камня, хохоча и забрасывая за плечо винтовку:
— Ну уж хватит, — выдохнул он, — двое офицеров и два радиста — неплохо!
— Все, все, они пошли! — крикнул Йерикка, припав к пулемету. — Почему Холод молчит?!
Олег оглянулся. Холод стоял на коленях, за гранатометом, задравшим рыло с разлапистой треноги. Кольчуга, и рубашка на груди были широко распущены, лицо застыло, в оскаленных зубах — веточка вереска. Морок лежал рядом, закинув ногу на ногу и скрестив руки — глаза задумчиво устремлены в небо, голова — на коробке тромблонов.
— Братишка, — подождав, пока стрелки подойдут на три сотни сажен, сквозь зубы процедил Холод, перегнав веточку из одного угла рта в другой.
— Что, братишка? — лениво откликнулся Морок.
— А идут сюда, братишка.
— По что идут, братишка?
— Не ведаю. Может так… — и Холод с каменным лицом изрек невероятную похабень о намерениях стрелков.
— То я не дам, братишка.
— А я-то дам… — и Холод нажал спуск. — А дам! Да вот так дам! И так-то разом дам! А мало — то часом и так дам! На, на, на, на, на-а-а-а!!!
ТКБ ревел, засасывая ленту и отъезжая по земле. Холод что-то кричал, навалившись на него животом. Морок, перевернувшись на бок, подавал, и ТКБ лупил длинными очередями, цепочки взрывов вставали ломаными линиями, и падали между этих линий стрелки… Прочая стрельба — даже рев «утеса», из которого стрелял. Гостимир, не пробивалась сквозь оглушительный гром — и вдруг всё разом прекратилось. Стволы курились сизым дымком. Холод сплюнул, и подвел итог:
— То и раз. Спи подале, братишка.
Йерикка подобрался к Гоймиру. Тот рассматривал карту, прижав ее коленом.
— Сейчас тут будут вельботы.
— А то, — досадливо отозвался Гоймир. — Пещеры тут должны стать, ухоронки с давна еще… Йой, вот!.. Все, часом уходим живой ногой, живой ногой! — замахал рукой Гоймир, запихивая карту в подсумок. — Пошли!