Страница 107 из 144
К вечеру дела стали вовсе паршивыми. С севера подул холодный ветер. Облачность он не сдул — наоборот, тянул и тянул новые груды туч, громоздившиеся друг на друга — но температура упала до минусовой. Море в жутком здешнем приливе билось с громом о берега, и корабли в отдалении раскачивало на волне. Разводить костры было не из чего, да и опасно. Ветер, холод и невозможность согреться могли довести до исступления кого угодно. Несчастные мальчишки, забиваясь в малейшие выемки на своих постах, жались друг к другу и укутывались плащами. Кое-кто добрался до крепкого вина, прихваченного из Черной Пущи — этим вроде бы стало теплее, зато начало клонить в сон, и Гоймир с бранью метался между постами, рискуя подхватить пулю, тормошил, пинал, взывал к чести, воле, предкам и богам…
Около часа ночи, в темноте, Олег добрался до "командного пункта", находившегося под каменным козырьком. Несколько человек спали у дальней стены этого жалкого убежища, подобрав ноги и укрывшись плащами. Гостимир, сидя у обрыва с фонариком в руке, зажигал и гасил его, прикрыв глаза и чуть покачиваясь — слабая надежда, что, может быть, кто-то окажется в скалах, кто-то увидит, кто-то ответит, чем-то поможет…
Гоймир сидел на большом валуне и ел, пользуясь метательным ножом, холодные консервы из банки. Он обернулся на шаги, и Олег вздрогнул, увидев незнакомое лицо — всего за несколько часов князь похудел, щеки втянулись вокруг глаз легли черные круги. Краги Гоймир зажимал между колен, пальцы его были лиловыми от холода. Однако, теплоты не прибавилось и в нём самом:
— Случилось что? — спросил он сухо, жестом предлагая Олегу сесть.
— Ничего. Просто решил посмотреть, все ли тут у вас в порядке, — Олег как мог удобно устроился на указанном валуне.
Гоймир скривился, будто хватил кислого. Потом сказал негромко, но очень зло:
— Вяжешься — одно девка продажная на ярманке.
Олег не разозлился, хотя горец явно этого ожидал. Только грустно посмотрел на Гоймира, и тот вернулся к консервам, жестом предложив их Олегу. Тот помотал головой, встал и подошел к Гостимиру. Гостимир спал сидя, продолжая нажимать кнопку давно севшего фонарика.
— Проснись, телефонист.
Гоймир открыл глаза:
— То ли резать нас пришли?
— Горный юмор, — сказал Олег, услышав, как фыркнул Гоймир. — Будь здоров, — сказал он, не поворачиваясь и вновь обратился к Гостимиру:
— Фонарь у тебя не пашет.
— Все одно — не видит никто, — серым от усталости голосом ответил тот и протянул фонарь Олегу. Мальчишка несколько раз встряхнул цилиндрическую коробку, приговаривая:
— Вам ничего сложнее меча доверить вообще нельзя…
Гостимир немного взбодрился и даже начал что-то отвечать, а тут и Фонарь загорелся. Олег, возвращая его хозяину, признался вдруг:
— Мне все время в голову разная чушь лезет. Типа: "Умираем, но не сдаемся!"
— То добрые слова, — отозвался Гоймир. Гостимир уже вновь уснул, нажимая на кнопку, а Гоймир запулил банку консервов — пустую — по камням и повторил: — Добрые…
Кто-то из спавших зашевелился и поднялся, откинув плащ — это оказался Морок. Не открывая глаз, он отошел в сторону, сделал свои дела и вернулся на место. Без него там уже оккупировали прогретое пространство, но Морок поступил просто — свалился сверху, и его приятели, ворча, и не просыпаясь, вынуждены были раздвинуться. Еще несколько судорожных телодвижений — и все успокоилось.
Олег отвел свой взгляд от спящих и обнаружил, что и Гоймир смотрел туда же — бездумно-внимательно.
— А то и жалеешь, что повязал себя с нами? — опросил он с издевкой, переводя взгляд на Олега, Тот спокойно ответил:
— Не надо… Как говорил один мой знакомый — в бою на принятие решения даётся только три секунды. Всё, до чего додумаешься потом — лажа… Я свое решение принял очень быстро… Что собираешься делать?
— Молиться, — отозвался Гоймир. Олег вздохнул:
— На богов надейся, а сам не тормози… А все-таки?
— Умирать, — уже серьезно сказал Гоймир. — Куда ни кинь — всюду клин, и то плохо, и то не краше… Но, разом дел без выхода не бывает, так я вижу выход — достойная смерть.
— Мороку с Богданом не рано… даже если достойно? — спросил Олег. Он был едва на пару дет старше названных, но ощущал себя почти патриархом.
— Да и всем-то не время, — горько отозвался Гоймир. И отрезал: — Знали, на что шли… Хоть стать потеплеет впослед…
— С чего бы, зима на носу.
— И то…
Они замолчали. Олегу показалось, что, стоит еще что-то сказать, сделать один какой-то шаг — и у них все будет, как раньше… и стал судорожно искать этот шаг, но не нашел и поднялся:
— Ладно. Пойду.
— Иди, — равнодушно ответил Гоймир, запахивая плащ на груди…
…Вне укрытия ветер походил на ледяные ножи, полосовавшие тело даже через плащ и данванскую куртку. Только жилет защищал надежно, и Олег дотронулся до него, тепло подумав: "Бранка меня защищает…" Со стороны врага продолжался бесконечный тупой монолог, на душе было тоскливо, как посреди невывезенной помойки. Олег снял с пояса баклажку, поболтал в ней вино, налитое в веси. Мда, он много раз видел, как в кино солдаты проигрывающей армии прикладываются к бутылке. Сейчас он внезапно их понял. Это не от страха (Олег не боялся, хотя и осознавал, что едва ли они переживут еще одну ночь), а от безнадежности…
Оглядевшись, будто из-за скалы могли появиться отец или мать, он открыл баклажку и, задержав дыхание, глотнул.
Сперва ему показалось, что он обжегся. Горели рот и глотка, жжение быстро скатывалось в желудок. Олег втянул воздух задушенно, потом сплюнул — и обнаружил, что жжение улеглось, а вот в желудке стало теплее, и тепло оттуда разливалось по всему телу. Олег не долго думая приложился еще раз потом решительно заткнул и убрал баклажка
Потихоньку кружилась голова, а ветер словно бы потеплел. Тянуло прилечь; призывы врага почему-то начали смешить, словно они травили анекдоты, как мальчишки в школьном сортире, а не звали в плен, угрожая в случае сопротивления смертью. У Олега появилась мысль: а что если подобраться к ним поближе, да и заорать, чтобы перестали?
Слава богу, он сумел осознать, насколько бредова идея и удивился, как быстро и конкретно его разобрало. Впрочем, опьянение не прошло, разве что ветер на открытом пространстве слегка прочистил мозги. Почти бегом он добрался до места, где остались Йерикка и Холод.
Мальчишки расстелили надранный вереск в расщелине, на него бросили плащ, улеглись туда и укрылись сверху вторым, тесно прижавшись друг к другу. Йерикка не спал — то ли Олега ждал, то ли просто не спалось. Он молча подался в сторону, давая Олегу место рядом с собой.
Землянин улегся и накинул сверху свой плащ. Выл ветер, но здесь было тихо и почти тепло. Дышали товарищи — ровно и еле слышно — Холод, спокойно, но громче — Йерикка.
— Как там Гоймир? — спросил он наконец. Олег ответил:
— Нормально. Никак не успокоится из-за Бранки, завидует мне, что же еще!
Ответил — и испугался. Такие слове вовсе не подходили ему… и не походило это на него. Кажется, это винцо подало голос. И, очевидно, Йерикка почувствовал это, потому что неожиданно и очень спокойно поинтересовася:
— Приложился, Вольг?
Олег ощутил, что краснеет, как пацан перед взрослым, поймавшим его на чем-то недостойном.
— Немного, а что? — развязней, чем надо, ответил он. Йерикка вздохнул в темноте и миролюбиво ответил:
— Да ничего. Только знаешь, Вольг… больше не пей. Я понимаю, если выпить, то становится легче… но это только кажется, поверь мне.
Олегу вспомнилась ярмарка и слова, старого князя, потерявшего свое княжество — что выпивка ничего не облегчает, а ее ничто не оправдывает.
— Я больше не буду, — совершенно по-детски повинился Олег. — Да мне и не понравилось… А ты пил крепкое вино?
Слышно было, как Йерикка тихо рассмеялся:
— То, что ты налил в баклажку, не вино, а хлебная самогонка… Мне тринадцать было, когда я напился до свинского визга. На ярмарке. Дед выпорол меня плетью, когда я проспался, только я почти не ощутил — мне и без того казалось, что в череп забивают клин, а во рту ощенилась любимая сука…