Атом

— Так, в Птичьем Отеле, слушайте сюда. Вы все под неправомерным арестом. Выходить по одному в темпе вальса.

В Отеле на улице Птиц восемьдесят комнат. В каждой застывает немая сцена: бакалейщик ламинирует уши шаркающего слонёнка, клоун срывает распятие с шеи усомнившегося священника, торговый показ выпущенной копами удушающей рейки, конкурс поедания пирогов со штык-ножа, безлицый человек производит кодеиновое мороженое в грохочущем барабане, суровое собрание группы поддержки невоздержанных стрелков, фарфоровая собака, кричащая невнятно и приглушённо, любовники, разыгрывающие похищение инопланетянами, расстрельная команда казнит грязного байкера, бабушка сидит, смеётся перед аэротурбиной, раввин, пробивающийся через чью-то шапку, ловец водорослей, выжигающий глазок с прицелом у себя на лбу, шаткий старик целуется со львом, сделанным из губки, хихикающие спаниели, готовящие ещё более зловещие коктейли с зонтиками, исторические слушания предсмертных криков Запаты на восковом барабане, уборщица, неосознанно засасывающая своего ангела-хранителя в пылесос, сенаторы в галошах, под давлением нагнетающие в штаны строительную пену — все застывают и смотрят наружу, на Блинка, ревущего объявление. Потом все как один вылетают из отеля, под фейерверк выстрелов. Первой в дверь проламывается группа поддержки невоздержанных стрелков. Коповозку разносят на жестяные транспаранты. Блинк и Бенни лежат за ней, считают патроны, как мелочь в кошельке. — Сколько стрелков, Бенни?

— Шестьдесят четыре. И одна старая леди кидает камни.

— Будь благословенна. Какой рукой кидает, правой или левой?

— Обеими, Шеф.

— Это дух общества. — Мигалку разносит залпом, который Блинк не удостаивает ответным выстрелом. — Это наводит на размышления о том, как люди путаются. Может быть, слово «левый» относится к правой руке.

— Чё вы имеете в виду, Шеф? — перекрикивает Бенни беспорядки.

— Все знают, что левое и правое — неправильные. Правое на самом деле надо называть левым, а то, что мы называем левым, — вообще другим словом. Как тебе эти яблочки?

— Готовы, Шеф?

— Готов. — Блинк крутит свою носяру. — Я беру на себя лево, ты бери право.

Они встают из-за обломков и стреляют направо, убивая старуху. На третьем этаже открывается окно и высовывается голова Эдди Термидора. — Эй, там, потише, некоторые из нас тут пытаются пожить свою жизнь!

— Эдди Термидор! — зовёт Блинк. — Сойер там, наверху?

— Думаю, у вас.

— Шеф Блинк, — говорит голый Атом, появляясь в окне. — Они готовят желе в форме моряка, помогите мне.

— Остальные могут идти по делам, по домам и прочим радостям, — окликает Блинк стрелков. Стрельба иссякает, и толпа с ворчанием всасывается обратно в отель. — Мне нужны все в той комнате наверху — передняя в центре.

18 — Не хватает места

Коповозки рвутся и воют, как гагары.

— Вы это слышали? — говорит Атом. — Блинк у нас коп, смытый в унитаз и разросшийся в канализации. Его безумие вошло в государственный архив. Нам ос-тались считанные минуты, чтобы настроиться на воплебудки.

— Ты к чему ведёшь, сыскарь? — щёлкает Термидор. — К чему ты ведёшь? Кто дал тебе право садиться за руль?

— Говорю вам, мы сидим на динамите. Однажды Блинк приблизился к осознанию, что его волосы загорелись. Теперь эти стильные события можно объяснить так, чтобы это сработало в нашу пользу, и я уверен, что способен обеспечить необходимую глубину швов. Потом будем поддерживать доверие. Видите ли, это детали, обосновавшиеся в проницательном сознании. Это правда, ведь так? Проще всего для начала использовать заблуждение. Только не отколите какую-нибудь глупость. Глянь на своего стрелятора Кортеса, упрёк в руках, глаза, как сиськи хмыря, щетина, как у ерша. Через четыре-шесть лет он возглавит группировку, через семь будет безумнее, чем коллекторная крыса, а остатки отойдут к Бетти. Это можно использовать. Молодая кровь у власти, куча трупов, нам нужен козёл отпущения.

Мне эта мысль не нравится, — тяжко роняет Кортес.

— Мне тоже, — медленно бормочет Термидор, косясь на Кортеса. — Атом, как ты, не пряча умище, прожил дольше минуты?

— Не знаю, — признаёт Атом. — Если честно, сам беспокоюсь.

— Тебе положено беспокоиться.

— Ладно, ладно. Значит, Кортес не купился. А как насчёт Джоанны?

— Этот увалень? Жирный гидроцефал?

— Почему нет? Конечно, биологически он на ничейной территории, но тем большее впечатление он произведёт на копов. Посмотрите на него. Он просто создан для этой роли. Тупой и очевидный, бреется песко-струйкой, лучше и не скажешь. Будем повторять им снова и снова, что он руководил всем предприятием. А потом дадим волне обрушиться на него.

— Ты действительно думаешь, что этот вездеходный идиот — наш билет на выход? — спрашивает Термидор. — А какой мотив?

— Будем думать.

— Мне кролики нравятся, — предлагает Джоанна.

— Ну и вот, Джоанна хотел выйти из дела, завести кроличью ферму, и на это ему нужны были деньги. Он прицепил магнитную мину к заднице и вошёл в цитадель, требуя солидную сумму в обмен на твою жизнь. Ты осмеял его, назвал клоуном, даже бросил в него брюссельской капустой. Джоанна дёрнул за верёвочку, но мина не сработала, и вся банда поверглась в язвительный смех. Джоанна сказал — запоминай, Джоанна — «Ты за это заплатишь», и со слезами убежал в ночь.

— «Ты за это заплатишь», — хмурится Джоанна. — За кроликов?

— Прекращай, шутник, — щёлкает Термидор.

— Оставьте его в покое, — бормочет Кафка, потом выкрикивает то же самое.

— Когда он проходил мимо Хранилища Мозгов, мина детонировала, — продолжает Атом, — разнесла здание в щепки, но наш Убийца-Проманьонец остался на месте. В этот момент мимо пробегал никто иной, как Гарри Фиаско. Джоанна знал, что тот состоит в группировке, поэтому включил его в план, как навести копов на Тер-мидора, человека, который насмехался над ним.

— Как-то всё нелепо, — смутно бормочет Туров. — С чего бы Фиаско участвовать в его планах?

— Потому что Джоанна видел, как тот носит боди. Води, которое ты заставил его надеть, Туров, засунув его в стальной загон на окраине города. Вместе с дюжиной других невезучих. Ему одному удалось бежать, и ты не мог с этим смириться. Ты преследовал его в шипова-ном бронированном автомобиле, похожем на гигантскую тёрку. И ты гнался за ним, а интрига Джоанны развивалась. Определить ценность случайного объекта, подобранного с земли, мозга. Устроить вокруг него переполох — привести Термидора к мысли, что это истинная и единственная пикантность. Сделать так, чтобы Гарри выступил со своей историей перед судом и указал на группировку. Тем временем по всему городу квадратеют люди. Это тоже ты, да, Джоанна? И ты ос-тавляешь кипеть все ингредиенты сплетни, пока каждое органично произошедшее убийство, скопленное дьявольски опытными полицейскими, неизменно тайком откладывается среди их тоски по таким временам.

— А что я всё это время делаю? — спрашивает Термидор.

— Вырезаешь жестяные пистолетики для кукольных домов. С твоим единственным глазом ты весьма поднаторел в такой тонкой работе. Ты добиваешься патента на идею, когда Фиаско попадает в тюрьму, выбивая тебя из струи. Сэм «Сэм» Бликер может подтвердить, что тем вечером ты нарядился Сайта Клаусом и рыдал, пока борода не отвалилась, как подтаявший снег, и во весь голос сетовал на хрупкую сложность человеческого сердца.

Сидя на краю кресла, Сэм «Сэм» Бликер баюкает на коленях пистолет. Он хмурится.

— А я что делал?

— Ты угощал его суфле из алтея. Потом пошёл к Глушаку и сказал: «Это займёт его на некоторое время», и вы вдвоём, хихикая, пошли купаться ночью обнажёнными. С этого началась ваша любовь. На следующий день вы тайком поженились. Когда священник бурчал слова, обманчивые и торжественные, ты осознал, что вы — дриады схватки, герои, покинутые в этической спешке. Ваши подведённые смертью, налитые кровью глаза закрылись друг напротив друга тем вечером в красоте немого счастья и изнеможения. Вы были ближе, чем рай и ад, и вы принялись спорить друг с другом.