Страница 21 из 26
— Не хватало еще баранов жалеть! — закричал солдат. — Видали? Не успел поступить ко мне на службу, как уже норовит улизнуть! Так бы и отрубил ему башку на месте! Ну и наглец!
— Что ж, нет так нет, — вздохнул баран. — Я вовсе не хотел сердить вас.
Солдат без особого труда влез на нового скакуна, но тут оказалось, что ноги его волочатся по земле. Тогда ему пришло в голову повесить на грудь барану саблю и перекинуть через нее ноги, чтобы они держались на весу, что он и сделал и так расхохотался, довольный своей сообразительностью, что чуть не свалился. А несчастному барану, еле выдерживавшему тяжесть всадника, было не до смеха. Сестренки не помнили себя от горя и негодования, и, не удержи их родители, они бы ни за что не отдали барана и освободили его, даже если бы пришлось скинуть солдата наземь. Не меньше их были возмущены и животные, но родители так поглядывали и покрикивали на каждого, кто пытался открыть рот, что всякая охота вмешиваться тут же пропадала. Например, селезню, который что-то громко крякнул, они сказали, злобно прищурившись:
— В огороде как раз созрела редька. Отличный был бы гарнир. Просто отличный.
И бедный селезень осекся, опустил голову и быстро спрятался за колодцем.
Один только вороной конь без всякого страха подошел к своему бывшему хозяину и спокойно сказал:
— Уж не собираетесь ли вы и впрямь отправиться в поход верхом на баране? Помяните мое слово, над вами все будут потешаться, не говоря уж о том, что на таком слабом скакуне вы вообще далеко не уедете. Образумьтесь же, отдайте барана девочкам — поглядите, как они плачут! — и садитесь на меня. Право, вам будет гораздо удобнее, да и выглядеть будете куда пристойнее.
Эти доводы поколебали солдата, он взглянул на широкие бока вороного и, похоже, понял, что ехать на коне удобнее, чем на баране. Но родители, заметив, что он готов пойти на попятную, твердо сказали, что вороной теперь принадлежит им.
— Он нам самим нужен. Да и не начинать же снова меняться в обратном порядке, ведь этому конца не будет.
— И правда, — согласился солдат. — Время идет, там воюют без меня. Этак мне никогда не стать генералом.
Он закрутил усы, свесил ноги через саблю и, понукая барана, поскакал вперед без оглядки. Скоро он скрылся за поворотом, и все животные принялись тяжко вздыхать. Даже родителям стало не по себе. Когда же Маринетта сказала Дельфине: «Скорей бы приехал дядя Альфред!», и та ответила: «Да уж! Приехал бы да узнал, что тут произошло», — они не на шутку забеспокоились, взглянув на дочек чуть ли не со страхом, пошептались между собой и сказали: «Нам нечего скрывать от дяди Альфреда. Он и сам нас похвалит, когда узнает, как ловко мы выменяли самого обыкновенного барана на чудесного вороного коня».
Во дворе поднялся ропот; Дельфина, Маринетта и все животные — мул и ослик, куры, утки и индюшки, волы и коровы с телятами, кот — так укоризненно смотрели на родителей, что те в конце концов сердито закричали:
— Вы что же, так целый день и будете стоять и глаза пялить? Можно подумать, здесь балаган, а не порядочный двор, где все привыкли работать. Ну-ка, разойдитесь все по своим местам. А ты, конь, будешь теперь жить в стойле. Давай-ка, мы тебя туда отведем.
— Благодарю покорно, — возразил вороной, — но мне вовсе не хочется идти в вашу конюшню. Вы, кажется, полагали, будто обделали выгодное дельце, так вот, вы ошиблись. Запомните, никогда вам не быть моими хозяевами, это мое твердое решение, так что можете считать, что вы променяли несчастного барана на ветер в поле. И осталось вам только пожалеть о своей жестокости и несправедливости.
— Ты огорчаешь нас, вороной, — сказали родители. — Поверь, мы не такие злые, как ты думаешь. Во всяком случае, мы предлагаем тебе стойло только для того, чтобы ты мог отдохнуть после долгого пути. Ты ведь, наверное, устал…
Расточая медовые речи, они исподтишка подходили все ближе к коню, чтобы накинуть на него узду. Он же ничего не подозревал и чуть не попался. Девочек уже не было, они ушли накрывать на стол, а все животные разошлись, как им было велено, по местам. На счастье, селезень, по-прежнему сидевший за колодцем, как раз выглянул, тут же все понял и, забыв всякую осторожность и страх за себя, вскочил, забил крыльями и закричал:
— Берегись, вороной! Не верь родителям — они прячут за спиной уздечку с удилами!
Повторять ему не пришлось — конь сорвался с места и в ту же секунду был на другом конце двора.
— Никогда не забуду твоей услуги, селезень, — сказал он. — Если бы не ты, не быть бы мне на воле. Скажи, не могу ли я что-нибудь сделать для тебя?
— Спасибо, — сказал селезень, — но мне трудно сказать сразу. Дай подумать.
— Так подумай хорошенько. Я забегу на днях.
С этими словами конь вышел за ворота и легкой рысью поскакал по дороге, родители же с досадой смотрели ему вслед. За обедом они сидели, насупившись, и не проронили ни слова. Их мучила мысль, что же скажет дядя Альфред, когда узнает, что они отдали за так первому встречному барана, которого он подарил своим племянницам. Видя это, Дельфина и Маринетта тихо злорадствовали, но ничто не могло утешить их: шутка ли, потерять такого друга. Едва покончив с обедом, сестренки побежали на луг, чтобы выплакаться. Там был селезень и, узнав причину их слез, он разрыдался вместе с ними.
— О чем вы все трое плачете? — раздался сзади голос.
Это вороной вернулся узнать как дела.
— Не могу ли я как-нибудь помочь вашему горю? — спросил он у селезня.
— О! — воскликнул тот. — Если бы вы вернули девочкам барана, я был бы счастливейшим селезнем в мире.
— Я бы с радостью, — отозвался конь. — Но как это сделать? Догнать их — дело нехитрое, небось не очень-то проворна эта пара, далеко они не ускакали. Но как убедить моего бывшего хозяина отпустить барана — вот в чем штука.
— Для начала помогите мне до них добраться, а там уж что-нибудь придумаем, — сказал селезень.
— Ну хорошо, допустим, девочки получат назад барана, а позволят ли ему вернуться сюда? Насколько я понял утром, родители были рады избавиться от бедняжки.
— Это правда, — сказала Маринетта, — но, по-моему, теперь они и сами жалеют о том, что сделали.
— А все-таки, — заметила Дельфина, — не мешало бы для надежности предупредить дядю Альфреда и привести его сюда к нашему возвращению.
Вороной спросил, далеко ли живет дядя Альфред, и, узнав, что до его дома два часа пешего хода, пообещал сбегать за ним, когда они вызволят барана.
— Ну, а сейчас скорее вдогонку за нашим лихим всадником. Время дорого!
Сестренки и селезень забрались на коня. Они промчались мимо опешивших родителей и скрылись в облаке пыли. Спустя полчаса они добрались до ближайшей деревни.
— Здесь, пожалуй, не стоит спешить, — сказал конь, переходя на шаг, — надо бы расспросить местных жителей.
В одном из первых же домов Дельфина заметила девушку, которая сидела у окошка с геранью и шила.
— Скажите, пожалуйста, — вежливо обратилась к ней Дельфина, — не проезжал ли здесь один всадник…
— Всадник? — воскликнула девушка, не дав ей договорить. — Как же, как же! Проскакал бешеным галопом через площадь, доспехи его сияли золотом, а оружие грозно звенело. Под ним был могучий конь, с волнистой, будто курчавой, шерстью, а из ноздрей у коня валил огонь и дым, так что моя герань чуть не завяла.
Дельфина поблагодарила девушку и сказала своим спутникам, что это, наверное, был какой-то другой всадник.
— Ничего подобного, — возразил конь. — Это, несомненно, те, за кем мы гонимся. Конечно, портрет несколько приукрашен, но молоденькие девушки видят военных именно так. Скакун с волнистой шерстью — это, ясно же, ваш мохнатый баран.