Страница 15 из 68
Чтобы решить проблему, нужно было прорезать дождевой тоннель в ветвях куста, пока не проявилась новая поросль и крошечные зародыши бутонов: тогда бы я не смогла их срезать.
С мертвым деревом легко справиться: один щелчок секатором здесь, другой – там, и сухие, ломкие ветки падают. Но прошлогодняя поросль оказалась сильной, сочной, маслянистой от предчувствия весны. Дерево сопротивлялось моему вторжению и не понимало, зачем ему дождевой тоннель. Я сражалась с ним около получаса, секатор глубоко вгрызался в мясистую плоть, оставляя шрамы, которые будут плакать вместе с дождем.
Короче говоря, для нормального завершения работы мне нужен был Натан со стремянкой. Чувство равновесия всегда меня подводило, и муж не позволял мне становиться на стремянку. «Ты мне нужна живой, – говорил он. Как я без тебя справлюсь?»
Я снова начала плакать.
Я схватила вилы и воткнула их в землю. В лучшие дни копание меня успокаивало, в худшие – усугубляло усталость. Мне было все равно. Это простое действие, которое я выполняла столько раз, должно помочь: у меня появится доказательство того, что энергия продолжает течь вопреки преградам, и копание и прополка будут всегда нужны. Даже если жена больше не нужна мужу.
Хотя я добавляла мульчу, земля по-прежнему оставалась упрямой и капризной, застревая на зубцах. Рукоятка выскользнула у меня из рук. Я снова подняла вилы и погрузила их в сухую комковатую глину. На этот раз зубцы наткнулись на сплетение корней и больше не поддавались.
– Давай же, черт возьми, – процедила я, пожалуйста. – Но все было бесполезно: вилы застряли. Я вытерла лицо тыльной стороной ладони.
В голове раздался щелчок. И почти сразу мое видение изменилось на малейшую долю, однако то, что я увидела, было шире, крупнее, всеобъемлюще. Я словно разрезала корочку пирога и обнаружила, что под ней – гнилое мясо. Словно всмотрелась в свою картину с розами и увидела не только взъерошенные лепестки и нежно-зеленые чашечки, но и язву, выеденную червоточину, жгущую бутон.
Как я могла не заметить гниение белоснежной розы? Или мокриц и проволочников, змеящихся по маленькому клочку земли, который я только что вскрыла. И россыпь камней, осколки оранжевого пластика и колечко от жестяной банки. И среди этих подземных жителей и захватчиков вились цепкие, вездесущие корни вьюнка.
– Не могу поверить, – сказала Ви, перезвонив мне тем же вечером. – Ты догадывалась? Роуз, мы так долго как следует не разговаривали, что я и понятия не имела ни о чем.
Когда-то мы точно знали, что происходит в жизни друг друга, но в последнее время все изменилось. Некогда близкая дружба пала жертвой занятости. Ви была редактором книжной рубрики в газете-конкуренте («Конкуренты как раз и бывают лучшими друзьями»), второй раз вышла замуж и поздно родила, а я была поглощена работой. В промежутках между этими напряженными, жизненно необходимыми занятиями не оставалось свободного пространства.
У Ви был усталый голос, и я почувствовала себя виноватой за то, что потревожила ее.
– Нет, не догадывалась, но я особо и не приглядывалась. Натан не покупал нового белья, не пользовался лосьоном после бритья, не читал стихи. Ви, извини, что я тебя побеспокоила, но я понятия не имею, с кем еще посоветоваться.
– Конечно, ты правильно сделала, что позвонила. Но мы как раз ехали на свадьбу к нашей бывшей няне, – последнее, чем мне хотелось бы заняться в драгоценный субботний день, но все к лучшему. Хочу, чтобы нынешняя няня поняла, насколько крепкими и дружескими могут быть наши отношения.
Я понимала отговорки, к которым прибегает работающая мать. Они были оправданны, поскольку главное, к чему мы стремимся, это обеспечить комфорт детей.
– Послушай, а не хочешь приехать ко мне? Вместе поужинаем.
Мне было трудно на чем-либо сосредоточиться, и при мысли, что придется выйти из дому, я запаниковала.
– Нет-нет, не стоит. Давай просто поговорим.
– Ты детям рассказала?
– Даже подумать об этом не могу. По крайней мере, сейчас. – Я представила, как Сэм онемеет от потрясения, а алые губы Поппи побледнеют и задрожат.
– Роуз, я понимаю, что ты чувствуешь, поверь. Звони мне в любое время дня и ночи.
– Спасибо.
Больше добавить было нечего.
Я отправилась на поиски виски и нашла его у Натана в кабинете. Рядом с бутылкой стоял пустой стакан со слоем мутного осадка на дне толщиной в ноготь. Судя по всему, муж пил, пока ждал моего возвращения домой и планировал свой побег от нашего брака. Я не любила виски, но плеснула себе немного, и алкоголь сделал свое дело, ударив по пустому желудку.
Я представила, как Минти встряхивает блестящими волосами, вспомнила ее мягкий хриплый смех и ответный смех Натана. Думаю, в каком-то смысле они смеялись надо мной.
Меня наполняло странное ощущение, будто мое тело стало чужим владением, к которому у меня не было ключа; не было у меня и карты с расположением кожи, костей и кровотока. Я вытянула руку. Согнутся ли мои пальцы? Сумею ли я сглотнуть? Сможет ли воздух в крошечных кавернах моих легких провести химическую реакцию? Над левым глазом пульсировала боль, горло пересохло от плача. Разумеется, все это от шока: мое тело первым приняло удар. Хотя я выслушала Натана, хотя я слышала, как за ним захлопнулась входная дверь, и прожила в пустом доме один день и одну ночь, половина меня все еще не верила, что его здесь больше нет.
Натан обожал свой кабинет. Вывеска на двери гласила: «Не входить»; он настоял на том, чтобы провести две телефонные линии, и мурлыкал, когда они звонили одновременно. Его кабинет был пробной площадкой перед работой: здесь он раздумывал над важными офисными делами. Натан не поленился установить специальные программы для оплаты счетов, страховки и подсчета семейных финансов.
Я села за стол, открыла ящик и наткнулась на аккуратные ряды скотчей, шариковых ручек, отверток. В раскрытом блокноте у телефона было написано: «Позвонить бухгалтеру».
Прежде чем выйти из кабинета и бросить жену, он все продумал. Натан всегда методично прорабатывал задачи, которые сам себе и ставил.
Давным-давно Ви обвинила его в том, что у него нет воображения, но я возразила, что это не так. Как раз потому, что Натан слишком хорошо представлял себе бедствия, которые могут постигнуть его семью, он прилагал такие усилия, чтобы их предупредить.
Над столом висела фотография в рамке: Натан с коллегами на прошлогоднем рождественском ужине. Мужчины – на фото были одни мужчины – во фраках, подчеркивающих их компанейскую одинаковость и свидетельствующих о том, что событие действительно важное, хотя на самом деле обычная выпивка с закуской. Я еще дразнила Натана по этому поводу.
Он сидел между председателем совета директоров и редактором, и когда я впервые увидела снимок, он мне понравился, потому что у Натана был какой-то отрешенный и расслабленный вид. Теперь я увидела в нем другое: блеск в его глазах был вызван не безусловным счастьем мужчины, довольного своей работой и домом, а скорее волнением человека, в жизни которого намечается абсолютно новый поворот.