Страница 97 из 106
Автору сих строк доводилось говорить на эти темы и с евреями, и с русскими. Мои друзья в целом достаточно вменяемы, но, обсуждая, убедился — осознать собственную долю виновности в конфликтах вековой давности не способны ни те, ни другие. Послание польских священников воспринимается очень положительно; признается, что в нем — знамение новой эпохи в истории. Но воспользоваться положительным примером не торопится ни еврейская, ни русская интеллигенция.
Мне могут возразить, что любая вина — дело индивидуальное, личное. За преступления Тухачевского пускай и отвечает Тухачевский, а не сто пятьдесят миллионов. И нечего вешать вину Троцкого на шеи пятнадцати миллионов евреев. Несомненно! Все правильно, и коллективную вину я считаю преступной идеей. Но ведь речь идет вовсе не о расстреле 100% Ивановых и Рабиновичей за преступления, совершенные 0,001% их прадедушек. Речь о принятии наследства.
Ведь и светлые подвиги, которые мы так ценим в предках, — дело сугубо индивидуальное. Вовсе не «русский народ» коллективно писал «Войну и мир» и «Мастера и Маргариту», строил Василия Блаженного и создавал Периодическую таблицу элементов.
Однако когда я вижу в книжных магазинах Германии переводы книг Толстого и Достоевского, когда польский букинист говорит мне о «великой русской триаде» в лице Толстого, Достоевского и Булгакова — я испытываю чувство гордости. Я присоединяюсь к достижениям великих предков. Я присваиваю себе эти достижения как часть общей исторической судьбы.
...Но тогда и преступления, совершенные конкретными русскими негодяями, по справедливости должны быть присвоены мной, и я должен испытывать неясное чувство неловкости и стыда, сталкиваясь с фактами этих преступлений. Что должен я испытывать, стоя возле Катынского креста в Кракове? Глядя на фотографию, известную историкам всего мира (кроме России) — хохочущие советские солдаты волокут в кусты кричащую, бьющуюся немецкую девушку? (Восточная Пруссия, 1944 год.)
Я совершенно убежден в том, что без взаимного покаяния, без добровольного признания каждым народом своей доли вины невозможен и русско-еврейский диалог.
Что могли бы сказать русские в своем «покаянном послании»? По-моему, это послание могло бы прозвучать примерно так:
«Мы извиняем все преступления, совершенные по отношению к русскому народу евреями. Мы не забудем их, и мерзость совершенного Троцким и Свердловым вечно в наших сердцах. Но мы не хотим их больше обсуждать. И мы считаем, что очень виноваты перед вами. Мы, полномочные представители русского народа, каемся перед вами в том:
— что, начиная с 1795 года, с года разделов Речи Посполитой, наше правительство ввело много глупых и унизительных ограничений для евреев, включая пресловутую черту оседлости.
Вводило эти меры правительство, от которого было безмерно далеко 99% русских людей. Но мы виноваты в том, что большая часть нашего народа ничего не знала и не хотела знать об этой «черте».
— Мы каемся в том, что правительство Николая I проводило политику насильственной ассимиляции, силой захватывало еврейских мальчиков, чтобы превратить их в русских солдат.
Нам глубоко неприятно осознавать, что русские солдаты, герои 1812 года могли ловить, засовывать в мешки и увозить еврейских малышей — на почти верную смерть. Мы просим прощения за каждого из этих солдат и за каждого похищенного ребенка.
— Мы каемся в том, что правительство Российской империи ввело новые ограничения и процентную норму при приеме в ВУЗы, а тем самым не дало учиться многим еврейским юношам, виновным только в том, что они родились евреями.
Не демократически избранное правительство проводило эти меры, мы имеем полное право отговориться и незнанием, и невозможностью влиять на решения собственного правительства; но нам эти меры глубоко неприятны, и мы просим извинить русское императорское правительство за его политику. А нас просим извинить за то, что нас самих эта политика не касалась.
— Мы каемся в том, что русские люди — в основном украинцы и белорусы — участвовали в погромах. Лишь немногие из нас виновны в убийствах евреев и в пропаганде таких убийств — но мы все виновны в том, что недостаточно противодействовали преступлению. Все убитые евреи были убиты из-за нашего равнодушия, и потому их кровь — на нас всех;
— мы каемся в том, что, веками живя бок о бок с вами, оставались совершенно равнодушны к вам, не интересовались вами, не хотели хотя бы попытаться понять вас;
— мы считаем себя виноватыми в том, что даже давая Георгиевские кресты таким, как Трумпельдор, мы продолжали считать евреев чем-то вроде экзотических зверюшек и рассказывали национальные анекдоты, почти не интересуясь тем, что они думают и чувствуют;
— мы считаем себя виновными в том, что многие русские люди помогали нацистам в их политике геноцида, — если и не обращая оружие на евреев, то сотрудничая с нацистами и не мешая им проводить свою политику;
— для нас великий позор осознавать, что некоторые русские и украинцы в нацистской оккупации разводились с еврейскими мужьями и женами, отдавая их и детей от них на смерть; мы просим извинения за каждого из таких русских преступников, и молимся об искуплении их грехов;
— мы каемся в том, что некоторые русские люди были антисемитами и пропагандировали идеи ненависти и презрения к евреям. Мы все виноваты в том, что мало противодействовали их пропаганде;
— Нам глубоко неприятно, что некоторые деятели русской культуры, мастера такого уровня, как Гоголь, Менделеев и Тургенев, допускали пренебрежительные и оскорбительные выпады в адрес евреев, беспричинно обижали и унижали ваш народ.
Мы и сегодня считаем этих людей достойнейшими сынами своего народа, мы гордимся ими. Но мы не согласны с ними во всем, что они посмели сказать в адрес евреев, мы не разделяем их мнений и мы просим извинения за то, что эти тексты были написаны, потом напечатаны и сделались факторами классической русской культуры XIX века.
Всех русских людей, которые когда-либо совершали преступления против личности или имущества евреев, помогали нацистам или петлюровцам, мы считаем самой худшей частью нашего народа. Мы не уважаем их, мы стыдимся их поступков, мы просим не судить по ним обо всем русском народе».
Я не уверен, что такого рода текст когда-либо появится на свет, и тем более, что он будет послан раввинату. Я только утверждаю, что есть все основания написать, и направить раввинату примерно такой текст — без претензии на абсолютно полный охват всего, в чем не худо бы покаяться.
Выскажусь с полной определенностью: я не разделяю странной убежденности многих евреев в том, что они никогда не выступали в роли палачей других народов. С точки зрения фактов это утверждение неверно, с точки зрения морали — это культивирование «нравственности» времен Ассирии и Вавилона.
Кровь — на руках всех народов, и еврейские руки ничуть не чище польских, немецких и русских. Любое иное утверждение — отвратительная племенная сказочка, которой тешат сами себя преступники, чтобы скрыть свои преступления.
Если не прятать голову в песок, смотреть в лицо фактам и исходить из норм современной морали, то евреи в лице ответственных национальных учреждений вполне могли бы направить нам нечто примерно такое:
«Мы, представители еврейского народа, заявляем от имени всех евреев по крови и евреев по вере: мы прощаем русским все преступления, совершенные по отношению к нам, будь то уголовные преступления, выразившиеся в прямом насилии или в моральном оправдании этого насилия;
— мы каемся в том, что многие века культивировали идею своей религиозной и расовой исключительности; живя среди инородцев, мы не дали себе труда обратить внимание на то, что они ничем не хуже нас;
— мы просим извинения за то, что слишком многие из нас считали себя выше и лучше вас просто по факту рождения;
Лишь немногие и не самые лучшие из нас делали далеко идущие выводы из нашей веры и из нашей традиции — но народ в целом поддерживал их, и мы просим прощения за то, что мы позволяли глупцам и негодяям пропагандировать эти опасные и вредные идеи.