Вся правда о российских евреях

Уже называясь коммунистами, спартакиды после Ноябрьского восстания подняли новое вооруженное восстание 9 января. Шесть дней шли уличные бои между коммунистами и Национальной гвардией. С удо­вольствием сообщаю, что рабочие охотно вступали в Национальную гвардию и воевали со спартакидами. Так что вопли коммунистов о «выражении интересов пролетариата» к рабочим отношения не имеют. Если они и выражали чьи-то интересы, то исключительно шпаны и люмпенов.

Во всех слоях общества росла ненависть к отечест­венным немецким большевикам-спартакидам.

К середине января 1919 года спартакиды окончательно проиграли Гражданскую войну. Коммунисты рассказы­вали об этом событии в такой тональности: «Социал-де­мократический шпионский центр, финансируемый, как и другие шпионские центры (Антибольшевистская лига и т.п.), монополиями, назначил 100 000 марок за головы К. Либкнехта и Р. Люксембург... 15 января 1919 года К. Либкнехт и Р. Люксембург были арестованы офицер­ской бандой и зверски убиты»10.

В том же томе БСЭ коммунисты писали, что Р. Люк­сембург «погибла как пролетарская революционерка на своем посту»11.

Так арестовали ее или прикончили прямо «на посту»?!

Если об аресте — поймали «вождей пролетариата» члены офицерской организации вместе с вооруженными рабочими из Национальной гвардии. Полное классовое единство. Пойманные были доставлены в отель «Эден» — штаб офицерской организации капитана Пабста. Все «зверства» сводятся от силы к паре оплеух... Ну, может, оплеух было и три, теперь уже трудно посчитать. Допросив «вождей», их вывезли в парк Тиргартен и расстреляли. Труп К. Либнекхта отправлен в морг, тело Р. Люксембург бро­шено в Ландвехр-канал. Всплыла она уже весной, в мае.

По рассказам очевидцев, вели себя «вожди» вполне героически: кричали не «Ленин капут», а что-то про ми­ровую революцию.

В составе Баварской республики (4 апреля — 5 мая 1919) главенствовали несколько евреев: выходец из Польши Аксельрод, идеолог-анархист Ландауэр, потомок выкрестов Эрнст Толлер.

Глава БСР Эйген Левине — русский еврей, родившийся в Петербурге, — был расстрелян по приговору военно-полевого суда.

Другой главарь, Макс Левин, после поражения Ба­варской советской республики жил в Москве, занимался историей. Как будто даже имел ученые степени.

Как нетрудно догадаться, ни в Баварии, ни в Германии евреев тоже никто не угнетал и никак не дискриминировал.

Тем более никаких ужасов неравноправия не было во Франции и в Британии, а состав коммунистических и всех леворадикальных партий этих стран наводит на размышления. Ох, не в царизме тут дело...

Что же до революции... Революции и гражданские вой­ны в Европе начинаются с 1917-го и тянутся фактически до самой Второй мировой войны. Активная фаза этого ужаса продолжалась по крайней мере до конца 1920-х годов.

Это — Гражданская война Европы12. Гражданская война в странах бывшей Российской империи — только фрагмент происходящего.

Так вот — евреи приняли активнейшее участие в со­бытиях во всех странах Европы. Причем ашкеназские евреи были намного активнее своих европейских еди­новерцев.

Многие недавние эмигранты ехали в Советскую Россию с откровенным желанием принять участие в «построении нового общества» и «борьбе за счастливую жизнь». Известен случай приезда нескольких тысяч евреев из США. Возможно, кто-то из них вернулся из эмиграции на Родину.

Но из Германии, тем более из Литвы, Польши, Лат­вии, Венгрии — из пределов Страны Ашкенази — ехали с четким стремлением реализовывать, воплощать в жизнь столь необходимую для евреев социальную утопию, ко­ренящуюся в идеалах иудаизма.

Уже в 1926 году перебрался из Литвы в нашу много­страдальную страну отец шумного публициста Померан­ца — пылкого ленинца в 1960-е годы, патологического ненавистника русского крестьянства до сих пор — Со­ломон Померанц. Уж наверное, он был не один. В своей автобиографической книге Григорий Соломонович пове­ствует о борьбе своей семьи за «светлые идеалы» и при­водит собственную фотографию в полувоенном костюме спартакида-ротфронтовца. Мама сшила13.

И такие ехали в нашу многострадальную Россию...

Что, собственно, означают слова: «Большеви­ки взяли власть»? Ровно одно — что в конце 1917 года большевики захватили власть в Петербурге и в Москве. И только. А Российская империя лежала фактически безвластная, можно сказать, без правительства; скажем, уже в 1919 году в город Плес, в знаменитые левитановские места, приплыл по Волге некий революционный пароход, и героические строители советской власти (из балтийс­ких матросов) стали спрашивать: а где, мол, здесь у вас Совет? Где пайки дают, где стать на учет?

— Какой такой Совет?! — отвечают матросам обы­ватели. — Окститесь, нет у нас никакого Совета, а есть городская Дума... Вон в том доме, на горе заседает.

Балтийские матросы, конечно же, героически пе­рестреляли и перекололи штыками членов городской Думы, уничтожили городской архив и все дела, которые вела Дума. Они совершили еще много таких же славных революционных подвигов, которые благодарные потомки всегда должны считать для себя примером и стараться поступать так же достойно.

Но сам по себе случай показывает — какой невероят­ный бардак царил в России и как условно само понятие: «большевики взяли власть».

Тогда же, в конце 1917 — начале 1918 года на нацио­нальных окраинах и в области Войска Донского стали возникать местные органы самоуправления, хоть как-то брать в руки хоть какую-то власть. На юге и в Сибири начали формироваться будущие Белые армии, а множе­ство российских дворян и интеллигентов засобирались за рубеж.

Большевики столкнулись с проблемой, о которой вряд ли думали раньше: с ними попросту никто не хотел сотрудничать. Что стоит хунта, захватившая власть, если у нее нет ни управленческого аппарата, ни полиции, ни армии? Чиновники не хотели выполнять своих прямых обязанностей, чтобы не работать на узурпаторов. Никакие декреты, грозившие смертной казнью за саботаж, никакие Чрезвычайные Комиссии не могли тут ничего изменить. В конце концов, чиновник может сидеть в своем кресле весь положенный рабочий день, усердно скрипеть пером и звонить по телефону... Но при этом он будет работать так, что лучше бы он этого не делал.

Большевики, хотят они этого или нет, вынуждены формировать новый аппарат управления. Чиновников им надо много, гораздо больше, чем было в старой Россий­ской империи: уже потому, что их государство берется управлять такими областями жизни, в которые царская Россия и не думала лезть (хотя бы тщательный контроль за производством и потреблением). Механизм рыночной экономики крутится сам; если надо распределять все на свете, приходится заводить целые управления этих рас­пределяющих. А образованный слой к большевикам на службу не шел! Образованные русские были совершенно едины с образованными евреями в упорном нежелании работать на творящееся безумие. Да и «эксперименты», приводящие в такой восторг престарелого господина Померанца, вызывали у них не так много положительных эмоций.

И «...когда после Октября русская интеллигенция в массе отказалась сотрудничать с большевиками... ре­шительные и цепкие ленинцы обратились за помощью к евреям, энергичным, смекалистым, способным и дотоле униженным, подавленным, затоптанным «чертой оседло­сти» и иными «еврейскими законами».

Миллионам жителей гнилых местечек, старьевщи­кам, контрабандистам, продавцам сельтерской воды, отточившим волю в борьбе за жизнь и мозг за вечерним чтением Торы и Талмуда, власть предложила переехать в Москву, Петроград, Киев, взять в свои нервные, быст­рые руки все, выпавшее из холеных рук потомственной интеллигенции — все, от финансов великой державы до атомной физики, от шахмат до тайной полиции. Они не удержались от Исакова соблазна, тем более, что в придачу к чечевичной похлебке им предложили строить «землю обетованную», «новое Царство Божие на Земле», сиречь Коммунизм, которое являлось вековой мечтой народа. Кто имеет право осудить их за это историческое заблуждение и историческую расплату с Россией за черту оседлости и погромы — кто, кроме нас, их горько раскаивающихся потомков?»14.