Близкий друг

— Полно, полно, Бартон, — успокоил его гость. — Даю голову на отсечение, что в считанные дни я изловлю вашего призрака за шиворот и пересчитаю ему ребра.

Он продолжал разглагольствовать тем же развязным тоном, но вдруг запнулся на полуслове, увидев, как Бартон подошел к окну и внезапно отшатнулся, словно оглушенный тяжелым ударом. Лицо его побелело, как пепел, он вытянул руку в сторону улицы и, еле шевеля губами, пробормотал:

— Вон он! О небо! Вон он! Вон!

Генерал Монтегю, не раздумывая, вскочил на ноги, выглянул в в окно и увидел человека, вполне отвечавшего, насколько он успел второпях заметить, описанию призрака, который много дней на настойчиво преследовал его друга.

Человек стоял, облокотившись о перила, ограждающие площадь; при виде генерала он выпрямился и пошел прочь. Не дожидаясь, пока он исчезнет из виду, генерал схватил шляпу и трость и выскочил на улицу, твердо намереваясь догнать и примерно наказать таинственного наглеца.

Он огляделся — вокруг не было ни следа человека, которого он только что отчетливо видел собственными глазами. Запыхавшись, генерал забежал за ближайший угол, ожидая увидеть там удаляющегося незнакомца, но в переулке тоже никого не оказалось. Генерал бегал туда и обратно, от перекрестка к перекрестку, не зная, что предпринять, пока наконец любопытные взгляды и удивленный смех прохожих не вернули его к действительности. Он замедлил шаг, перестал угрожающе размахивать тростью, поправил шляпу не торопясь пошел обратно, в душе кипя от досады. В дверях он столкнулся с бледным, как смерть, Бартоном; тот дрожал всем телом. Оба молчали, но каждого из них обуревали собственные чувства. Наконец Бартон прошептал:

— Ну что, видели?

— Это… его… кого-то… того самого… да, видел, — в запальчивости ответил Монтегю, едва переводя дыхание. — Ну и что в этом толку? Парень как сквозь землю провалился. Я хотел его поймать, но он удрал, не успел я добежать до парадных дверей. Ну, да неважно; впредь буду проворнее. И, ей-богу, попадется он мне в другой раз, погуляет моя трость по его плечам.

Несмотря на все увещевания генерала Монтегю, Бартон тем не продолжал страдать от той же самой необъяснимой напасти: куда бы он ни отправился, всюду ему встречался тот же человек, опутавший его дьявольскими сетями; он брел за ним по пятам или попадался навстречу и в конце концов приобрел над несчастным капитан ом странную, чудовищную власть. Нигде, ни на минуту не находил он избавления от жуткого призрака, что преследовал его с дьявольской настойчивостью. С каждым днем капитан становился все угрюмее и подавленнее; в конце концов душевные муки, беспрерывно терзавшие его, начали так заметно сказываться на здоровье, что леди Рочдейл и генерал Монтегю уговорили его, без особого, впрочем, труда, отправиться в путешествие на континент, надеясь, что полная смена обстановки сумеет развеять нежелательные ассоциации; наиболее скептически настроенные из друзей полагали, что поездка, по край ней мере, не будет способствовать усугублению того, что они считали простым нервным расстройством.

Генерал Монтегю не расставался с убеждением, что таинственный незнакомец, из-за которого его будущий зять потерял покой, — отнюдь не плод его воображения, а вполне реальное существо из плоти и крови, вынашивающее какие-то низменные планы. Может быть, он замышляет убийство и потому ходит за несчастным капитаном по пятам.

Это предположение само по себе было малоприятно; однако, если бы генералу удалось убедить Бартона, что наваждение его имеет не сверхъестественную, как он привык думать, а вполне реальную природу, суеверный ужас перестал бы терзать капитана и здоровье его, душевное и телесное, быстро пошло бы на поправку.

Кроме того, убеждал он капитана, если от призрака можно просто убежать, сменив место обитания и обстановку, значит, он не имеет ничего общего с потусторонним миром.

Глава 7. Путешествие

Уступив настояниям друга, Бартон в сопровождении генерала Монтегю выехал из Дублина в Англию. Они быстро добрались на почтовых до Лондона, оттуда — до Дувра и с попутным ветром отплыли на пакетботе в Кале. С той минуты, как они отчалили от берегов Ирландии, надежды генерала на скорое исцеление Бартона возрастали день ото дня, ибо, к величайшей радости последнего, призрачные видения, те, что на родине все глубже затягивали капитана в пучину отчаяния, после отъезда не беспокоили его ни разу.

Наконец-то он избавился от наваждения, которое уже начал считать неизбежным условием своей жизни. В душе его воцарилось невыразимо сладкое чувство безмятежного спокойствия. В восторге от полного, как он считал, выздоровления он строил тысячи радужных планов на будущее, в которое до недавнего времени боялся даже заглядывать. Короче говоря, и капитан, и его спутник в душе поздравляли себя с окончанием кошмара, доставлявшего своей жертве невыносимые мучения.

Пакетбот причалил к Кале. Стоял чудесный солнечный день, и толпа зевак прогуливалась по молу, ожидая прибытия корабля, дабы поглазеть на вновь прибывших. Монтегю пробирался сквозь толпу в нескольких шагах впереди капитана, как вдруг какой-то невысокий человек тронул его за рукав и произнес, на провинциальный манер растягивая слова:

— Месье, вы слишком торопитесь: смотрите, как бы вам не потерять в сутолоке вашего товарища, ему явно нездоровится. Ей-богу, бедняга вот-вот упадет в обморок!

Монтегю поспешно обернулся и заметил, что Бартон и впрямь смертельно побледнел. Генерал подбежал к товарищу.

— Что с вами, дружище? — встревожено спросил он.

Ему пришлось дважды повторить вопрос, прежде чем Бартон, запинаясь, ответил:

— Я видел… его… ей-богу, видел его!

— Его! Ах, негодяй! Кто? Где? Где он? — вскричал, озираясь, Монтегю.

— Я видел его… он ушел, — слабым голосом повторил Бартон.

— Но куда? Куда ушел? Ответьте, ради Бога, — лихорадочно умолял Монтегю.

— Он только что был здесь, — в забытьи бормотал Бартон.

— Но как он выглядел? Во что одет? Вспомните скорее, — взывал к капитану его друг, готовый броситься в погоню сквозь толпу и поймать злоумышленника на месте преступления.

— Он тронул вас за руку… заговорил с вами… указал на меня. Да сжалится надо мной Господь, мне некуда бежать, — в отчаянии произнес Бартон.

Монтегю, охваченный надеждой и яростью, уже пробирался сквозь толпу. Но, хоть он хорошо запомнил внешность незнакомца, обратившегося к нему, генералу так и не удалось отыскать в толпе никого мало-мальски на него похожего.

Он обратился за помощью к прохожим, и они откликнулись на зов тем более рьяно, что подумали, будто генерал стал жертвой грабителей. После долгих бесплодных поисков он, запыхавшись, оставил тщетные попытки.

— Ах, мой друг, это не поможет, — упавшим голосом промолвил Бартон. Он побледнел, точно столкнулся лицом к лицу со смертью. — Что проку бороться? Кем бы ни было это существо, вновь преследует меня, и нет спасения… нет спасения.

— Ерунда, дорогой Бартон, не говорите так, — успокаивал его Монтегю, с трудом скрывая разочарование. — Не стоит так тревожиться. Рано или поздно мы все равно изловим негодяя. Говорю — не стоит волноваться. Однако напрасно он пытался вселить в Бартона хоть каплю надежды; тот совсем пал духом.

Эта непостижимая власть, несопоставимая, казалось бы, с масштабами ее источника, быстро подтачивала разум, силы и здоровье капитана. Теперь он стремился поскорее вернуться в Ирландию и там, как он почти надеялся, в недалеком будущем умереть.

Первым, кого капитан увидел на берегу, сойдя с корабля в Ирландии, был его ненавистный преследователь. Бартон, казалось, утратил не только надежду и радость жизни, но и силу воли. Он полностью отдался на попечение друзей, проявлявших заботу о его благополучии.

Дойдя до последней грани отчаяния, он погрузился в апатию и безоговорочно принимал все советы друзей. Было решено, в качестве последнего средства, поселить его в дом леди Рочдейл, неподалеку от Клонтарфа, где по рекомендации врача, пребывавшего в уверенности, что все жалобы капитана проистекают от простого нервного расстройства, должен был обитать в затворничестве, не выходя на улицу, и пользоваться только теми комнатами, окна которых выходят в закрытый внутренний дворик с крепко запертыми воротами.