Страница 88 из 95
В этом пункте очень прозрачно выступает принципиальное отличие диалектико-материалистического способа разрешать "логические" противоречия от всех тех способов, которые известны метафизическому мышлению и выражающей его логике.
Как поступает метафизик в том случае, если в теоретическом выражении определенной реальности появилось "логическое" противоречие, противоречие в определении? Он всегда постарается разрешить его на пути "уточнения понятий", более строгого ограничения терминов и т.д., всегда постарается истолковать его не как внутреннее противоречие, а как внешнее, как "противоречие в разных отношениях", с которым метафизика прекрасно мириться. Иными словами, на пути изменения словесного выражения той же самой реальности, в которой обнаружилось противоречие.
Совсем по-иному поступает в подобном случае Маркс. Он исходит из того, что в пределах простой формы стоимости установленная антиномия в определениях не разрешена и не может быть разрешена объективно. Поэтому нечего искать ее разрешения в рассматривании все той же простой формы стоимости. В пределах простого обмена товара на товар эта антиномия неразрешима ни объективно (т.е. движением самого товарного рынка), ни субъективно (т.е. в теории -- словах). Поэтому надо искать ее разрешения не на пути дальнейшего рефлектирования по поводу все той же простой формы стоимости, а на пути прослеживания той объективной стихийной необходимости, с которой сам товарный рынок находит, создает, вырабатывает реальное средство ее относительного разрешения.
То есть диалектико-материалистический способ разрешения противоречий в теоретических определениях заключается в прослеживании того процесса, которым само движение реальности разрешает его в новую форму выражения. Если выразить это с объективной стороны, то дело сводится к тому, чтобы проследить процесс порождения новой реальности, внутри которой противоречие, выявленное ранее, находит свое относительное разрешение в новую объективную форму своего осуществления.
Так Маркс поступает в анализе денег. Деньги предстают как тот естественный способ, с помощью которого начинает совершаться взаимопревращение "потребительной стоимости" -- в "меновую стоимость" и обратно.
Если до появления денег каждый из сталкивающихся в обмене товаров вынужден был одновременно, внутри одного и того же единичного отношения, совершать обе взаимоисключающие метаморфозы -- из потребительной стоимости превращаться в форму меновой стоимости и тут же -- в тот же самый момент, внутри того же акта -- совершать обратное превращение, то теперь это выглядит по-иному.
Теперь это двоякое превращение осуществляется уже не форме непосредственного антиномического совпадения обеих взаимоисключающих форм, а опосредованно -- через превращение в деньги, во "всеобщий эквивалент".
Теперь превращение потребительной стоимости в стоимость уже не совпадает непосредственно с противоположным превращением -- с превращением стоимости в потребительную стоимость, -- теперь обмен товара на товар распадается на два различных, уже не совпадающих в одной точке пространства и времени, противоположных акта превращения. Товар превращается в деньги, а не в другой товар. Потребительная стоимость превращается в меновую, и только, а где-то в другой точке рынка, может быть, в другое время, деньги превращаются в товар, "стоимость" превращается в потребительную стоимость, "замещается" ею.
Антиномическое совпадение двух полярно направленных превращений теперь в самой реальности обмена распадается на два разных, уже не совпадающих ни по времени, ни по месту "превращения" -- на акт продажи (превращения потребительной стоимости в стоимость) и на акт покупки (превращение стоимости в потребительную стоимость).
Деньги полностью монополизируют экономическую форму "эквивалента", становятся чистым воплощением "стоимости" как таковой, а на долю всех остальных товаров остается только форма "потребительной стоимости". Они противостоят деньгам лишь как "потребительные стоимости".
Антиномия в теоретическом выражении товарного обмена оказалась разрешенной как будто по всем канонам формальной логики: противоречие (как непосредственное совпадение двух полярно исключающих противоположностей экономической формы) теперь предстало как бы расщепленным между двумя разными вещами -- между товаром и деньгами.
Но сходство с формально-логическим пониманием противоречия и путей его разрешения тут чисто внешнее. На самом деле "противоречие" с появлением денежной формы стоимости вовсе не испарилось, вовсе не исчезло, а лишь приняло новую форму своего выражения. Оно по-прежнему хотя и не очевидным образом -- остается внутренним противоречием, пронизывающим и деньги, и "товар", а следовательно, и их теоретические определения.
В самом деле, товар, противостоящий деньгам, стал как будто только "потребительной" стоимостью, а деньги -- чистым выражением "меновой стоимости". Но ведь с другой стороны каждый товар в отношении к деньгам выступает только как "меновая стоимость". Он ведь и продается за деньги именно потому, что он не представляет собой потребительной стоимости для своего владельца...
А деньги играют роль "эквивалента" именно потому, что они по-прежнему противостоят любому товару как всеобщий образ потребительной стоимости. Ведь весь смысл "эквивалентной формы" и заключается в том, что она выражает "меновую стоимость" другого товара как потребительная стоимость.
Первоначально выявленная антиномия простого товарного обмена сохранилась, таким образом, и в деньгах, и в товаре, она по-прежнему составляет "простую сущность" и того и другого, хотя на поверхности явлений эта внутренняя противоречивость и денежной и товарной формы оказалась погашенной.
"Мы видели, -- говорит Маркс, -- что процесс обмена товаров заключает в себе противоречащие и исключающие друг друга отношения. Развитие товара не снимает этих противоречий, но создает форму для их движения...
Таков и вообще тот метод, при помощи которого разрешаются действительные противоречия. Так, например, в том, что одно тело непрерывно падает на другое и непрерывно же удаляется от последнего, заключается противоречие. Эллипсис есть одна из форм движения, в которой это противоречие одновременно и осуществляется и разрешается". ("Капитал".)
Здесь четко проступает принципиальное отличие марксового способа разрешения "теоретических противоречий" от того, который известен формальной логике.
Последняя (точнее теоретик, не знающий другой логики), встретившись с фактом противоречия в определениях вещи, то есть с фактом непосредственного совпадения двух взаимоисключающих теоретических определений одной и той же реальности, поспешит сразу объявить, что "на самом деле" этого быть не может, что это -- показатель нечеткости выражений, смешения разных планов абстракции, вообще -- показатель недостаточности знания.
Для того, чтобы "разрешить" противоречие (на языке метафизика это значит устранить его из мысли), он будет стараться представить это противоречие как противоречие "в разных отношениях", как внешнее противоречие двух разных столкнувшихся вещей, людей и т.п. Внутри каждой из этих сталкивающихся в противоречии вещей он внутреннего противоречия помыслить не может.
Нетрудно заметить, что в "Капитале" ход мысли как раз обратный.
Маркс от внешнего противоречия -- потребительной стоимости и меновой стоимости -- переходит к выявлению внутреннего противоречия, заключенного непосредственно в каждом из двух товаров. Для него как раз тот факт, что противоречие предстает в начале как противоречие в разных отношениях (в отношении к одному товаровладельцу -- меновая, а в отношении к другому -- лишь потребительная) -- есть показатель абстрактности, недостаточной полноты и конкретности знания.
Конкретность же знания заключается в понимании этого внешнего противоречия как поверхностного способа обнаружения чего-то иного. И этим "иным" оказывается внутреннее противоречие, совпадение взаимоисключающих теоретических определений в конкретном понятии стоимости.