Страница 45 из 95
Конкретно исторически сложившаяся система экономики есть всегда относительно самостоятельный организм, оказывающий сильнейшее обратное воздействие на свою собственную основу -- на совокупность производительных сил и преломляющий всякое воздействие последних через свою специфическую природу. Совокупность экономических форм, связанных в единую, развившуюся из одного основания систему, и составляет ту самую специфическую природу экономического организма, которая тем самым обретает относительную самостоятельность по отношению к самим производительным силам.
Политическая экономия как особая наука и имеет своим преметом как раз те формы, в которых выражается относительная самостоятельность системы производственных отношений. Определяющее влияние производительной силы на производственные отношения именно тем самым и раскрывается конкретно исторически, именно благодаря тому, что само по себе взятое развитие производительных сил не рассматривается, а рассматривается только внутренняя логика эволюции производственных отношений, внутренняя логика становления и развития этой системы. И тем самым процесс, в котором производительная сила создает соответствующие себе производственные отношения, прослеживается в полной мере конкретно. В противном случае дело останется в области абстрактной фразы
Все сказанное имеет отношение не только к политической экономии, но и к любой теоретической дисциплине. Каждая наука обязана разворачивать систематическое понимание именно таких форм существования своего предмета, которые выражают его относительную самостоятельность, а не абстрактно общих ему со всеми другими.
Как производительные силы ничего не создают каждый раз заново, на голом месте (такой случай реален только на заре человеческого развития), а определяют вид и характер изменений, происходящих внутри уже сложившейся системы производственных отношений, направление, в котором эволюционирует вся система в целом, так же точно дело обстоит и с развитием всех форм духовной культуры, с развитием и права, и политических учреждений, и философии, и искусства.
Экономика ничего не создает заново, но "...определяет вид изменения и дальнейшего развития имеющегося налицо мыслительного материала, но даже и это она производит по большей части не прямо, а косвенным образом", -- подчеркивал как важнейшее отличие подлинного исторического материала от абстрактного рассуждательства вульгаризаторов, сводивших всю конкретную сложность реального процесса духовного развития к абстрактной фразе о том, что экономика -- первична, а все остальное -- ее продукт, Энгельс.
Экономическое развитие общества всегда определяет в общем и целом направление, в котором эволюционируют (и революционизируются) политические учреждения, правовые формы, художественные и научные взгляды и т.д. Но действительный исторический материал тем и отличается от вульгарной имитации, что обязывает к конкретному рассмотрению этого процесса. А конкретный подход связан как раз с тем обстоятельством, что изменяющее воздействие экономики всегда имеет место "в рамках условий, предписываемых данной областью" -- то есть один и тот же сдвиг производит один сдвиг в сфере искусства, и совершенно другой, не похожий на него -- в сфере, скажем, права.
И трудность всегда заключается вовсе не в том, чтобы "свести" то или иное явление в сфере права или искусства к его экономической причине. Это не так трудно сделать. Но это и не есть исторический материализм. Марксистская философия вообще стоит не на точке зрения "сведения", а на точке зрения "выведения". То есть она в каждом конкретном случае требует понять -- почему данный сдвиг отразился в искусстве так, а не как-нибудь иначе, в сфере политики -- опять-таки на свой лад и т.д.
Но такая задача как раз и предполагает теоретическое понимание той специфической "природы", через которую преломляется, отражаясь в ней, экономический сдвиг. Каждая из "надстроечных" сфер деятельности общественного человека должна быть понята и раскрыта как система исторически сложившихся конкретно специфичных для нее форм отражения экономики, сферы общественного бытия человека.
Поэтому все философские и логические принципы, которыми руководился Маркс в исследовании системы товарно-капиталистических отношений, как исторически сложившейся системы взаимодействия, системы внутренне связанных форм экономической связи, применимых в любой науке, имеющей дело с относительно самостоятельной сферой "бытия" или "сознания", в любой естественной и общественной науке.
Проблема "рамок, предписываемых данной областью", -- это и есть проблема системы форм, через которую преломляется всякое внешнее воздействие, всякое внешнее взаимодействие данной конкретности -- с другой конкретностью.
Теоретическая эстетика, например, должна вооружать искусствоведа, критика и самого художника системой категорий, выражающих собой те всеобщие и необходимые формы, через которые обязано преломляться всякое явление в том случае, если результатом такого отражения является произведение действительного искусства, а не внешне похожая на искусство подделка под него. Такая система категорий эстетики, разумеется, должна отличаться от систем формально толкуемых вечных и неизменных форм "художественности" столь же сильно, сколь сильно система категорий "Капитала" отличается от систем Рикардо и Смита.
Иными словами, система эстетических категорий обязана выражать исторически сложившуюся систему всеобщих форм художественного освоения мира общественным человеком. Как к таковой, к ней применимы все методологические принципы, примененные в "Капитале".
То же самое относится, естественно, и к праву, и к этике, и к системе форм логического мышления, а тем самым и к наукам о них. В связи с этим возникает вопрос, как применять здесь такое, например, общеметодологическое требование, согласно которому конкретная абстракция должна обязательно фиксировать, отражать внутреннюю форму существования предмета?
Не приведет ли такое понимание к формально идеалистиическому представлению об искусстве или о логике как о сфере, обладающей "имманентным" движением? Возможно ли, не порывая с материализмом, вообще говорить о "внутренних" законах и формах мышления или искусства? Как можно вообще, говоря об искусстве или о процессе мышления, применить требование, согласно которому конкретная абстракция должна фиксировать такую "форму бытия" предмета, которая одновременно является и всеобщим условием процесса в целом, и его же собственным продуктом, продуктом взаимодействия всех других сторон целого?
Дело оказывается, однако, не таким уж сложным, если это требование применить не как абстрактно формальное требование, не как абстрактный догматически предлагаемый "приницип", а в контексте действительного историко-материалистического анализа этих явлений, то есть опять-таки конкретно.
Это означает прежде всего то реальное обстоятельство, что подлинные всеобщие предпосылки и условия любой духовной сферы создаются совершенно независимо от нее, вне и до ее специфической истории. Процесс общественного труда и возникающие на его основе формы экономических отношений с неизбежностью вызывают появление и мышления, и искусства, и морали, и права и всего остального.
Рассмотрим лишь один пример, пример права, правовой нормы. Необходимым всеобщим условием возникновения любой правовой нормы является т.н. "фактическое отношение" -- как именуют юристы неправовой, чисто экономический факт. Это факт, как таковой, сам по себе, лежит вне компетенции правоведа. Это чаще всего факт, относящийся к сфере политической экономии.
Но все дело в том, что далеко не всякое экономическое отношение, не любое "фактическое отношение" порождает соответствующую правовую норму, а лишь такое, которое объективно нуждается в правовой охране, то есть требует насильственного подчинения воли индивидов. Иными словами, лишь такое экономическое отношение, которое с помощью нормы права утверждается затем как результат действия права. При коммунизме, например, именно потому отпадает необходимость права и само право как система правовых норм, что сама форма экономических отношений, коммунистическая форма собственности (как фактическое отношение) обретает такой характер, что не будет нуждаться в правовой форме своего утверждения.