Страница 12 из 115
Пелей с Теламоном приехали в полдень, оба на одной царской колеснице; следом ехали еще одна колесница и запряженная волами тяжелая повозка. Склонив голову, стоял я у дороги, куда спустился, чтобы их встретить. Мы не виделись с верховным царем много лет, а с Теламоном и того дольше. Я смотрел, как они приближаются, и настроение мое улучшалось. Да, они были царями, эти два мужа, излучавшие силу и власть. Пелей был по-прежнему высок и могуч, Теламон по-прежнему гибок. Беды обоих остались в прошлом, но лишь после долгой борьбы, войны, страданий. И эти кузнецы металла в душах мужей оставили после себя неизгладимый след. Золото волос у обоих поблекло, возвещая скорую седину, но ни следа увядания не заметил я в их крепких телах, на суровых, с твердыми чертами лицах.
Пелей сошел с колесницы первым и подошел ко мне раньше, чем я успел отступить назад; я весь сжался, когда он нежно меня обнял, и почувствовал, что мое отвращение смягчилось от его теплоты.
— Рано или поздно, Хирон, приходит время, когда постареть еще больше уже невозможно. Как поживаешь?
— Очень хорошо, мой господин.
Мы отошли от колесниц в сторону. Я посмотрел на Пелея мятежным взглядом.
— Как ты можешь просить меня вернуться к учительству, мой господин? Разве я недостаточно тебе послужил? Неужто вы не можете найти своим сыновьям другого наставника?
— Хирон, тебе нет равных. — Пристально глядя на меня с высоты своего роста, Пелей схватил меня за руку. — Ты должен знать, как много значит для меня Ахилл. Он — мой единственный сын, других не будет. После моей смерти к нему перейдут оба трона, поэтому он должен быть образован. Я могу многому научить его сам, но мне нужна хорошая основа. Только ты сможешь ее заложить, Хирон, и ты это знаешь. Быть наследным царем в Элладе — рискованно. Всегда найдутся соперники, чтобы сбросить тебя с трона. — Он вздохнул. — Кроме того, я люблю Ахилла больше жизни. Как я могу отказать ему в образовании, которое получил сам?
— Похоже, ты избаловал мальчика.
— Нет, по-моему, его невозможно избаловать.
— Я не хочу этого делать, Пелей.
Он склонил голову набок и нахмурился.
— Глупо погонять мертвую лошадь, но, может, ты хотя бы взглянешь на мальчиков? Возможно, ты изменишь решение.
— Нет, даже если увижу еще одного Геракла или Пелея, мой господин. Но я взгляну на них, если ты того желаешь.
Пелей повернулся и махнул рукой двум мальчикам, стоявшим у второй колесницы. Они подошли медленно, один спрятавшись за спиной у другого; того, кто шел сзади, рассмотреть я не мог. Ничего чудесного. Мальчик, идущий первым, определенно привлекал взгляд. Но вместе с тем разочаровывал. Это и был Ахилл, желанный единственный сын? Нет, вряд ли. Это, наверно, Аякс, для Ахилла он слишком большой. Четырнадцать лет? Тринадцать? Ростом со взрослого мужа, длинные руки и плечи бугрятся мускулами. Парень был недурен, но ничего выдающегося в нем не было. Просто крупный подросток, немного курносый, с невозмутимым взглядом серых глаз, которым недоставало света истинного ума.
— Это Аякс, — с гордостью сказал Теламон. — Ему только десять, но выглядит он намного старше.
Я жестом приказал Аяксу отойти в сторону.
— Это Ахилл?
Голос мой прозвучал сдавленно.
— Да, — ответил Пелей, пытаясь казаться бесстрастным. — Он тоже большой для своих лет. Ему исполнилось шесть.
У меня пересохло в горле. Я сглотнул. Уже в таком возрасте он обладал какой-то личной магией, бессознательными чарами, которые привлекали к нему людей и пробуждали в них любовь к нему. Не такого плотного сложения, как его двоюродный брат Аякс, этот ребенок был достаточно высоким и крепким. Его манера стоять была очень спокойной для такого маленького мальчика — вес тела он перенес на одну ногу, а другую грациозно выставил немного вперед, руки свободно свисали вдоль тела без намека на неловкость. Спокойный и неосознанно царственный, он казался отлитым из золота. Волосы, как лучи Гелиоса, брови вразлет, глаза, сверкающие, как желтый хрусталь, гладкая золотистая кожа. Очень красивый, если не считать безгубого рта, похожего на прямую щелочку, душераздирающе грустный, но такой решительный, что я дрогнул. Он серьезно посмотрел на меня глазами цвета поздней зари, туманно-желтыми — глазами, полными любопытства, боли, горя, смущения и разума.
Я списал со своего счета еще семь из отпущенных мне несчетных лет, когда услышал собственный голос:
— Я приму их в ученики.
Пелей просиял, Теламон заключил меня в объятия; они не были уверены в успехе.
— Мы не задержимся, — сказал Пелей. — В повозке есть все, что мальчикам может понадобиться, наши слуги обо всем позаботятся. Старый дом еще стоит?
Я кивнул.
— Тогда слуги могут жить в нем. Я приказал им беспрекословно тебе подчиняться. Ты будешь говорить от моего имени.
Вскоре они уехали прочь.
Оставив рабов разгружать телегу, я направился к мальчикам. Аякс стоял подобно горе, флегматичный и покорный, и смотрел на меня глазами, в которых не было ни тени мысли; такому твердому черепу потребуется не один тумак, прежде чем заключенный в нем разум осознает, для чего предназначен. Ахилл все еще провожал взглядом отца, его яркие глаза наполнились непролитыми слезами. Расставание было для него болезненным.
— Пойдемте со мной, молодые люди. Я покажу вам ваш новый дом.
Они молча последовали за мной в пещеру, где я показал им, насколько удобным может быть такое жилище, пусть и странное на первый взгляд. Спать им предстояло на мягких меховых шкурах, учиться — в специально отведенной части главного зала. Потом я привел их к краю пропасти и уселся в свое кресло, оставив их стоять по сторонам.
— Не терпится приступить к наукам?
Мой вопрос предназначался скорее Ахиллу, нежели Аяксу.
— Да, мой господин, — вежливо ответил Ахилл; по крайней мере, отец научил его манерам.
— Меня зовут Хирон. Так и обращайся ко мне.
— Да, Хирон. Отец говорит, я должен радоваться.
Я повернулся к Аяксу:
— На столе в пещере лежит лира. Принеси мне ее — и смотри не урони.
Громадный недоросль посмотрел на меня без всякой обиды.
— Я никогда ничего не роняю, — буднично заметил он.
Мои брови поползли вверх; я уже готов был весело ему подмигнуть, но не увидел в серых глазах сына Теламона ответной искры. Вместо этого он в точности выполнил то, что ему было велено, как хороший солдат, который повинуется приказам, не задавая вопросов. Мне подумалось, это было бы лучшее, что я мог бы сделать для Аякса. Сделать из него солдата, совершенного по силе и выносливости. В глазах же Ахилла мое веселье отразилось, как в зеркале.
— Аякс всегда делает то, что ему приказали, — сказал он твердым, хорошо поставленным, приятным голосом, услаждавшим мне слух. Потом он протянул руку и указал на город далеко внизу. — Это Иолк?
— Да.
— Тогда там, на холме, это, наверно, дворец? Какой маленький! Я всегда думал, что Пелион по сравнению с ним не такой уж и высокий, но отсюда он выглядит не больше обычного дома.
— Все дворцы так выглядят, если отойти от них подальше.
— Да, я вижу.
— Уже скучаешь по отцу?
— Я думал, что заплачу, но это прошло.
— Весной ты с ним увидишься, время пролетит очень быстро. Я не дам вам прохлаждаться, ведь именно праздность порождает неудовольствие, беды, дурные поступки, пустые шалости.
Он глубоко вдохнул:
— Чему я должен буду учиться, Хирон? Что мне нужно знать, чтобы стать великим царем?
— Одним словом не скажешь, Ахилл. Великий царь — это кладезь знаний. Любой царь — лучший из мужей, но великий царь понимает, что он представляет свой народ перед лицом богов.
— Тогда я быстро всего не выучу.
Вернулся Аякс с лирой в руках, осторожно следя за тем, чтобы не задеть ею о землю; этот большой инструмент, больше похожий на арфу, которая в ходу у египтян, был сделан из огромного черепахового панциря, переливающегося коричневыми и янтарными оттенками, с золотыми крючками для струн. Я положил ее к себе на колени и легонько погладил по струнам, издавшим в ответ мелодичный звук.