Страница 3 из 25
— У меня, — сказала свинья. — Значит, так. В полдень, когда вернутся родители, я с ними поговорю. Я пристыжу их за дурные намерения. Объясню, что жизнь животных священна и что, бросив Альфонса в реку, они совершат тягчайшее преступление. Родители наверняка все поймут.
Селезень кивнул сочувственно, но с некоторым сомнением. Родители прочили свинью на засол, так что ее доводы не могли иметь для них особого веса.
— Может быть, есть другие предложения?
— У меня, — сказал пес. — Вы только предоставьте мне свободу действий. Когда родители понесут мешок на реку, я побегу за ними и буду кусать их за ноги, пока они не отпустят Альфонса.
Мысль показалась всем заманчивой, но Дельфина и Маринетта не захотели, чтобы их родителей кто-то кусал.
— К тому же, — заметила корова, — пес у нас слишком послушный, чтобы осмелиться напасть на родителей.
— Что правда, то правда, — вздохнул пес. — Я действительно слишком послушный.
— Есть более простой выход, — сказал белый вол. — Пусть Альфонс вылезет из мешка, а мы положим на его место полено.
Слова вола были встречены гулом восхищения, но кот покачал головой.
— Это невозможно. Родители сразу заметят, что в мешке никто не шевелится, не говорит и не дышит, и обман тут же обнаружится.
Пришлось признать, что Альфонс прав. Животные огорчились. Воцарилось молчание, и в тишине заговорила лошадь. Это была старая облезлая кляча, которая едва держалась на ногах, и поэтому родители ее давно не запрягали. Шли разговоры о том, чтобы продать ее на бойню.
— Жить мне осталось недолго, — сказала она. — А раз уж все равно придется умирать, то пусть моя смерть хоть кому-то принесет пользу. Альфонс молод. У него впереди прекрасное кошачье будущее. Поэтому будет правильней, если я займу его место в мешке.
Предложение лошади взволновало всех до глубины души. Альфонс был так растроган, что вылез из мешка и стал тереться о ее ноги, выгнув спинку.
— Ты настоящий друг и благороднейшее из животных, — сказал он старой лошади. — Если мне повезет и меня сегодня не утопят, я никогда не забуду, что ты готова была пожертвовать собой ради меня. Благодарю тебя от всего сердца!
Дельфина и Маринетта всхлипнули, а свинья, у которой тоже была нежная душа, разрыдалась. Кот вытер лапой глаза и продолжал:
— Но то, что ты предлагаешь, невыполнимо, и мне очень жаль, столь искренний дружеский дар я бы принял. Мне и самому в мешке тесно, а ты в него просто не поместишься. Даже голова твоя туда не влезет.
Невозможность подмены была очевидной для всех. Рядом с Альфонсом лошадь выглядела великаншей. Петух, не отличавшийся особой тактичностью, счел сравнение смешным и позволил себе громко расхохотаться.
— Тихо! — сказал селезень. — Смех сейчас неуместен, и я полагал, что вам это должно быть понятно. Но вы, оказывается, просто хам. Будьте любезны выйти вон!
— Ишь ты какой, — отвечал петух, — раскомандовался! Тебя никто не спрашивает!
— Боже, как он дурно воспитан! — прошептала свинья.
— Вон петуха! — закричали все хором. — Вон грубияна! Вон! Вон! Вон! Вон! Вон!
Гребешок у петуха сделался краснее обычного, он пересек кухню под гул и шиканье присутствующих и вышел, поклявшись отомстить. На улице по-прежнему шел дождь, и петух забился в сарай. Минут через пять туда пришла Маринетта и стала внимательно выбирать полено в поленнице.
— Хочешь, я помогу тебе найти то, что ты ищешь? — предложил петух сладким голосом.
— Нет, нет! Я ищу полено размером с… Ну в общем такое полено, какое надо.
— Размером с кота, так и говори. Но ведь Альфонс сам сказал: родители заметят, что оно не шевелится.
— А вот и нет! — ответила Маринетта. — Селезень все придумал…
Тут Маринетта вспомнила, что ей велели остерегаться петуха. Она испугалась, что и так уже слишком много выболтала, выбрав полено, ушла из сарая. Петух видел, как она перебегала под дождем через двор и вошла в кухню. Вскоре оттуда вышла Дельфина с котом, открыла ему дверь в амбар, а сама сталась снаружи. Петух глядел во все глаза, пытаясь понять, что они задумали, но тщетно. Время от времени Дельфина подходила к окну кухни и с тревогой спрашивала, который час.
— Без двадцати двенадцать, — отвечала Маринетта. — Без десяти двенадцать… Без пяти…
Кот не появлялся.
Все животные, кроме селезня, ушли из кухни и вернулись каждый на свое место.
— Который час?
— Ровно полдень. Все пропало. Слышишь?.. Стук колес. Это родители.
— Что ж, ничего не поделаешь, — сказала Дельфина, — Придется запереть Альфонса в амбаре. В конце концов, не умрем же мы оттого, что поживем полгода у тети Мелины.
Она уже протянула руку, чтобы повернуть ключ, но тут на пороге появился Альфонс, держа в зубах живую мышь. Повозка родителей, мчась во весь опор, выехала из-за поворота.
Кот, а вслед за ним Дельфина бросились в кухню. Маринетта раскрыла мешок, куда она уже успела положить полено, обернув его тряпками, чтобы оно казалось мягким на ощупь. Альфонс бросил туда же мышь, которую держал зубами за шкирку, и мешок немедленно завязали. Повозка родителей приближалась.
— Мышь, — сказал селезень, наклонившись над мешком, — кот так добр, что дарит тебе жизнь, но при одном условии. Ты меня слышишь?
— Слышу, — пропищал тоненький голосок.
— От тебя требуется только одно: бегать по полену в мешке, так чтобы снаружи казалось, будто оно само шевелится.
— Это нетрудно. А дальше что?
— А дальше придут люди, возьмут мешок и понесут к реке, чтобы бросить его в воду.
— Но…
— Никаких «но»! На дне мешка есть маленькая дырочка. Когда понадобится, ты прогрызешь ее пошире и, услыхав собачий лай, через нее выскочишь. Не вздумай удрать раньше, иначе пес тебя задушит. Ясно? Но главное, что бы ни случилось, не произноси ни слова.
Родители въехали во двор. Маринетта спрятала Альфонса в деревянный сундук, а мешок положила сверху. Пока родители распрягали лошадей, селезень выскользнул из кухни, а девочки изо всех сил терли глаза, чтобы они покраснели.
— Какая ужасная погода! — сказали родители, входя в дом. — Даже плащи насквозь промокли. И все из-за этого гнусного кота!
— Не будь я завязан в мешке, — сказал кот, — я, может быть, вас и пожалел бы.
Кот сидел в сундуке, прямо под самым мешком, и родителям казалось, что его голос, слегка приглушенный, доносится из мешка. Мышь внутри сновала по полену, и мешок шевелился.
— Нас-то жалеть нечего! А вот твое положение незавидное. Но ты сам виноват.
— Полноте, родители! Вы ведь совсем не такие злые, какими хотите казаться. Выпустите меня, и я вас прощу.
— Ты нас простишь? Поразительная наглость! Может быть, это по нашей милости вторую неделю льют дожди?
— О нет, не по вашей! Где уж вам! Но на днях вы меня несправедливо избили. Чудовища! Палачи! У вас нет сердца!
— Ах ты, дрянной котище! — закричали родители. — Ты еще вздумал нас оскорблять!
Они так рассвирепели, что принялись колотить по мешку палкой от метлы. На полено посыпался град ударов, и, пока перепуганная мышь металась в мешке с места на место, Альфонс испускал душераздирающие вопли.
— Ну что, получил? Будешь еще говорить, что у нас нет сердца?
— Я вообще с вами больше не желаю разговаривать, — ответил Альфонс. — Можете теперь говорить все, что угодно. Я и рта не раскрою, чтобы отвечать таким злыдням, как вы.