Страница 28 из 29
Экспедиция не удалась. Фрегаты в последние дни декабря вышли из Ревеля, пошли в Рогервик (Балтийский порт), приняли там на борт вице-адмирала Вильстера, но затем, по выходе в море, были повреждены штормом и вернулись 31 декабря 1723 г. в Ревель для исправления. Повреждения оказались настолько серьезными, что уж 10 января 1724 г. Вильстер просил царя дать ему вместо них корабль «Принц Евгений» и фрегат «Крюйсер». Царь согласился дать новые корабли. Неизвестно, выходил ли Вильстер вторично в море. Никаких данных для ответа на этот вопрос нет. Во всяком случае если и выходил (что очень маловероятно), то ясно, что и этот выход был совершенно неудачен.
Окончательно Петр отказался от намерения посылать экспедицию на Мадагаскар тогда же, в конце зимы 1724 г. Нам посчастливилось найти в неисчерпаемой сокровищнице Центрального Государственного Архива Военно-Морского Флота один документ, не только не изданный, но никогда и не упоминавшийся в исторической литературе. Документ этот бросает свет на причину внезапного отказа царя от предприятия, для которого он только что согласился выделить новые суда. Петр не любил отказываться от раз им решенного дела только из-за временной случайной неудачи в начале предприятия. Но документ, который мы имеем в виду, может объяснить решение царя вполне удовлетворительно.
В документе идет речь об Ульрихе, стоявшем в свое время во главе шведской экспедиции, отправленной на Мадагаскар.
3 февраля 1724 г. в Ревель прибыл из Швеции генерал-адъютант и командор Ульрих, который рассказал, что он «года два тому назад был назначен командором над пятью шведскими кораблями», которые он и повел в экспедицию на Мадагаскар. При этом из довольно путаного донесения, посланного из Ревеля в Петербург Апраксину, явствует, что в этой шведской экспедиции принимали участие некий «человек, именуемый Морганом, который назывался губернатором» (Мадагаскара), и еще другой человек - Ситлер, который именовался капитаном. Ясно, что это были делегаты от флибустьеров, прибывшие в Швецию искать покровительства, которого они не нашли в те годы в Англии. В Ревеле заинтересовались этим делом, зная, что царь носится с мыслью о русской экспедиции на Мадагаскар. Но шведский генерал-адъютант Ульрих проявил большую конспиративность, заявив, что «токмо приватной персоне» ничего сказать о Мадагаскаре не желает, а ежели бы он мог в Санкт-Питербурге его императорскому величеству нижайше свой поклон принесть, то он обо всем императору Петру мог донести и «хотел объявить письменно, в каком намерении оная экспедиция была отправлена и какой причины ради она в действие не произведена». Этот шведский генерал-адъютант и командор (так его рекомендует его родственник из Ревеля) - «эстляндской породы», а посему «он его величеству не противник».11
По-видимому, рассказ Ульриха о его неудаче и был одной из причин (если не главной), склонивших Петра отказаться от отправки экспедиции на Мадагаскар.
В том же объемистом томе Центрального Государственного Архива Военно-Морского Флота, куда вплетены совсем немногие бумаги, относящиеся к несостоявшейся мадагаскарской экспедиции, мы находим документальные доказательства, свидетельствующие, что Петр в 1723 г. уже начал собирать справки о китоловном промысле у берегов далекой Гренландии12.
ГЛАВА 21
От тропиков до стран вечного льда летала не знавшая покоя мысль Петра, от северного предполярья до известных тогда пределов южных широт устремлялся его взор, выискивая, куда направить созданные судна на поиски новых материальных благ для русской торговли. Петр торопился, бросался от одного проекта к другому. Жестоко одолевала его болезнь, которую все труднее становилось игнорировать. Он не сдавался, интенсивная работа продолжалась своим чередом.
Смерти Петр не боялся, во всяком случае ни делом, ни словом ни разу не обнаружил страха перед ней. Когда адмирал Крюйс в 1713 г. посоветовал Петру не идти в опасный поход от Котлина в Ревель ввиду возможного наличия в Финском заливе превосходящего по силе шведского флота и представил ему (в письменном виде) ряд примеров гибели людей на море, то Петр раздраженно ответил Крюйсу (тоже письменно), приводя примеры того, как люди и без всякого участия в морском бою легко погибают. Крюйс ему пишет, что там-то взорвался и потонул корабль со всеми людьми, а Петр отвечает: «Ивана Ивановича Бутурлина палаты задавили». Крюйс указывает, что шведский корабль «Три короны» порохом подорвало. А Петр на это отвечает: «Окольничей Засекин свиным ухом подавился». Крюйс приводит изречение адмирала Тромпа, который говорил: «Щастие и нещастие в баталии многожды состоит в одной пульке», - Петр отвечает: «Боятца пульки - не итти в солдаты; или кому деньги дороже чести, тот оставь службу».1 Так полемизировал царь, отстаивая любимую свою стихию от преувеличенных и несправедливых, по его мнению, «нареканий».
Петр был болен уже давно. И не знавшая покоя деятельность, и треволнения, и неистовые, безудержные излишества, которым он предавался без всякой меры, подточили его здоровье. Мучительные припадки каменной болезни, осложняемые болями другого происхождения, временами имели место еще в 1723 г., а в 1724 г. страдания стали интенсивны и возвращались уже без больших промежутков. При этих условиях и произошло событие, нанесшее окончательный удар. Петр, уже больной, провел несколько дней в холодную осень 1724 г. то на яхте, то на берегу озера Ильмень, то в старой Ладоге, где осматривал постройку Ладожского канала. Наконец, 5 ноября он вернулся в Петербург, но с яхты не сошел, а велел немедленно, не дав себе отдохнуть от большого и трудного путешествия, идти на Лахту, откуда хотел отправиться в Сестрорецк, чтобы осмотреть оружейные мастерские, которыми всегда живо интересовался.
Тут-то, близ Лахты, в темный, сильно ветреный поздний вечер с царской яхты заметили бот с солдатами и матросами, который сел на мель. Петр тотчас велел идти к боту, чтобы снять его с мели. Но это намерение оказалось неосуществимым - яхта имела очень глубокую осадку и не могла, не рискуя сама сесть на эту же мель, добраться до бота.
Убедившись в этом, Петр пошел на шлюпке, но шлюпка тоже была остановлена мелью. Тогда царь неожиданно спрыгнул со шлюпки и, погрузившись по пояс, в воду, зашагал к боту. За ним пошли другие. Все находившиеся на боте были спасены. Но пребывание в ледяной воде отозвалось на снедаемом болезнями и без того уже надломленном организме Петра. Некоторое время Петр перемогался. Положение, однако, вскоре стало совершенно безнадежным. 28 января 1725 г. он скончался в бессознательном состоянии, наступившем задолго до смерти.
Великая держава, одна из самых могущественных на море и безусловно самая могущественная на суше, - вот чем было Русское государство в системе других стран к моменту смерти Петра.
Флот, который при Петре начал свое славное существование, временами был опорой России при последующей борьбе с явными и тайными врагами, которые самыми разнообразными средствами пытались в различные времена покуситься на ее самостоятельность и на ее интересы. Однако далеко не всегда за последние почти 200 лет, вплоть до крушения монархии, государственная власть в достаточной мере обнаруживала понимание всего значения флота для поддержки русской политики.
Неисчислимы были тяжкие труды и громадные жертвы, которые принес русский народ при создании могущественного военного флота.
С русской закрепощенной массы в самом деле «драли три шкуры» для создания и укрепления мощи государства помещиков и купцов, причем в области внешней политики народ оказался победоносным в борьбе за возвращение стародавних, захваченных шведами приморских земель, гнетуще необходимых для дальнейшего экономического развития страны. И дееспособность государства в этой борьбе в очень значительной степени была обусловлена именно созданием русской морской мощи, которой и в помине не было до Петра.