Garaf

Впрочем, на севере Аганна не любил бывать. Холодно. Люди грубые и неотёсанные. Пища тяжёлая. Музыка отвратительная. Понятия о развлечениях примитивные. Единственное, что тут было стоящим, по мнению харадрима — это дети. Мальчики… или девочки, на крайний случай. Но они были недоступны так же, как вершины здешних проклятых гор. Три года назад с огромными трудностями и издержками Аганна выписал и обеспечил доставку в своё имение мальчика–северянина лет десяти–двенадцати, не больше. Сколько на него ушло одного сонного зелья!!! Но этот негодяй (красивый, как изображения в древних, затерянных в песках храмах) буквально за какие–то минуты до того, как Аганна собрался его навестить, перерезал себе горло осколком разбитого кувшина. Аганну до сих пор бросало в дрожь, когда он вспоминал забрызганную кровью постель и стены (богатейшая ткань, мозаичные росписи…) - и думал, что сумасшедший красавчик мог ведь и дождаться его, Аганну. И… Мысли о том, что все эти северяне — сумасшедшие, добавочно отравляли пребывание здесь. Но отказать себе в удовольствии посмотреть на светловолосых привлекательных мальчишек. Они приехали с хорошо знакомым Аганне Эйнором сыном Иолфа, не последним из рыцарей Кардолана, воспитанником князя… Одного из оруженосецев — Фередира — Аганна знал, когда–то даже подарил ему пони (в слабой надежде на… гм… близкое знакомство). А второго — невысокого светловолосого паренька лет 13–14, не больше — Аганна не знал. Вообще–то он пошёл за Эйнором, но тот скрылся в здании, куда Аганна не хотел заглядывать лишний раз. Пришлось остаться ждать — хотелось всё–таки знать, что тут делает Эйнор, а времени подставить вместо себя кого–нибудь из платных помощников не было. И не дать волю фантазии Аганна не мог… но вздрогнул, издав слабый звук испуга и изумления, когда услышал над плечом голос, произнёсший на харадском:

— Доброго утра тебе, почтенный Аганна.

— А… — Аганна перевёл дыхание и церемонно склонился, сказав на адунайке: — Доброе утро тебе, рыцарь Эйнор сын Иолфа.

Юный нуменорец стоял в каком–то шаге, и Аганна поспешно — вроде бы из вежливости — отодвинулся. На самом деле ему просто было страшно. Эйнор был очень красив и, хотя и темноволос, однако не так, как привычные харадские юноши. Но вот глаза… Словно серые гвозди, входящие в плоть. Аганна почувствовал себя мотыльком — какого он видел как–то в коллекции одного морэдайн. На белом листе бумаги, булавка — насквозь, никуда не деться и ничего не скрыть.

— Я вижу, — оживлённо заговорил Аганна, — ты нашёл себе ещё одного оруженосца в придачу к пре… — он не договорил «…красному» и сказал, — …данному Фередиру? Кто этот мальчик? Он ведь не из нуменорцев?

— Я подобрал его по дороге и посвятил в оруженосцы, — ответил Эйнор сухо, но Аганне показалось, что серые гвозди слегка согрелись и помягчели. Ободрённый этим, купец продолжал:

— Воистину, ты добр, как добрые боги. И почти так же могущественен — вознести просторождённого мальчишку из дорожной грязи… Жди, он отплатит тебе благодарностью! — Аганна позволил себе подмигнуть. И, видя, что Эйнор молчит и не выказывает недовольства, вспомнил: — Как сказано в легенде о князе морэдайн, твоих беспутных братьев — князе, что ехал по грязной дороге и вдруг словно судьба толкнула его под руку, и он, сам не ведая зачем, нагнулся и подобрал с обочины камешек. Подбросил его в руке и так, забавляясь, ехал дальше. А потом хлынул дождь, омыл камень, и увидел князь, что это огромный алмаз, прекрасный, хоть и неогранёный… Главное — чтобы такой камень достался умелому гранильщику, не так ли? — и купец позволил себе подмигнуть второй раз.

— А, эта легенда о князе Тамархиле… — Фередир усмехнулся. — У нас её рассказывают иначе, почтенный Аганна. Был поединок Тамархиля и вашего вождя, имени которого история не помнит уже потому, что он был подл и ударил копьём лошадь князя. И Тамархиль рухнул в грязь. А харадримец уже целил пронзить оглушённого Тамархиля копьём. Но князь схватил подвернувшийся под руку камешек, покрытый грязью — ничего иного не попалось ему под пальцы — и кинул во врага. Хотел ли он того или случай вёл его руку — но камень попал в глаз коню харадримца, он взбесился, сбросил своего хозяина, и вождь упал и сломал себе шею. Тот камень — просто кусок гранита — Тамархиль огранил сам и вставил в свой скипетр, что и до сих пор можно видеть где–то в Умбаре — не знаю точно, где… Так что полезное это дело — внимательно смотреть под ноги; как знать, может то, что ты поднял походя, спасёт тебе жизнь?

Говоря это, Эйнор вроде бы незаметно, но неотвратимо оттеснял сереющего харадрима дальше и дальше вглубь коридора — пока тот не упёрся в стену и не икнул от неожиданности.

— А теперь слушай меня, жирный кусок навоза… — голос говорившего снова на харадримском Эйнора был похож на шипение стали по мерно вращающемуся наждачному кругу. — Я могу зарезать тебя здесь даже не кинжалом, уж точно не мечом — не хочу его пачкать. Рукой, — его ладонь уперлась в область подреберья купца, и Аганна жалобно пискнул, поняв, что похожие на стальную перчатку пальцы юноши легко войдут в плоть. — Да ещё и сделать так, что тебя найдут не раньше чем через неделю, и совсем в других краях, и все решат, что тебя ограбили орки… или ты всё–таки вздумал исполнить свою давнюю мечту, что копошится у тебя под черепом, харадрим… — нажатие стало чуть сильнее, — …но не рассчитал, и какой–то грубый северный щенок свернул твою чёрную шею. — Но отсюда я возвращаюсь домой — через пару дней. И не хочу оставлять артедайнским братьям твой труп, у них и без того полно хлопот. Если за эти пару дней я увижу тебя ближе чем в десяти шагах хоть от одного ребёнка — пусть даже от сопливого уличного мальчишки — я переборю своё нежелание. Ты понял меня? Не надо слов. Просто кивни или помотай головой.

Аганна закивал со скоростью дятла. И громко выдохнул, когда жуткая ладонь отстранилась от живота. Но в то же время в каком–то закоулке тренированного сознания не купца — шпиона отложились эти слова: «…отсюда я возвращаюсь домой — через пару дней».

Пожалуй это будет интересно знать многим.

— Амня, — сказал Аганна.

— Я понял, ты благодаришь меня за милость, — кивнул Эйнор. Купец снова затряс головой положительно. — И я благодарю тебя за приятную беседу, почтенный Аганна, — нуменорец снова легко перешёл на адунайк и, развернувшись на каблуках, зашагал прочь…

… — Эйнор!

— Эйнор!

Мальчишки — тяжело дышащие и перепачканные песком — догнали рыцаря и важно зашагали с обеих сторон. Важно, но оба стреляли весёлыми взглядами и украдкой вытряхивали из лохм всё тот же песок.

— Помойтесь, причешитесь, обуйтесь и приведите в порядок одежду, бестолочи, — сказал рыцарь. — Вон фонтан. Сейчас пойдём покупать Гараву снаряжение, оружие и коня. Вещи и Фиона с Азаром пока оставьте здесь, никто не сведёт и не утащит.

— Ого, наконец–то! — засмеялся Фередир. А Гарав крикнул:

— Ура!

— Ура! — после минутного раздумья поддержал Фередир. — А что это такое?

— Ура, — в замешательстве пожал плечами Гарав. И оба на миг притихли, а потом расхохотались, когда Эйнор крикнул, кладя им руки на плечи:

— Уррра!!!

— УРАААА!!! — заорали уже все трое, и шагавший навстречу высокий седой нуменорец в строгих одеждах и с длинным мечом на выложенном серебром поясе, посмотрев им вслед, покачал головой.

В его время молодёжь не вела себя так бесцеремонно, развязно и нелепо…

* * *

Лавка оружейника оказалась солидным двухэтажным зданием. Два окна были откинуты, как прилавки, возле них толклись самые разные люди — в основном, конечно, мужчины (и мальчишки), и что–то покупали, торговались — внутри быи видны молодые приказчики. Но Эйнор совершенно спокойно пошёл прямо к дверям — над которыми вывеска изображала меч — просто меч, но нарисованный очень искусно. Была там и надпись, не витым тенгваром, а рунами кертара. Впрочем, Гарав не умел читать ни те, ни другие. Если честно, от этого его ела досада. Стыдно и даже противно было ощущать себя неграмотным. «Надо будет букварь добыть, что ли, — подумал мальчишка. — Научусь, не развалюсь!»