Страница 1 из 14
Елена Самойлова
Грозовой Сумрак
Автор выражает благодарность Льву Крутикову, Всеволоду Мартыненко и Сергею Казакову за помощь в «ловле блох» и поиске неточностей. Отдельное спасибо Михаилу Черниховскому за наглядные и познавательные консультации.
ПРОЛОГ
За широко распахнутым окном вовсю громыхала буря. Казалось, что море и небо поменялись местами, и перевернутый океан сплошным потоком льется сверху вниз в не измеренную никем бездну. Ветвистые молнии то и дело прочерчивали яркими зигзагами суровое черно-фиолетовое небо. Бухта у подножия далеко выдающегося в океан мыса превратилась в бурлящий котлован, где волны неистово разбивались о камень. Раз за разом, да с таким грохотом, что казалось, будто бы они решили переспорить не утихающий в сошедших с ума небесах гром.
Замок, построенный на каменном обрыве, казался неотделимой частью этого берега - настолько он сросся со скалой, так тесно сплелись его подземные коридоры с сетью естественных пещер в теле мыса. Издалека причудливые башенки казались всего лишь странным нагромождением камней и деревьев на одинокой скале, и, лишь приблизившись, можно было различить покатые крыши и тонкие изящные флюгера на верхушках башен.
Когда- то этот замок был прекрасен -белокаменные стены сияли в солнечных лучах, подчеркивая глубокую синеву сурового океана и пронзительно-голубое небо, на котором изредка возникали стайки пушистых облаков. Вызолоченные шпили покачивались на ветру, когда тот дул с океана, принося с собой солоноватую свежесть морской воды и запах водорослей. В замке всегда обитало множество людей, но это было до тех пор, пока хозяйкой в него не пришла прекрасная фаэриэ.
Шли годы - белые стены потемнели и покрылись частой сетью трещин, которые, в свою очередь, довольно скоро заросли диким виноградом, стерлась позолота со сверкающих шпилей… Да и сам замок постепенно изменял свои очертания. Настолько медленно, что никто из живущих поблизости людей не мог этого осознать. Старики говорили, что во времена их детства он был чуточку пониже, а башенки со шпилями - наоборот, повыше. От прадедов слышали, что замок на берегу океана не всегда стоял так близко к обрыву, что когда-то он располагался почти в середине мыса, но кто же верит старым сказкам? Разве замки умеют ходить? И уж тем более - вряд ли они умеют расти, перестраиваться сами по себе.
Однако слишком многие позабыли о том, что живущая в замке фаэриэ, наделенная способностью преобразовывать предметы вокруг себя, уже давно перестроила свое жилище себе под стать. Более того - вдохнула в замок то, что знающие маги назвали бы жизнью.
Но даже долго живущие фаэриэ не бессмертны, что бы ни думали о них люди. Прошли годы - и хозяйка покинула оживший благодаря ее присутствию замок. Никто так и не узнал, умерла ли она или же просто вернулась к своим родичам, которые рассеялись по лесам Приморской стороны после едва не грянувшей войны - просто однажды люди заметили, что сад вокруг замка начал чахнуть и увядать, а ворота оказались наглухо закрытыми.
Замок не впускал людей, да и они не особенно стремились проникнуть в тайны бывшего жилища фаэриэ. Сказывали, сам Хранитель Дорог все тропинки пустил в сторону от осиротевшего пристанища прекрасной, как ясная лунная ночь, волшебной девы, все пути направил в обход мыса Иглы, чтобы никакой странник не помешал отдыху жаждущего покоя и тишины замка.
До тех пор, пока в замке не появился узник. Проклятый и своими и чужими. Говорят, он был чистокровным фаэриэ, из тех, что в обмен на власть скармливал своих сородичей обитателям Сумерек - туманного мира, тесно соседствующего с миром живых людей, - места, откуда и просачивалась в «верхний мир» неживая мерзость и грязь, хищные твари и, что самое худшее, - те, кто завлекал обманом и магией на изнанку тени, беря в заложники не только тело, но и душу.
Того, чье имя стало синонимом проклинаемого, заточили в старый замок, обрекая на одиночество, которое могло бы стать почти вечным. До тех пор, пока стоит замок, пока смерть не призовет узника. А обрести свободу ему было невозможно.
Впрочем, поговаривали о некоем Условии, которое кто-то из магов, накладывающих заклятие заточения, «подарил» пленнику, не иначе как с целью поселить в нем ложную надежду на возможное спасение, тем самым лишь усугубив его муки.
Условие заключалось в том, что лишь незваный гость, явившийся в замок из глубин причудливо переплетенных коридоров, сумеет вывести узника на волю…
Именно об этом Условии думал сейчас пленник, сидящий на подоконнике раскрытого настежь окна и ловящий губами солоноватые капли ливня, летящие ему прямо в лицо. Волосы, когда-то бывшие чернее ночи, сейчас отливали холодным свинцовым отблеском при каждой вспышке молнии, освещавшей узкое бледное лицо, глаза на котором сияли двумя сиреневыми огоньками. Такими же, как и небольшая искорка в глубине аметистового шарика, оправленного в серебро, - словно миниатюрная драконья лапа сжимала в когтях гладкий драгоценный камень.
Огонек в аметистовой подвеске едва заметно пульсировал в такт биению сердца узника, то и дело почти угасал - но потом вспыхивал вновь с удвоенной силой.
Ревел океан. Где-то далеко внизу с грохотом разбивались волны об острые камни. В шум бури, смешанный с громовыми раскатами, вплеталось унылое, пронзительное пение морских сирен, которые устроили себе праздник на бурлящей поверхности соленой пенной воды.
Резкий порыв ветра откинул назад волосы пленника, едва доходившие тому до плеч, бросил в лицо пригоршню холодных дождевых капель. Очередная вспышка молнии озарила звериный оскал улыбки фаэриэ, некогда снискавшего прозвище Грозовой Сумрак за умение повелевать нарождающейся бурей.
Теперь и это - в прошлом.
Не осталось ничего, только ревущий океан, сошедшие с ума небеса за окном да гнетущая тишина мертвых покоев замка и переходов. И тоска по ней, рвущая душу стальными когтями, цепляющая за живое каждый раз, когда он осмеливался думать о чем-то, кроме повседневного существования, этого медленного переползания изо дня в день - словно издыхающее от жажды животное из последних сил стремится к воде.
Нет, не к воде. К ее миражу.
Потому как те, кто заточили его в этот замок, запечатали его со всех сторон настолько надежно, что проникнуть в него любому «гостю» было бы невозможно. Практически невозможно. Оставалось надеяться разве что на то, что заклинание со временем выдохнется и сюда кто-нибудь сумеет забрести.
Пленник нехорошо усмехнулся и посмотрел вниз. Туда, где морская вода неистово бурлила в природном котле, в обычное время бывшего спокойной бухтой.
Он не может даже покончить с собой, бросившись вниз. Его тюремщики предусмотрели и этот вариант развития событий. Его ждет кратковременный полет, жуткая боль и беспамятство, после которого он придет в себя, лежа на собственной кровати, абсолютно целый и невредимый. Как фаэриэ вместе с людскими магами добились такого эффекта - остается только гадать. Можно думать долго и не додуматься.
Хотя времени-то у него как раз много. Очень много…
Почти вечность.
В комнате раздался тихий смех, едва слышимый на фоне постепенно утихающей бури, но почему-то он моментально был подхвачен эхом и в мгновение ока разнесся по пустынным каменным коридорам.
Замок играл с вынужденным затворником, не то компенсируя годы вынужденного «молчания», не то попросту издеваясь. Как бы то ни было, сосуществование с Грозовым Сумраком ему предстояло очень долгое…