Рядом с нами

Над головой Разыка Азимовича сгустились тучи, И снова ему пришлось идти в горком, снова менять свой малоприятный бас на медоточивый полушепот. И он пошел. И он сменил. Вежливо поклонился уборщице, поздоровался за руку с курьером. Глядя на приветливое лицо Тузакова, трудно было даже предположить, что этот милый, обходительный человек отругал неприличным словом женщину, оскорбил ни за что, ни про что старого мастера. Но то было вчера, на фабрике. А сегодня Тузаков тише воды, ниже травы. Он идет по коридорам горкома, и для каждого встречного у него есть приветливое слово.

— Как здоровье? Ваше? Вашего драгоценного отца? Старшего сына?

Так с широкой, приветливой улыбкой на лице он снова входит в кабинет секретаря.

— Ну, теперь Разыку Тузакову несдобровать, не вывернуться, — говорит кто-то из сидящих в приемной…

И он в самом деле не вывернулся бы. Но… искусство сценического перевоплощения было доведено у Тузакова до такого совершенства, что ему мог бы позавидовать любой деятель искусства. Тузакова ругают, называют бюрократом, грубияном, невеждой, а он стоит и только обреченно хлопает своими длинными, пушистыми ресницами. На этот раз Тузаков даже не льет слез. Он ждет, пока секретарь выговорится, успокоится. Затем выдерживает паузу и, бросив трагическим полушепотом три слова, уходит.

— Жена, дети, простите.

Бракодел и очковтиратель и в самом деле отец большого семейства. У него не то пятеро, не то шестеро ребят. Ну, как такого не пожалеть! И вот занесенная было рука опустилась.

Разыку Азимовичу на сей раз была подобрана для исправления должность директора базовой столовой № 28. Эта столовая должна была снабжать горячими обедами и завтраками городских школьников. Отец большого семейства, кому, как не ему, и было поручить такую почетную, благородную задачу. Но, как выяснилось позже, отец большого семейства не любил детей. Ни своих, ни чужих. В результате работа школьных буфетов оказалась сорванной. Продукты, предназначавшиеся для детей, раскрадывались, гноились на складе.

Отдел торговли решил снять негодного директора с работы, а бюро горкома партии специальным решением добавило: не только снять его, по и послать на низовую работу.

После этого заседания бюро прошло всего два дня, и в приемной секретаря снова, как ни в чем не бывало, появился Тузаков.

— Как настроение Абдувахида Хасановича? Приветлив ли он сегодня? Не раздражен ли чем?

В какой роли предстал на этот раз перед секретарем мастер сценического перевоплощения, мы не знаем, только вместо низовой работы Разык Тузаков снова очутился на посту директора.

— Я заявил протест против такого назначения, — сказал прокурор, — но с моим мнением не посчитались.

Разыка Тузакова хорошо знают в городе. Он работал здесь в самых различных организациях. Был финансистом, кулинаром, швейником. Стоял во главе лесных, мукомольных, снабженческих организаций. Он раз десять тонул и столько же раз снова всплывал на поверхность. В городе его так и зовут — «Ванька-встанька». Местные газеты посвятили деятельности Тузакова немало выступлений — статей, корреспонденции, фельетонов. По материалам этих фельетонов можно было бы написать поучительный роман о никчемном директоре. Фельетоны печатаются, а никчемный директор продолжает оставаться директором. "Раз-де мужчина плачет, значит, есть надежда, что мужчина исправится".

— Сердечный, добрый человек — наш секретарь, вот в чем беда, — говорят жители города.

Добрый. Но ведь эта доброта за чужой счет. За счет дела, которое проваливает Тузаков. За счет людей, которым он грубит, за счет детей, которых он лишает горячих завтраков.

Написал я этот фельетон и подумал: а не постигнет ли и его злая участь всех предыдущих фельетонов о Разыке Тузакове? А может, нет! Может, на этот раз никчемному директору будет предоставлена возможность излечиться от антиобщественных черт своего характера не на ответственной, а на какой-нибудь скромной низовой работе, как это и предусматривается решением городского комитета партии.

1957 г.

ШИВОРОТ-НАВЫВОРОТ

Недоразумение началось с шутки. На третьем часу репетиции студенческого самодеятельного коллектива Владимир Ленский устал и вместо того, чтобы спеть: "Куда, куда вы удалились…", — спел:

Изменение, внесенное Ленским в текст оперы, было встречено веселым хохотом. Дирижер постучал по пюпитру и сказал студентке, исполнявшей роль Ольги:

— Пока Ленский отдыхает, давайте повторим арию из первой картины.

Ольга вышла вперед, откашлялась, но вместо того, чтобы приступить к пению, стала держать речь.

— А что, — сказала она, — если нам вместо настоящей оперы подготовить к капустнику шуточную?

— А это как понимать?

— Давайте петь шиворот-навыворот, как пел сейчас Ленский.

Случилось так, что предложение Ольги, которую, как известно, даже Пушкин считал существом легкомысленным и ветреным, было встречено всеобщим одобрением. Обновление текста и музыки "Евгения Онегина" шло таким интенсивным образом, что через две недели состоялся показ спектакля.

Зрительный зал полон. Раздаются звуки знакомой музыки. Поднимается занавес, а на сцене творится нечто непонятное. Ларина поет почему-то не свою арию, а арию Сильвы:

Перетасовки арий в опере были очень неожиданны. Зрители смеялись над одной нелепостью, над второй. А нелепостям не было конца. И когда наконец в последней картине Онегин вместо своего знаменитого ариозо спел Татьяне:

чувство самой настоящей неловкости охватило многих из присутствующих. Люди не понимали, для чего было подготовлено такое представление.

— Как для чего?! — оправдывались участники спектакля. — Для смеха, чтобы повеселиться. Это же капустник.

Такое оправдание мало кого удовлетворило. Профессор Васильев был сконфужен больше других. Ему, директору института, хотелось сейчас же собрать у себя в кабинете студентов и объяснить всю бестактность перекройки "Евгения Онегина" "смеха ради".

Предполагаемый разговор в этот вечер, однако, не состоялся. В последнюю минуту профессор пожалел студентов. "Зачем-де портить им капустник?" И разговор был перенесен с субботы на понедельник. Потом на пятницу, снова на понедельник…

Так прошел месяц, второй. Неудача со студенческим капустником начала уже забываться, как вдруг в комитете комсомола раздался неожиданный телефонный звонок. Секретаря комитета просили немедленно явиться в горком комсомола, и не одного, а вместе с постановщиком оперы.

— Запоздалый гром, — сказал секретарь комитета.

А постановщик добавил:

— Теперь начнется проработка.

И членам комитета стало жаль участников капустника.

"Ну, хорошо, — думали они, — сделали ребята ошибку — допустили бестактность и к Татьяне Лариной и к сестре ее Ольге, так ведь это не злостная ошибка, а случайная. Стоит ли через два месяца после происшествия подвергать ребят проработке?"

Участники капустника отправились в городской комитет одной большой компанией. Вместе грешили, вместе и отвечать. Пришли и остановились перед дверью заведующего сектором культуры. Войти внутрь неловко. Еще бы, самое Ларину не пожалели. Старуху заставили петь легкомысленные куплеты. Но тенора и баритоны робели зря. Заведующий сектором Гоша Лисицын оказался молодым радушным человеком. Он вышел из-за своего стола и, широко улыбаясь, двинулся навстречу гостям.