Страница 12 из 46
Помимо крупных собственников, обладавших в провинциях официальными должностями, существовало немало магнатов, которые не находились на постоянной службе. Тем не менее их влияние в феме порой было не меньшим, чем влияние ее официального правителя: магнаты имели множество зависимого и подвластного люда, свои укрепления и свой военный отряд. Варда Склир, когда его мятеж был подавлен, в доверительной беседе с Василием II советовал изнурять провинциальных магнатов налогами и службой, чтобы у них не оставалось времени для забот о хозяйстве, позволявшем богатеть и усиливаться.[9]
И все-таки в XI–XII вв. основное богатство даже провинциального магната заключалось не в земельных владениях, а в движимом имуществе: деньгах, благородных металлах, драгоценных камнях, дорогой утвари, ювелирных изделиях, богатых одеяниях, оружии и доспехах.[10] Земля, зависимое крестьянство, арендаторы, слуги и челядь обеспечивали магнату политический вес и влияние. Но главным источником поступлений в его личную казну были государственная руга, воинская добыча и дары василевса.
Казна же государства перманентно то наполнялась благодаря усилиям одних императоров, то почти начисто опустошалась вследствие расточительства других. Сановники соперничали друг с другом в стремлении нажиться за счет казны, вымогая у василевса дары и льготы и доходя порою до рукоприкладства в борьбе за титулы и подачки. На пасху в столицу съезжалась высшая гражданская и титулованная военная знать провинций — ругу раздавал сам василевс в исполненной торжественности обстановке: благо подданного зависело от монаршей милости.
*
В Византийской империи организация власти, хозяйства и быта была основана на писаном законе. Справедливо, однако, замечание П. Безобразова, что в истории Византии не понять ничего, если не различать теорию и практику провозглашаемые законом нормы и их соблюдение.[11] Так, закон признавал всех граждан империи (кроме рабов) свободными — а личная зависимость париков была распространенным явлением уже в конце XI в.; закон объявлял церковное имущество неприкосновенным — а оно изымалось неоднократно; закон утверждал всеобщее равенство в суде — а бедняк нигде не мог найти защиты; закон грозил лихоимцам, налоговым сборщикам, тяжкой карой, — а они процветали.
Именно здесь, в деле взимания налогов, противоречие между законодательной нормой и ее соблюдением проявлялось особенно ярко. В разные эпохи деятели империи объявляли «нервом» то деньги, то войско ("нервом" при этом называли то, в чем была недостача: в Х-XI вв. недоставало воинов, а в XII-денег). Налаженное денежное хозяйство, органически сросшееся с государственной системой, Византия унаследовала от Поздней Римской империи. Каковы бы ни были пути эволюции экономической структуры византийского общества, деньги оставались всеобщим средством обмена и выражения стоимости в империи. Это в целом прогрессивное явление, в развитии которого по понятным причинам Византия опередила прочие страны Европы, имело именно поэтому и тяжелые для нее последствия: ее денежные богатства, без запасов которых, как говорил Алексей I, "ничего нельзя сделать", непрерывно утекали в окружающие империю менее развитые, близкие и далекие страны, которые в силу пассивного торгового баланса Византии (она всегда больше покупала, чем продавала) приобретали ее монету и пускали в обращение или использовали в качестве украшений.
Василий II, который, по словам Пселла, наполнил казнохранилище до краев (пришлось даже расширять подземные галереи), запретил вывоз денег за границу, опасность чего, вероятно, хорошо понимал.
Когда Алексей I занял престол, казна была пуста. Неизвестно, однако, какая сумма в подвалах казначейства считалась минимально необходимой для удовлетворения потребностей государства. Сведения источников на этот счет крайне противоречивы.
Во время поездки Михаила IV в Фессалонику Орфанотроф послал ему из столицы 72 тыс. номисм. Много ли это? Как будто нет: эта сумма являлась лишь добавкой к расходам, которые в соответствии с целями путешествия василевса (поклонение мощам св. Димитрия) не должны были быть большими. Но это вместе с тем как будто и много: когда корабль с этими деньгами попал в руки жупана (правителя) Дукли и тот отказался их вернуть, началась война. Скромным даром германскому императору Анна называет сумму в 144 тыс. золотых и 100 шелковых одеяний. Но это был лишь залог: если бы немцы выступили против Роберта Гвискара, Алексей I послал бы еще 216 тыс. номисм в качестве руги за 20 высоких титулов, пожалованных им германскому повелителю.
При острой нехватке денег в переплавку отправлялась дорогая дворцовая утварь, а также ценности, принадлежавшие лично василевсу и его родственникам, порой — и церковные вещи, что всегда вызывало конфликты с духовенством и осложняло внутреннюю обстановку.
В XI в. денежным налогом заменяли последние натуральные подати и даже воинские повинности значительного слоя крестьянства. Еще в начале Х столетия славяне Пелопоннеса откупались от военной службы. Через полвека они, например, вместо участия в походе в Лонгивардию уплатили в казну 7,2 тыс. номисм и выставили тысячу оседланных коней.
*
Нередко, видимо, сельское и городское население (особенно — некрупных городов) уплачивало одинаковые налоги: горожане занимались и земледелием, а ремесленное производство имелось и в деревнях. Однако были и существенные отличия: ремесло, как и торговля, сосредоточивалось в основном в городах. Горожане-портные шили в порядке повинности паруса для грузовых и военных судов государства, лоротомы (кожевники) изготовляли сбрую и седла для императорских конюшен и гвардейских отрядов, серикарии ткали шелка для дворца (к этому занятию привлекались даже обитательницы гинекеев знатных семей). Некоторые ремесленники платили только налоги (булочники), другие выполняли только повинности (лоротомы), третьих обязывали платить налоги и выполнять повинности (таких было большинство).
Как правило, размеры налогов и повинностей для сельского населения были более значительными, чем для городского. Лишь в отдельные периоды в этот общий курс правительственной политики вносились некоторые коррективы: Никифор II Фока, стремясь укрепить и реформировать армию, снизил налоги с зажиточных крестьян, служивших в тяжелой коннице, заявив, что с них довольно "налога крови".
Чрезвычайная сложность подсчета, обмера и оценки имущества и невежество крестьян усугубляли тяжесть их положения. Для отдельных крестьян норма обложения могла оказаться несправедливой вследствие некоторых официальных предписаний властей. Например, анаграфевс (оценщик имущества) имел право подсчитывать площадь участка неправильной формы (на пересеченной местности такие участки встречались сплошь и рядом), основываясь на длине периметра. Длина периметра делилась на четыре (получали сторону мыслимого квадрата) и результат умножали сам на себя — произведение и принимали за площадь участка. Сохранилось несколько грамот, в которых именно так подсчитаны размеры треугольных и сильно вытянутых ленточных участков — их площадь при этом (а значит, и сумма налога) совершенно «законно» завышена в полтора-два раза.[12]
Настоящим бедствием для налогоплательщиков была система откупа налогов и продажи государством должностей, связанных со сбором налогов. Правительство то отменяло эту систему (народ восставал, требуя ее отмены), то вводило ее снова. Частное лицо — откупщик или покупатель должности налогового сборщика — вносил в казну или обязывался внести определенную сумму денег — обычно большую ранее поступившей с откупаемого налогового округа или собранной занимавшим там официальный пост сборщика государственным чиновником. Взамен это лицо получало право при сборе налогов с откупленной им территории прибегать к помощи полицейских властей. Его легальным правом признавалось получение за счет налогоплательщика определенной прибыли сверх суммы, затраченной им на откуп. Откупщик часто занимал под проценты требовавшиеся для откупа деньги у ростовщиков, и эти проценты он также погашал, взимая с налогоплательщиков намного больше официально установленного ранее налога. Кекавмен писал, что немало домов в столице выросло благодаря откупу налогов. Как и налоги, можно было откупить у фиска право на сбор казенных пошлин с купцов, своих и иноземных. Ученые давно пришли к единому мнению, что в Византии главным бедствием для населения было не количество разнообразных налогов и их размеры, а произвол практоров (налоговых чиновников).