Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 7 из 8



Как говорится, баба с воза – кобыле легче.

Отхлебнув еще глоток остывающего кофе, Плетнев достал из стола чистый лист бумаги и выписал на нем фамилии тех сотрудников компании, которые, по его убеждению, могли быть замешаны в краже иммуностимулятора. Подумал немного и напротив трех фамилий поставил по восклицательному знаку.

Глеб Шумилов.

Академик Ясин.

Старший научный сотрудник Кокин.

Подумал еще немного и поставил напротив фамилии Кокина еще один восклицательный знак. Ему не давала покоя фраза, брошенная в сердцах Кокиным:

«Ну, С-с-савин, вы еще пожалеете!»

Что? Что хотел он этим сказать, угрожая Савину?

Глава 3

День был на редкость солнечным, хотя почти всю ночь напролет шел дождь, и Турецкий уже в половине одиннадцатого фланировал по аллеям парка, мысленно прокатывая предстоящий разговор. Было бы все, конечно, проще, если бы Игнат пришел один, но он обещал быть с девушкой, поставив тем самым своего крестного отца в довольно неловкое положение. Не станешь же при незнакомой девчонке, может быть, вполне приличной, из хорошей семьи, предъявлять ему обвинения в употреблении наркотиков. В такой ситуации парень и послать может, причем очень и очень далеко. Тем более, что у них, кажется, серьезная завязка произошла, если он в этом парке «обычно с девушкой своей гуляет».

И от этой фразы, которая крутилась у него в голове, как заезженная пластинка, Турецкий уже начинал злиться и на себя, и на Игната, и на девушку, которая, вероятно, даже не догадывалась о том, что ее друг пристрастился к наркоте. А может, и догадывалась, но молчала до поры до времени, надеясь, что все образуется само собой. Мол, побалуется мальчишечка – и будет. Кто из юных да ушлых в свои семнадцать лет не хотел попробовать все той же травки? Правда, его самого с Ириной сия чаша стороной обошла. Дочь не только наркоту, но даже пива, столь любимого в молодежной среде, не хотела пробовать. А упускать такого парня, как Игнат, нудными наставлениями... М-да.

Еще не было и одиннадцати, когда Турецкий увидел Игната. С девушкой. Которая была гораздо старше его, по крайней мере, так показалось Турецкому, однако он не придал этому никакого значения – сам в юности любил тех, кому далеко за двадцать. Они и опытней и податливей, да и вообще с ними было гораздо интересней, чем с теми же одноклассницами, которые даже целоваться толком не умели, не говоря уж о чем-нибудь более интересном.

Они толкались в небольшом открытом тире, и даже со стороны было видно, что Игнат в ударе. По крайней мере, со стрельбой у него получалось неплохо, и он чувствовал себя настоящим героем, который мог бы стрелять и навскидку, и даже сразу из двух рук, по-македонски.

Подходя с тыльной стороны к тиру, Турецкий услышал задиристую похвальбу Игната:

– Ну вот, а вы боялись, мисс Манипэни. Упакуйте всех этих северных корейцев в праздничную коробку, перевяжите красной ленточкой и отправьте с посыльным на день рождения славному дядюшке Ким Ир Сену.

Девица смеялась, заливисто и открыто, как только может смеяться не отягощенный житейскими заботами человек.

Уже будучи в пяти метрах от этой счастливой парочки, Турецкий интеллигентно кашлянул, и на этот его кашель тут же обернулся Игнат.

– О! А вот и дядя Саша! А мы уж хотели идти к входу, чтобы встретить вас.

Он был явно рад этой встрече, и Турецкий вдруг подумал, что видимо зря погнал пену, наслушавшись речей Ирины.

– Знакомьтесь, дядя Саша, это Настя, моя любимая девушка. А это, Настюха, мой дядя Саша, о котором я тебе столь много рассказывал.

– Небось, всякие небылицы? – хмыкнул Турецкий, исподволь оценивая девицу, в которую действительно невозможно было не влюбиться, тем более когда тебе, дурачку, всего лишь семнадцать лет, и гормоны играют так, что аж перепрыгивают друг через дружку.

– Отчего же небылицы? – обиделся Игнат. – Только правду, боевую правду следователя по особо важным делам Генеральной прокуратуры России товарища Турецкого.

– Ладно, будя, – урезонил не в меру разошедшегося крестничка Турецкий. – Тем более, что все это далеко не так.

– Все, товарищ комиссар, будя! – съерничал Игнат, дурашливо отдавая честь. – Тем более, что вы не просто так захотели встретиться со мной. Или я неправ?

– А почему бы мне и не погулять с тобой при хорошей погоде? – хмыкнул Турецкий. – Погулять и поговорить. Как никак, а я все-таки твой крестный отец.

Его уже стала настораживать излишняя настырность Игната, которую тот хотел спрятать под бесшабашной веселостью.

– Или, может, я неправ?

– Правы! Вы всегда и во всем правы, – поднял руки Игнат. – Но в таком случае позвольте мне угадать, о чем будет разговор?

Парня несло, и Турецкий что-то не мог припомнить случая, когда бы он разговаривал с ним в подобном ухарском тоне. Может, все-таки сказывалось присутствие этой девицы, в общем-то, довольно интеллигентной, которая всем своим видом показывала, что лично ее этот разговор пятидесятилетнего мужика с крестником не касается.

– Хотите сделать мне предложение, от которого я не смогу отказаться?



– Пожалуй, – согласился с Игнатом Турецкий. – Но это чуть попозжей, как говорят в Париже. А сейчас... Слушай, Игнат, тебе не кажется, что наша милая Настя заскучала? Может, попросим ее купить мороженое?

– Ага... а мне – сладкую вату, – кисло улыбнулся Игнат.

Он не хотел, чтобы Настя уходила, видимо, чувствуя в ней какую-то внутреннюю поддержку, однако Турецкий уже доставал из кармашка сотенную ассигнацию.

– Настя, в честь нашего знакомства. Три самых лучших на ваш вкус.

– Ага, а мне – сладкую вату, – повторил Игнат и повернулся к Турецкому. – Она ушла, говорите. Ведь вы хотели, кажется, что-то предложить?

– А может, по пиву? – негромко произнес Турецкий. – А то... сладкая вата, сладкая вата... Тебе уже можно.

Игнат как-то искоса взглянул на своего крестного.

– Я не пью пива. Да и вообще алкоголь не принимаю.

– С чего бы так? – искренне удивился Турецкий.

– Не понимаю этого кайфа.

Это уже была подстава, которой Александр Борисович не мог не воспользоваться:

– А какой тебе кайф больше по душе? Наркотики?

Было видно, как на какое-то мгновение Игнат стушевался, однако тут же заставил себя собраться и даже вскинул на Турецкого удивленно-обиженный взгляд.

– О чем это вы?

В его голосе чувствовалась напряженная нервозность.

– Да все о том же, – совсем буднично ответил Турецкий. Так, будто речь шла о леденцах, а не о наркотиках. – А чтобы дальше ваньку не валять, должен тебя предупредить: я сам в твоем возрасте был чемпионом в тяжелом весе по вранью, так что... – И уже почти кричащим шепотом: – На чем сидишь? Где берешь эту дрянь?

Он думал, что его Игнат, его крестник, моментально расколется и возможно даже будет умолять его ни о чем не говорить отцу, однако вышло далеко не так, как он ожидал.

– Вас что, папа прислал? – Глядя в сторону, отозвался Игнат.

– Зачем же папа? Пока это моя инициатива.

На каменном до этого лице Игната запечатлелось нечто похожее на презрительную ухмылку.

– Ну-ну, – протянул он. – Выходит, сами, по личной инициативе. Так вот, дядя Саша. Никаких наркотиков я не принимаю и никогда не принимал. Так что у вас неверная насчет меня информация. Деза, как говорят в милиции. Кому-то, видимо, срочно потребовалось опорочить сына Дмитрия Шумилова.

Он замолчал было, однако тут же добавил, презрительно усмехнувшись:

– Видимо, из-за той же «Клюквы».

– Какой еще клюквы? – поначалу даже не понял Турецкий.

– Да той самой, над которой отец так долго работал и которую у него украли.

Почти шокированный подобной наглостью, Турецкий смотрел на Игната.

Крестник! Сын Димы Шумилова и его единственная надежда и опора. Будущий студент Сорбонны... Вот и гадай теперь, где прячется добродетель.

– Ты... ты что, издеваешься надо мной? – с трудом подбирая слова, выдохнул Турецкий. – Неверная информация?.. Деза и клюква? Если уж на то пошло и ты стал таким ушлым, я устрою обыск в твоей комнате, и ты уже отправишься не в Сорбонну, а на зону, где придется посидеть годик-другой за хранение! Врубаешься, надеюсь? Или отправлю на принудительное лечение. Ты что, засранец, этого хочешь?