Страница 2 из 8
От этой мысли настроение испортилось окончательно, и Турецкий вновь мысленно вернулся к шумиловской разработке.
«Клюква»... Господи, надо же было придумать такое название!
Когда до лабораторного корпуса оставались считанные километры, а скорость из-за тех же пробок снизилась до десяти километров в час, он достал из кармашка мобильник, вытащил из «памяти» плетневский номер.
– Антон?
– Да, Саша, жду.
Несмотря на ту черную кошку, которая пробежала между ними, и нарочитую отчужденность самого Александра Борисовича, тот продолжал называть его «Саша».
– Уже на подъезде, – отозвался Турецкий. – Бригада приехала?
– Давно. Криминалисты уже заканчивают.
– Щеткин? Петя?
– Да, как вы и просили.
– Хорошо, ждите, скоро буду.
Припарковавшись у главного подъезда лабораторного корпуса, где неподалеку от «Скорой помощи» по-хозяйски расположились несколько милицейских машин, Турецкий взбежал по ступенькам и лицом к лицу столкнулся с Петром Щеткиным, который, видимо, заметил его из окна.
С Петром он был знаком давно, еще с институтских времен.
– Где он?
– Савин? В своей комнатушке лежит. Приказано не уносить до твоего приезда.
Они прошли в комнату, где за столом Савина что-то писал следователь, а ее хозяин...
Вот и угадай после этого, сколько отмерено «небесной канцелярией» – тридцать лет или семьдесят два года. Еще вчера о нем говорили как о перспективном молодом ученом, за которым большое будущее, а сегодня...
Мертвый Савин лежал на полу, в луже крови, и зрелище это было не из приятных.
Кивнув следователю, Турецкий покосился на двух криминалистов, которые уже заканчивали свою часть работы, повернулся к Щеткину.
– Что-нибудь есть сказать?
Щеткин чисто профессионально пожал плечами.
– В общем-то, ребята уже посмотрели... Смерть наступила ночью, где-то между двумя и тремя часами. Предположительно от удара по голове тяжелым тупым предметом.
– Кто обнаружил?
– Уборщица, в восемь тридцать утра. Тут же сообщила охраннику, ну, а тот уже – по инстанции. Мои ребятки уже допрашивают сотрудников.
– И?..
– Пока что ничего. По данным охраны, кроме самого Савина в лаборатории никого больше не было.
– Выходит, самострел? – усмехнулся Турецкий.
И снова Щеткин невнятно пожал плечами.
– Да как сказать... Не самострел, конечно, но не исключено, что тупым предметом мог быть и вот этот угол стола.
И он кивнул на заставленный пробирками, ретортами и колбочками рабочий стол, посреди которых красовалась ополовиненная бутылка довольно дешевого, явно самопального коньяка.
– Твои принесли или здесь уже было?
– Обижаете, гражданин начальник, – хмыкнул Щеткин. – Мои орды на выезде не пьют.
– А это?
– А это, судя по всему, с ночи осталось. Не допили. А возможно, что и не допил бедолага. Только тратился зазря.
– Пожалел волк кобылу, – буркнул Турецкий и еще раз окинув взглядом небольшую лабораторию, в которой творил младший научный сотрудник Савин, повернулся лицом к Щеткину. – Собаку, надеюсь, пускали?
– А толку-то, – отозвался Щеткин. – Чувствуешь, какой здесь запах? Видать, когда он падал, то какие-то ампулы на столе рукой зацепил и... Короче, наш Мухтар даже нюх потерял. Чихает, бедолага, как простуженная бельгийская лошадь.
У этого опера, многоопытного, как сельский сбор старейшин, все живые твари были «бедолагами», включая, естественно, и жмуриков, которых он столько перевидал за свои годы службы, что этого хватило бы на весь оперативный состав небольшого отделения милиции.
– Что и говорить, амбре похуже, чем в станционном клозете, – послышался от дверей голос Плетнева, и на порожке, заслоняя собой весь проем, выросла массивная, шкафоподобная фигура бывшего спецназовца. – Я тоже прочихаться не мог, когда зашел сюда.
Чтобы не уподобляться «чихающей бельгийской лошади», они прошли в коридор, где уже немного расслабившийся Щеткин пробурчал недовольно:
– Что за контора такая?.. Из всего начальства только психующий завлаб да какой-то нервный академик, с которым разговаривать, что на высокопоставленный труп выезжать. Всем ребятам успел кровь испортить. Будто не у них сотрудника замочили, а мы его в эту комнатень подкинули.
И он удивленно покрутил головой.
– Вот же хмырь!
«Академиком», судя по всему, был Ясенев, звезда первой величины в фармацевтике, как в свое время охарактеризовал его Шумилов, и Турецкий счел за нужное прервать разглагольствования Щеткина, который, видимо, и вправду нанюхался какой-то дряни в лаборатории Савина:
– Все, Петя, спасибо. И спасибо великое, что приехал. А теперь просьба. Как только будут результаты экспертизы – дай знать. Буду очень тебе благодарен.
– Само собой, – пожал плечами Щеткин и, кивнув Плетневу, спорым шагом направился по коридору к выходу.
Оставшись с Антоном вдвоем, Турецкий спросил негромко:
– Что-нибудь успел накопать? Я имею в виду по факту... – Он хотел было сказать убийства, но вовремя осекся и только кивнул в сторону открытой двери лаборатории, где в подсохшей луже крови все еще лежал Савин.
Плетнев обреченно вздохнул, и на его лице застыла маска не справившегося с заданием человека.
– Пока что ничего. Опросили кого могли, но... – И он виновато развел руками. – Никто ничего не знает.
– А что говорит их служба безопасности?
– В том-то и дело, что ни хрена не говорит! – вскинулся Плетнев. – Из всей службы только охранник на месте, Модест, а Глеба до сих пор нет.
«М-да, – мысленно пробурчал Турецкий, – видимо прав был Петя Щеткин, когда пожаловался на порядки в “этой конторе”».
И снова он подумал о Шумилове, которому его «Клюква» грозила большими неприятностями. С его-то мягкостью и внутренней интеллигентностью надо не родню набирать в свою команду, а крепких, порядочных профессионалов, которые смогли бы оградить его хотя бы от чисто внешних неприятностей.
– Ладно, хрен с ним, с Глебом, все равно ничего толкового не скажет, – подвел черту Турецкий. – Ну, а сам-то... версии, догадки, предположения? Впечатление такое, будто это несчастный случай. Как говорится, молодо-зелено. Вот и не рассчитал своих силенок. Закосел и... и головой об стол. Возможно, что даже поскользнулся на какой-нибудь дряни.
– Похоже, – согласился с ним Плетнев. – И поначалу я тоже так подумал. Но потом...
Он с силой щелкнул пальцами и уже каким-то яростным, напористым тоном произнес:
– Ты понимаешь, Саша, не может быть, чтобы это был просто несчастный случай. Не может! Он, этот самый Савин, он что-то знал про ограбление, и...
– И его убрали, – внес свою лепту Турецкий.
– Насколько я чувствую, это именно та рабочая версия, от которой надо бы и плясать.
Турецкий хотел уж было съязвить, «вот и пляшите, господин Плетнев. Глядишь, и не останется времени, чтобы чужих жен уводить из конюшни», однако в этот момент в конце коридора показалась приземистая фигура охранника, и он вовремя осекся.
– Антон Владимирович... Можно вас на два слова? – произнес Модест, остановившись в двух шагах Плетнева. И откашлялся в кулачок, покосившись на Турецкого.
– Говори здесь, слушаю.
Модест еще раз покосился на Турецкого и негромко произнес:
– Тут такое дело... В общем, сегодня ночью, что-то около трех было, в лабораторию зашел Шумилов. Я имею в виду Глеба Вячеславовича... вице-президента.
– И?.. – подался к нему Плетнев.
– Ну-у, пробыл он там минут десять, не больше, и ушел. – Модест как бы замялся, словно решал, стоит ли обнародовать лишнее, и все также негромко добавил: – Как мне показалось, очень уж он нервничал.
Плетнев вскинул вопросительный взгляд на Турецкого и снова уставился на Модеста.
– А ты... ты, случаем, не ошибаешься? Может, обознался? Спутал с кем-нибудь?
– Исключено! – обиженно пробурчал Модест. – Тем более, что на работе я кроме чая да кофе ничего не пью. Это каждый подтвердить может.