Арбузный король

Она отвесила мне легкий поклон и попятилась в тень. Слава богу, я тоже сидел не на свету, и никто не мог заметить, как сильно я покраснел.

Спустя мгновение появилась новая женщина. Молодая. Она остановилась на границе светового круга так, чтобы свет падал лишь на одну половину ее лица.

— Мистер Райдер, — сказала она. — Меня зовут Кара, но, кроме своего имени, я не могу сообщить вам ничего достойного внимания. Впрочем, есть у меня одна вещь, привлекающая внимание. Из-за нее-то я сюда и пришла.

Она повернула голову и продемонстрировала мне другую сторону лица, поперек которого — от верхней части уха до подбородка — тянулся длинный розовый шрам. Он походил на кусок веревки, вживленный под кожу. Я не смог удержаться: при виде этого шрама меня передернуло как от боли.

Женщина улыбнулась:

— Ну вот, теперь вы знаете, почему я здесь. Это случилось, когда мне было шесть лет. Я вскарабкалась на спинку дивана и попыталась по ней пройти, изображая из себя акробата. Падая, я опрокинула журнальный столик, на котором стоял стакан чая. Стакан раскололся на полу, а я проехала лицом по осколкам.

Она взглянула на меня и грустно покачала головой:

— Женщине со шрамом во все лицо трудно заставить себя часто бывать на людях. Конечно, это обстоятельство освободило мне время для чтения. Я очень много читаю, мистер Райдер. Но в сердечных делах… — Она дотронулась до шрама. — В сердечных делах это большая помеха. Да, мне случалось влюбляться. Моя мама всегда говорила: «Если ты будешь держаться как красивая женщина, знающая себе цену, люди признают тебя таковой». Но мама ошибалась. Любовь не может преодолеть все, я убедилась в этом на собственном опыте. Она не способна преодолеть даже это. А если она не способна это преодолеть, какой от нее толк?.. Сейчас все, чего я хочу, — стать частью этой истории. Как самая безобразная женщина в Эшленде, я вполне гожусь на роль «наименее вероятной». Мы все состоим из историй, вы сами это знаете. Только истории нам и остались. Истории о войне, истории о неграх, истории об арбузах, истории о любви. Вот к чему я стремлюсь. Мое соединение с вами должно начать новую главу в истории Эшленда.

Она подошла ко мне ближе, гораздо ближе, чем ее предшественницы, опустилась на колени и с отчаянием посмотрела мне в глаза.

— Вам случалось ощущать себя призраком, мистер Райдер? Я хочу сказать, невидимкой? Не в буквальном смысле — я говорю о том состоянии, когда окружающие просто не замечают человека или воспринимают его не таким, каков он есть на самом деле. Весь остальной мир занят своими делами, а ты находишься в его центре и в то же время как бы вне его, глядя на других людей со стороны и пытаясь окликнуть их: «Эй, посмотрите, я здесь! Это я!» Но, как это бывает во снах, ты не можешь подать голос, не можешь сделать ничего. Тебе остается лишь надеяться, что кто-то вдруг тебя заметит и узнает, разглядит твое истинное лицо. Знакомы вам эти чувства?

Я кивнул.

— Прикоснитесь ко мне, — попросила она.

— Что?

— Прикоснитесь ко мне.

Она закрыла глаза и вытянула вперед загорелую руку. Чуть помедлив, я потянулся ей навстречу. Когда мои пальцы находились уже в каких-то миллиметрах от ее руки, я поднял глаза и посмотрел ей в лицо, сейчас хорошо освещенное. Обе его половинки выглядели как лица двух разных людей.

— Ну же! — сказала она, не раскрывая глаз. — Просто прикоснитесь. Иногда бывает достаточно одного лишь прикосновения.

Я дотронулся до ее шрама. Она вздрогнула; улыбка исчезла с ее губ. Чувствовалось, что она очень хочет открыть глаза, но борется с этим своим желанием. Дыхание ее стало коротким и прерывистым.

— Вот так! — сказала она наконец, открывая глаза и глядя на меня в упор. — Я больше не призрак. Пока ощущаю прикосновение, я не призрак. Хорошо бы сохранить это ощущение навсегда.

— Миссис Парсонс… — послышался голос Люси, уже открывавшей дверь гостиной.

— Не входи, Люси! — мгновенно среагировала миссис Парсонс.

Но Люси то ли не расслышала, то ли не обратила внимания на предупредительный возглас. Она распахнула дверь и быстро вошла в комнату, застав весьма пикантную ситуацию: стоящую на коленях женщину и меня, прижимающего пальцы к ее изуродованному лицу.

— Ну и ну, — сказала она. — Я и не знала, что белые люди делают это таким манером.

— Люси! — строго сказала миссис Парсонс.

— Привет, Люси, — подал голос и я, пытаясь улыбнуться.

И внезапно я почувствовал, как кровь быстрее заструилась в моих жилах. Что-то непонятное творилось со мной при одном взгляде на нее или когда она оказывалась поблизости. Увы, это было все, что я мог: взглянуть, разминуться в коридорчике по пути к ужину, уловить ее запах в моей комнате после того, как она там прибралась, ощущать ее присутствие повсюду в этом доме, хранить в кармане ее давешнюю записку… До той поры мы с ней не перемолвились ни единым словом.

_

Моя шестая ночь в Эшленде, уже в самый канун фестиваля, ознаменовалась очередной церемонией под названием «Ночь бывших королей». Эта была встреча всех лиц, в разные годы занимавших Арбузный трон, и проводилась она в банкетном зале на втором этаже кафе «Антрекот». Миссис Парсонс сказала, что меня там будут ждать, ну я и пошел (надо сознаться, с большой неохотой). Я поднялся на второй этаж по покрытой ковром лестнице и увидел Шугера. Он сидел перед дверью на складном стульчике, смехотворно маленьком по сравнению с массивной фигурой седока, — казалось, еще немного, и стул провалится в недра его широченной задницы. Увидев меня, Шугер расплылся в улыбке; при этом торчавшая в углу его рта сигара приветственно задралась вверх.

— Здравствуй, Шугер, — сказал я.

— Меня предупредили, что ты должен появиться, — сказал он, подмигивая. — Заходи. Только не подумай, что если я сижу здесь, это означает, что я когда-то был одним из этих вшивых королишек. Я впервые вкусил радости любви еще в четырнадцать лет и продолжаю вкушать их по сей день. А здесь я вроде как привратник, хранитель ключей.

— Понятно, — сказал я.

Он подмигнул мне еще раз и переместил вес на жалобно скрипнувшем стульчике.

— Боишься? — спросил он.

— Боюсь? Нет, с какой стати, — сказал я, хотя на самом деле мне было не по себе. Я знал, почему они меня пригласили.

— Молодец, — сказал он, ухмыляясь. — Ну так иди развлекайся.

В зале находилось от сорока до пятидесяти мужчин — все как на подбор в серых либо коричневых костюмах, старомодных галстуках и начищенных до блеска ботинках. Я был одет в лучшее из того, что привез с собой: коричневые вельветовые джинсы, белую рубашку и новенькие теннисные туфли. Миссис Парсонс сочла этот наряд недостаточно солидным для такого торжественного случая, но у меня уже не было времени заниматься своим гардеробом. Расставленные по залу круглые столы были покрыты бежевыми скатертями, а в центре каждого стола красовался большой арбуз, увенчанный золотистой короной из пластмассы.

Когда я вошел, все присутствующие повернулись в мою сторону; гул голосов на мгновение стих. Кое-кто поприветствовал меня взмахом руки, иные — улыбкой, а некоторые наклонились к своим соседям по столу и что-то прошептали, после чего, обменявшись понимающими кивками, вновь обернулись ко мне. Здесь было много знакомых лиц, попадавшихся мне на глаза во время прогулок по Эшленду. Тогда они ничем не отличались от обычных горожан — тех, кому в свое время удалось избежать коронации. Мелкие предприниматели, торговцы, наемные рабочие. Отцы, мужья, сыновья. Я не знал, какие обстоятельства выделили их из общей массы, что помешало им вовремя потерять невинность. Среди них оказалось и несколько мужчин из числа тайных претендентов на звание моего отца. Некоторые из «отцов» сидели за столами бок о бок и мило беседовали между собой. Все они мне улыбнулись, но больше никоим образом не проявили свои отцовские чувства.

После того как мое появление было переварено публикой, все вернулись к прежним занятиям: они оживленно болтали, перегибаясь через стол или поворачиваясь к сидевшим за соседними столами. Искаженные до неузнаваемости мелодии с хрипом вырывались из маленького магнитофона в дальнем конце комнаты. Лампы под потолком светили тускло. В поисках свободного места я прошел меж столами, попутно добирая впечатления.