Клинок выковывается

Утром, проводив недовольного нубийца к деревенским, я пошёл к гномам: Дорн и пять его вооружённых воинов уже ждали меня.

— Двинули помаленьку, — крякнул гном и быстро зашагал в сторону степи.

За два с небольшим дня мы осмотрели почти всё, что хотели, я даже зарисовал на куске тряпицы небольшой план местности, которую мы прошли. К концу третьего день мы решили возвращаться, переночевав в удобном овраге, по дну которого тёк небольшой ручей. Назначив смены часовых, мы легли спать, моя смена была ближе к утру.

Проснулся я оттого, что почувствовал, как по моей ноге что-то скребется. Тихо выругавшись, я стащил сапог и вытряс из него крупного жука. Поддав его ногой, чтобы он отлетел подальше, я натянул сапог обратно на ногу и стал укладываться. Внезапно я явственно услышал хрип, который бывает, когда кому-то перерезают горло — пару раз я слышал такое, и этот звук запомнился мне надолго. Я быстро стряхнул остатки сна и принялся будить остальных. Не успели мы встать в круг, как на нас, сбоку, молча, из темноты бросились вооружённые люди.

Едва кинув на них взгляд, я понял, что это кочевники, а также и то, что их слишком много и шансов выстоять у нас нет никаких. «Нужно рассредоточиться и попытаться скрыться, — понял я, — ночью у нас больше шансов уйти поодиночке».

— Единственный нас шанс прорваться, это отступать в ту часть оврага, — быстро зашептал я гномам, — как я кинусь на них, сразу рассредоточиваемся и уходим поодиночке.

— Но, тан… — попытались возмутиться Дорн и остальные гномы.

— Это приказ! — прорычал я. — Мы сейчас в одном пешем переходе от нашего дома, представьте, за сколько туда верхом доберутся кочевники? Нужно любой ценой предупредить наших, даже если мы с вами погибнем. Представляете, что учинят кочевники, если нападут сейчас?

Гномы вздрогнули только от одной мысли об этом, и слегка приподняли руки в знак согласия с планом.

— По моему сигналу, — повторил я и, наметив первую цель, бросился к кочевнику. Тот открыл было рот, чтобы, видимо, воплем испугать меня, как тут же рухнул с пробитым горлом. Оглянувшись на гномов, я увидел, что они по одному исчезли в темноте.

Подхватив копьё, я бросился наутёк, но, едва выскочив из оврага, наткнулся на отряд степняков. Заметив меня, они с улюлюканьем подхлестнули коней и помчались ко мне. Сплюнув от такого невезения, я принял бой.

Мне повезло только в одном: на тренировках Рон учил меня противостоять в том числе и конным воинам, поэтому зная, что слабое место всадников — это их кони, я старался атаковать в основном лошадей, не отвлекаясь на их всадников.

Лошадиное ржание разнеслось далеко в тишине ночи, когда я принялся, уворачиваясь от сабель кочевников, тыкать копьём в брюхо животных.

Кочевники быстро поняли мою тактику и разом бросились врассыпную, уходя от уколов копья. В центре круга, где я стоял, осталось лежать пять лошадей и всего два трупа. Остальные кочевники вылезли из-под своих лошадей и теперь полукругом подходили ко мне.

«Нужно прикрыть спину», — понял я, бросаясь в сторону, чтобы стать спиной к стене оврага. Кинувшегося мне наперерез одного из кочевников я сбил с ног, ударив его в живот тупым концом копья, и, пока не подоспели его собраться, прислонился спиной к тёплой стене оврага. Сердце было готово выпрыгнуть у меня из груди, а клейкие слюни трудно было сглатывать. Пока у меня было несколько секунд перед атакой, я постарался восстановить дыхание.

На помощь спешенным воинам кинулись их соотечественники, и когда передо мной оказалось четверо бородачей с лёгкими саблями в руках, я крепче сжал копьё. Всё остальное я вспоминаю с трудом, я даже особо не думал над тем, куда бить и как уклоняться. Тело действовало практически само, я только выполнял движения, которые мне казались верными. Скоро мне, как кипятком, обожгло бок, и я почувствовал, как по одежде потекло что-то тёплое. Удары сыпались один за другим, и через минуту я начал выдыхаться. Не помогало даже то, что я старался держать их подальше от себя, не переходя в рукопашную схватку. Ещё одно неверное движение — и кончик сабли рассёк мне плечо, правая рука сразу обвисла плетью.

Вместе с выходившей из меня кровью я терял и силы, удар саблей плашмя по голове положил конец бою.

Глава 3 Плен

— Гайсак, как там этот сын шакала? Не умер? Смотри, головой за него отвечаешь! — резкий голос и рывок за волосы вывел меня из забытья.

— Да мудрейший, слушаюсь, — раздался рядом ещё один голос, и голова моя ударилась о горячий конский бок.

— Дарек, куда ты смотришь?! — внезапно рявкнул первый говоривший, и я услышал удаляющиеся шаги.

Сначала я не понял, где я, голова гудела так, что мысли никак не могли собраться в одну кучу. Бок и плечо горели, при малейшем движении коня острые иглы боли впивались в меня.

Я осторожно открыл глаза и убедился в своем предположении: я висел, перекинутый через круп коня, мои руки и ноги были связаны кожаными ремнями.

Поняв, где я, сразу вспомнил обстоятельства, при которых угодил в такое положение.

«В плен попал, — констатировал я, следом пришла другая мысль: — Интересно, удалось ли гномам вырваться, или захватили и их тоже?».

— Повелитель, чужак очнулся, — прозвучал ответ того, который среагировал на имя Гайсак.

«Как, интересно, он догадался, ведь я всего лишь открыл глаза?», — слегка удивился я.

— Давай скинь его с лошади, мне хочется на него посмотреть, — послышался голос издалека.

Меня бесцеремонно спихнули с лошади, и я мешком повалился на землю, ноги и руки, перетянутые ремнями, затекли от долгого бездействия. Я открыл глаза и повернулся на бок. Рядом со мной стоял низкорослый кочевник в той же одежде, что были те, с кем я сражался: меховая шапка с наложенным поверху металлическим, остроконечным шлемом, и стёганный плотный кафтан, с нашитыми на нём толстыми бляхами из нескольких слоёв кожи. Плоское лицо с небольшими усиками, узкие глаза внимательно наблюдали за моими действиями, а в руке степняк держал изогнутую саблю.

«Стоит показывать, что я знаю их язык, или же нет? — задумался я. — По здравому разумению лучше, чтобы они не догадывались об этом, тогда я может, больше узнаю, хотя бы куда меня везут и зачем».

— Ремни сними, — я обратился к нему на шаморском языке, — руки затекли.

От звуков моего голоса он сначала дёрнулся, но потом сплюнул и ответил на своём языке:

— И чего лопочет, шайтан его разбери, нет бы, на нормальном языке говорил, — пробурчал он. Мне почему-то сразу вспомнилась Марта и её отношение к другим языкам.

— Тупой, что ли? — я глазами указал на ремни и вытянул руки вперёд.

— Ага, разбежался, ремни тебе снимать, — оскалился кочевник, — нашёл дурака.

Он осторожно оглянулся назад, стараясь держать меня в поле своего зрения, и посмотрел на приближающегося к нам второго кочевника. По его горделивой походке, лучшей одежде и богато украшенному кнуту я понял, что похоже это и есть тот самый господин.

Подошедший сначала разглядывал меня, а затем на ужасном шаморском сказал.

— Ты есть кто?

— Я есть слуга барона Максимильяна.

До полной ясности я решил оставаться скромной персоной: одежда на мне простая, украшений и документов нет, разве что копьё слегка необычное.

Кочевник хмыкнул и ударил меня кнутом. Я видел замах, поэтому подставил руку, поскольку эта паскудина метила мне в лицо. Руку обожгло болью.

— Когда с тобой разговаривает господин Шарек, ты должен кланяться и говорить «да, хозяин», — торопливо произнёс первый кочевник, и вовсе не из-за заботы обо мне. Раз этот Шарек сказал, что он отвечал за меня головой, значит, так и было.

— Я есть слуга, да хозяин, — вежливо ответил я, стискивая зубы.

— Умный воин, мёртвый воин, — загоготал Шарек и уже на своём сказал Гайсаку, отвернувшись от меня, — будь внимателен, он умнее, чем кажется.

Я чертыхнулся, сукин сын провёл меня своей корявой речью, а вечная причина умничать в этот раз меня подвела.

Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.